И стреломёт выстрелит ядром подходящего диаметра, если приспичит, ведь стрелял же я из своего арбалета «желудями» для пращи, но выстрел при этом получается не очень-то прицельным, а нам сегодня такого безобразия не надо. Нам поточнее желательно, а для этого агрегат должен быть с ползуном. Его-то я и достаю со дна корзины с закусью, под которой он был надёжно замаскирован до нужного момента. Подогнан он именно под этот «скорпион» и пару раз испытан пристрелкой на те же двести метров, только не по городу, конечно, а по плавучей мишени в заливе. «Жёлудем», естественно, не стрелой. И, как и давеча в Кордубе, маскировались эти стрельбы пращниками-балеарцами, бившими наугад навесом по той же мишени. Дежурившие в это время на башне стражники подпаивались аналогичным образом, так что наши эксперименты огласки не получили, и предстоящему сюрпризу ничто не мешало.
Близится и момент, ради которого всё это затеяно. С помоста спустился закончивший свою речь оратор, и на его место поднимается Сакарбал — начальник всей городской стражи Гадеса, главный городской силовик, если в современных терминах. А заодно — зять Ратаба, главы клана Митонидов, и это здорово осложняет жизнь клану Тарквиниев. А раз так — не пора ли гадесской страже сменить руководство? Сакарбал, конечно, окружён охраной, а кроме неё на самой площади и в окружающих её домах ещё несколько патрулей копейщиков и пращников. И как раз между нами и помостом — излюбленное место одного из лучших гадесских пращников, балеарца Этона.
У хороших стрелков — своя профессиональная гордыня и свой способ меряться хренами. Лучники, например, метят свои стрелы, а у пращников в моде метить свои «жёлуди». Кто-то какой-нибудь обидной для жертвы надписью типа «Поделом мне», кто-то принятым в отряде девизом, а самые крутые и известные — собственным именем. Самым шиком у них считается впечатать свою свинцовую пилюлю так, чтобы надпись отпечаталась на убитом. Таков и Этон, которого гордыня-то и сгубит. Лично против него я ничего не имею, но скромнее надо быть, скромнее. Если ты лоялен к начальству — зачем лаешься с ним, будь ты хоть трижды одним из лучших? И зачем метишь свои боеприпасы собственным именем, если твоя меткость и так никем не оспаривается? Увы, не повезло бедолаге.
Не так уж трудно было напоить оружейника, отливающего для Этона его «именные» пилюли. И пока тот квасил, а потом выходил из запоя, нужная литейная форма погостила у его коллеги, и без дела она там не валялась.
Мы аккуратно взвели «скорпион», Володя с Хренио обмотали упоры-ограничители его рамы дополнительной мешковиной, чтобы удар по ним рычагов при выстреле был потише. Наводка по вертикали размечена ещё при пристрелке, и мне остаётся только совместить мазозаметные царапинки и зафиксировать механизм в этом положении. По горизонтали ещё проще — доворачиваем весь агрегат, целясь по «стволу». Учитывая продолговатость «жёлудя», он неизбежно закувыркается в полёте, поэтому я не лихачу, в башку не целюсь, а целюсь исключительно в брюшину засидевшемуся в начальниках стражи Сакарбалу. Если промажу в него, что весьма вероятно, так охрана его кучно стоит, хоть кого-то, да зацеплю, и это наешего нанимателя на худой конец тоже вполне устроит. Хорош начальник городской стражи, в которого собственные пращники пуляют, гы-гы! Гнать такого на хрен поганой метлой! Но лучше, если повезёт, всё-таки самого его завалить. И круче, и полезнее…
«Жёлудь» с именем Этона ложится в желобок перед ползуном, как влитый. Потому-то и решили мы воспользоваться «скорпионом», что он по типоразмеру наиболее подходящ. Тяжёлая баллиста и ядро мечет соответствующее, и её выстрел на пращников не спишешь. А оно нам надо — облегчать работу следствию?
Убедившись в правильности прицела, я плавно тяну спусковой рычаг, стараясь по привычке арбалетчика даже не дышать. Для жёсткого станкового агрегата это лишнее, но привычка — вторая натура. Надо стараться сделать хорошо, а хреново оно и само получится. Щёлчок спускового механизма, глухой удар торсионных рычагов по упорам рамы — нам некогда смотреть на результаты. Потом узнаем, из городских новостей. А сейчас мы быстренько оттаскиваем «скорпион», возвращаем на прежнее место, восстанавливаем прежнюю настройку по вертикали, слегка натягиваем, дабы убрать из-под рычагов своё тряпьё…
Так, ничего не забыли? Ага, собутыльников на прежние места вернуть. В смысле — соамфорников. Финикийцы ужрались капитально — мычат, один даже лягается, но хрен кто проснулся. Серёга, впрочем, тоже. А на площади уже опомнились, гвалт поднялся. Так, без паники! Наливаем из амфоры вина на троих, слегка проливаем на туники, остальное выпиваем. В амфоре ещё прилично, но нам больше не надо, от нас и так разит достаточно, и видок у нас соответствующий, особенно у Серёги. Пусть уж служивые опохмелятся, когда проснутся, им нужнее. Разве ж мы звери — собутыльникам… тьфу, соамфорникам на опохмнелку не оставить?
