В эту ночь — третью по счёту — должен наступить «момент истины». На дурочку финикиянка не похожа, так что должна была сообразить, за что ей платится «левак». Но — «положение обязывает», и каждый играет свою роль должным образом, и лично мне это не в напряг. Слава жриц Астарты вполне ими заслужена, и Барита — живое тому доказательство. В постели она вытворяет такое, что уже мой рассказ о первой ночи вогнал Софонибу в краску, после чего мне пришлось учить её кое-каким премудростям. Поэтому роль дорвавшегося до элитного женского тела похотливого самца даётся мне без труда — ну, если не считать чисто физического, гы-гы! А когда, вымотавшись, мы перешли к беседе «за жизнь», жрица наглядно продемонстрировала мне, что я в ней не ошибся. Даже не пытаясь гладить по шёрстке моё ЧСВ — Чувство Собственной Важности, если кто не в курсе — она сразу же заговорила о деле.
Дагон — финикиянка поняла и то, что меня интересует именно он, а не тот, о котором я спрашивал для маскировки — уже далеко не первый год был частым гостем в храмовом борделе. Лет пять назад он захаживал редко и снимал либо элитных рабынь, либо жриц низшего разряда. Года три назад зачастил, а затем и перешёл на средний разряд. Саму Бариту он снимал лишь один раз, как и добрую половину её товарок по разряду, задержав свой интерес только на экзотичных красотках вроде блондинистых кельток или африканских «шоколадок», а потом — года полтора назад — дела этого лихого наёмника, судя по кошельку, пошли в гору, и он переключился на высший разряд, половину которого перепробовал, пока не остановился на своей нынешней пассии Рамоне. К ней он теперь и ходит регулярно — когда дважды в неделю, когда трижды — если не бывает в отлучках по службе.
Я молча выудил из кошеля тяжёлую пятишекелевую монету и положил её перед собеседницей. Кошель ни убирать, ни завязывать не стал, поощряя её к дальнейшей откровенности. Ведь раз сообразила, кто мне нужен — должна бы иметь и хотя бы подозрения, в каких именно целях. И снова я не ошибся в финикиянке.
— Он ходит в те же дни, что и ты, только приходит и уходит раньше. Был позавчера, должен быть и сегодня…
Я выудил и положил перед ней ещё два шекеля.
— Верховная жрица не обрадуется, если Дагон перестанет приносить в храм своё золото и серебро…
Это попахивало откровенным вымогательством, но, судя по прозрачному намёку на осведомлённость, информация того стоила, и я не стал жлобиться, добавив ещё пару шекелей. И не зря.
— Последнее время его сопровождают двое, и они похожи на хороших бойцов. Берут элитных рабынь или низших жриц, но не на ночь, а на вечер, после чего отдыхают и восстанавливают силы…
Я снова сунул руку в кошель и принялся перебирать монеты пальцами, заставляя их весьма красноречиво позвякивать.
— Сегодня все трое при мечах, — Барита сделала паузу, дабы я успел понять важность и цену сообщаемого мне…
— А позавчера?
— Как обычно — только кинжалы и трости.
Это потянуло в моих глазах на ещё одну пятишекелевую монету, но мои пальцы снова погрузились в кошель и выразительно зазвякали его содержимым.
— Я не могу сказать тебе всего, но вчера Рамона расспрашивала о тебе…
— Что именно?
— Этого я сказать не могу…
Многозначительно приложив палец к губам, финикиянка указала взглядом на мою сложенную на коврике одёжку и рукой изобразила приподымание чего-то достаточно увесистого, явно не матерчатого…
— Думаю, ты не зря вырядился сегодня в это, — тихонько прошептала она и снова приложила палец к губам.
Так же тихонько я выудил из кошеля и протянул жрице золотой статер. Потом, подумав, ещё один. Казначей «досточтимого», скорее всего, на говно изойдёт и побежит жаловаться хозяину, но надо быть полным кретином, чтобы скупиться, когда тебя практически открытым текстом об опасности предупреждают. Ей-то откуда знать, что мы с Васькиным просчитывали несколько вариантов, и этот в том числе? Потому-то я и не поленился сегодня пододеть под тунику свою бронзовую кольчугу…
Понял я и ещё одну сторону намёка Бариты — что стены в храмовом борделе весьма «ушасты». Поэтому, прикинув хрен к носу, тихонько попросил финикиянку «озвучить» сеанс бурного и продолжительного секса — та едва сдержала смех, въехав в суть моей идеи. Пусть храмовые слухачи убедятся сами и сообщат кому следует, что заплативший за ночь жадный бандюган изо всех своих сил пользуется тем, за что заплачено. На самом же деле, пока жрица работала в качестве заряженного крутой порнухой магнитофона, шорохом и поскрипыванием постели, дыханием и голосом имитируя процесс моего полного обессиливания, я медитировал на коврике, прокачивая эфирку и насыщая её ударными дозами энергии. А заодно и холодной яростью Терминатора из старого американского фантастического боевика. Это ж вдуматься только в расклад! Роскошная баба, абсолютно голая и абсолютно на всё согласная, извивается и стонет у тебя на глазах, и ни одна сволочь слова тебе не скажет, если ты употребишь её по прямому назначению, а ты вынужден вместо этого ДЭИРить, изображая йога или там даоса какого-нибудь! Ну, уроды, млять, в руки только мне теперь попадитесь! Живыми — не рекомендую!
Возвращая мне сданные при входе меч и кинжал, привратный стражник оценивающе взглянул на меня и переглянулся с напарником — видимо, не одни только жрицы в курсе происходящих в храме тайных интриг. Не иначе, как на деньги служивые поспорили, кто кого уконтрапупит. Но, поскольку Барита мне «ничего не говорила», я «абсолютно не в курсах» и переглядывания ихнего «не заметил». Ну не остолопы ли? Вот уже третий раз я, сдавая меч и кинжал, спокойно проношу в храм пистоли, приныканные в наплечных кобурах под плащом! Заряженные, между прочим. Если бы я додумался соорудить аналогичный плечевой подвес для меча — наверное, и его бы спокойно пронёс — надо, кстати, учесть на будущее. Слишком уж привыкли аборигены к тому, что в этом мире оружие носится открыто, напоказ.
За воротами храма я иду не торопясь, тяжеловато, старательно изображая умаявшегося до изнеможения. Сам же при этом энергопотоки раскачал до максимума. Дагон и два его головореза не показываются пока мне на глаза, но я чую их присутствие неподалёку. Да и где же им ещё быть? У самих ворот нападать на меня не станут, не нужны им лишние свидетели, но по той же самой причине не дадут мне и до пристани дойти. Как раз посерёдке между этими двумя точками было бы логичнее всего подготовить для меня неожиданную встречу. Дабы развеять все их сомнения, я принялся беспечно насвистывать «Шварцбраун ист ди хазелнюсс». Финикийцы, конечно, не евреи, но тоже семиты, так что, учитывая ожидающий их сюрприз, немецкий марш, да ещё и фильмом «Обыкновенный фашизм» в качестве махрового нацистского бессовестно, но талантливо распиаренный — самое то, гы-гы!
Как и просчитали мы с испанцем, нарисовались они со стороны городских стен. Это диктовалось логикой расклада — страже на стене тоже никчему видеть и слышать лишнее, и подпускать меня к стене вплотную, когда я побегу спасаться от них, им явно не улыбалось. К берегу моря — другое дело. Там прибрежные камни, там шумит прибой — кричи, сколько влезет, если и услышит какой не в меру бдительный караульный, то оно ему надо — вмешиваться в то, за что он не отвечает? А заодно и труп потом недалеко тащить, чтоб притопить от лишних глаз. Вот и вышла троица финикийцев так, чтоб ни к стене меня не пустить, ни к пристани, ни обратно к храму — ага, типа, обложили! Я едва не расхохотался, глядя на них — как я и представлял, все трое были в плащах с капюшонами, эдакие опереточные злодеи из дешёвых мистических боевиков.
Наши с Васкесом планы навязываемый ими сценарий вполне предусматривали — причём, по тем же самым соображениям. Но ведь финикийцам-то знать об этом пока никчему, верно?
Изобразив испуг, затем хитрую задумку, я развернулся — типа обратно к храму сейчас побегу. Один из финикийцев — левый из троицы — тут же выдвинулся наперерез, преграждая путь. Второй — правый — не заставляя меня изображать попытку прорыва вперёд, заступил мне таким же манером дорогу к пристани. Молодцы, ребята, мне как раз этого от вас и надо — рассредоточить вас на хрен! По времени лодка с нашими должна уже подходить как раз к этому месту, и мне совершенно незачем маячить на траектории стрельбы. Вот теперь — правильно, «приходим в отчаяние» и отступаем к берегу. Охватывающие меня с флангов бойцы послушно переместились следом, что тоже меня вполне устраивало. На дороге у них были хорошие шансы атаковать меня чётко и слаженно — умеют, надо думать, а вот на этих каменюках — ну-ну, с нетерпением жду этого клоунского спектакля!
Но они не спешили. Следом за ними выдвинулся и средний, чернобородый, заметно прихрамывающий.
— Куда же это ты бежишь от нас, аркобаллистарий Максим? Ты же так рвался встретиться со стариной Дагоном! Отчего же ты теперь не рад нашей встрече? И где твоя смертоносная аркобаллиста? — хриплый голос финикийца звучал издевательски, но напрягало меня не это, а то, что я не слышу плеска вёсел. Какого, спрашивается, хрена! Ведь сверяли же с Володей часы! Конечно, мы предусматривали и неизбежные на море случайности, потому-то я и заманивал их на камни, по которым в темноте не очень-то попрыгаешь…