Прихватив всё, чего оставлять не следует, я спускаюсь по лестнице первым. Следом за мной Володя с Васкесом транспортируют нетранспортабельного Серёгу. Тот, вроде, проснулся — Володя, кажется, никогда «Из-за острова на стрежень» не горланил, так что кроме Серёги некому. На площадь нам не надо, нехрен нам там сейчас делать. Мы выходим из башни на стену и идём по ней, не забывая старательно покачиваться и держаться от греха подальше у самого зубчатого парапета. Убедившись, что навернуться со стены вниз башкой нам не грозит, караульный, которому тоже в самом начале налить не забыли, особо нам не препятствовал, хотя и посоветовал всё-же спуститься — бережённого ведь и боги берегут.
— В-вот эт-то ты х-хор-рошо с-сказал! — одобрил я красноречие бойца на таком финикийском, что тот едва разобрал, — Об-бяз-зательно! Но с-спер-рва — лучше н-нет кр-рас-соты, ч-чем пос… поссать с в-выс-соты! — это я уже добавил по-русски, поскольку на финикийский перевести не сумел, но суть служивый понял, когда я как сказал, так и сделал — пришлось привстать на носки, чтоб попасть струёй между зубцами. Теперь стражник крепко запомнит, что чужеземцы Тарквиниев — да, были здесь, но в таком состоянии, что оно равносильно полному и абсолютному алиби.
Через пару башен мы последовали доброму совету стражи и спустились — благо, это было уже на приличном расстоянии от площади. На улицах уже судачили о происшествии, но ничего определённого никто не знал.
— Что случилось-то? — допытывалась у толстого патрульного копейщика не в меру любопытная старушенция.
— Что надо, то и случилось! — привычно и заученно рявкнул стражник, сделав морду кирпичом.
— Там пращника одного из стражи схватили! Его-то за что? — выкрикнула прибежавшая со стороны площади, но явно не посвящённая во все детали горожанка помоложе.
— За что надо, за то и схватили! — выдал официозную версию патрульный — не признаваться же этому быдлу в том, что сам ни ухом, ни рылом!
— Говорят, убили там кого-то!
— Кого? Кого?
— А ну разойдись! Кого надо, того и убили! — рявкнул страж порядка, затем спохватился, что выразился несколько двусмысленно и принялся разгонять зевак с удвоенным рвением. Поскольку гражданам, а особенно гражданкам сей процесс пришёлся не по вкусу, это заняло его надолго, и мы беспрепятственно удалились. Стража у ворот была уже в курсе и подозрительных задерживала, но к нам, заметив наше «почти алиби», не прицепилась. Мы бы так и покинули Остров, если бы нас не задержал Фуфлунс:
— Вы куда? В городе неспокойно, и досточтимому Волнию нужны сейчас все наши люди! Мало ли чего может случиться!
— Н-ну м-мы же…
— Да вижу я, какие вы! За мной, проклятая пьянь, досточтимый вас быстро протрезвит!
— И н-ник-какого отдыха от с-служ-жбы! — пожаловался я страже на беспредел босса.
— Терпи! Мы тоже не прохлаждаемся, а получаем поменьше твоего! — ну никакой солидарности с угнетёнными товарищами по несчастью!
— Топай, умаявшийся ты наш! — поторопил меня «бригадир», — Мне бы так умаяться!
Так он и гнал нас чуть ли не пинками от ворот города до самого элитного квартала, и лишь во дворе особняка Волния расхохотался вместе с нами.
— Молодцы, отлично сработали!
— В кого-то хоть попали?
— Полный порядок! Но — тссс! Официально никто ещё ничего не знает. А так — в лучшем виде всё сделали. Вроде, стонал, когда его с площади несли, но видно, что уже вряд ли жилец…
— Жалко, конечно, Этона, без вины пострадает…
— Если не отмажут. Уже пущен слух, что его «жёлудем» стрелял кто-то из его недоброжелателей. Ох и запутается же расследование! Но — тссс! Даже в доме — никому ни слова!
Ну, ни слова — так ни слова. Мы ж тоже с понятием. Серёга — тот и вовсе рад, что в дом пригласили и дали на лавочке прикорнуть. Фуфлунс пошёл докладывать «досточтимому», а мы присоединились к знакомым харям, с которыми уже доводилось отрабатывать нелёгкий воинско-гангстерский хлеб. Преобладали среди них этруски, но было и несколько иберов, так что говорили на понятном всем языке. Как и почти всегда в подобных случаях, официально нас, низовой уровень, никто в особые хитросплетения вершащихся нашими руками дел не посвящал, но фактически почти все всё знали. Гадес — он ведь только по античным меркам город большой, а по современным — ну, не деревня, конечно, далеко не деревня, но и на мегаполис как-то не тянул. Вращаясь в среде 'бандформирований' клана Тарквиниев, о многом мы были уже и так в курсе, но кое о чём нас просветили только теперь.
