Мир дрогнул и померк, но тут же зажегся снова, мигая и гудя, как перегорающая лампа дневного света. В голове будто засело сверло, которое медленно вращалось. Я чувствовал теплую влагу, щекочущую прижатую к полу щеку. Больше не было ничего, и именно это напугало меня до усрачки. Даже страх, забарабанивший в височную кость тревожными молоточками, заканчивался в горле, хрипло втягивавшем воздух слишком частыми и слишком мелкими глотками.
На границе поля зрения мелькнула тень. Что-то жесткое ткнулось под подбородок и повернуло лицо вверх. Я увидел начищенный сапог, край черного кимоно, бледное лицо Ноала с похожей на шрам улыбкой.
– Ты проиграл, малыш, – почти нежно сказал он. – Приятной смерти.
Пол снова дал мне пощечину. Новый властелин мира оседлал воздух и понесся навстречу нарисованному им будущему. Я остался в прошлом. Я сам был прошлым, но время во мне не хотело умирать.
Боль пронзила позвоночник, будто в него воткнули высоковольтный кабель. Слезы брызнули из глаз – странно, как глазные яблоки не выпрыгнули следом. Я не сразу понял, что это делает свою работу ответный дар Габриэля. Я был трупом, оживающим в чудовищной машине доктора Франкенштейна. Я был вампиром, сращивающим перебитый хребет и разорванные нервы. Вампир во мне корчился в луже собственной крови, царапая обломанными ногтями пол, и кричал.
Никто не слышал меня. Собрание наверху занималось собой и новым демиургом, которого оно заслужило. Ноал смаковал собственное торжество. А я… Я превращался. Вылуплялся из смертной куколки. Я не знал, что изменило меня – кинжал, сделанный из межмировой грани, или переход через эту грань. Но я больше не был бабочкой. Я стал драконом.
– Презрение к врагу – моя броня, – прошептал я, наращивая на свое новорожденное тело доспехи космодесантника. – Вера – мой щит. Болтер – мое оружие!
Хотя пси-пушка тоже не помешает. Плюс плазмаган. И наплечная батарея.
– Смерть послужит мне компасом!
Ранец брони послушно толкнул модифицированное тело вверх. Навсегда запомню лицо Ноала в тот момент, когда он увидел залитое в металл чудовище, ощетинившееся наставленными на него жерлами.
– Welcome, – выдохнул я в динамик шлема, – to the world of Warhummer.
И выпустил в гада серию стомиллиметровых. Черная фигурка улетела в стенку, что, впрочем, было вполне предсказуемо. Как и полная тишина на галерке, забывшей, как дышать. Чего я предвидеть не мог, так это того, что демиург, от которого по идее должна была остаться только дырка, отлепился от алмазной поверхности и… вроде как стекся вместе, словно клякса стянулась в первоначальную чернильную каплю. Народ над моей головой ахнул, раздался тяжелый шлепок – видно, какая-то дама запоздало хлопнулась в обморок. А Ноал уже снова парил передо мной, криво улыбаясь и запахивая размотавшееся кимоно:
– И это все, на что ты способен? – язвительно уронил он.
Я не стал дожидаться продолжения и вмазал шутнику одновременно из болтера и пси-пушки. Рунные снаряды как раз хороши от демонов. Но на этот раз демиург, видимо, подготовился. Выглядело это так, будто тело его стало каучуковым – мои заряды нашли цель и… попросту завязли в ней. Резиновый Ноал даже погасил инерцию, а это значит, что придурок смог сожрать импульс – хм, вспоминаем курс физики – в пару сотен кг/см2. Это заставило призадуматься.
Пока я думал, противник вспучился, будто его мучили газы, и родил на свет нечто, заставившее меня отскочить на десяток метров вверх, а галерку издать очень дружный вопль ужаса. Зубыстые слюнявые головы, повысовывавшиеся из японской «пижамы», шумно занюхали воздух и уставились на меня злыми вертикальными зрачками. Наплевав на копирайт, Ноал стырил дизайн из моего любимого «Чужого» и теперь плодил монстров быстрее Сигурни Уивер.
Пришлось пустить в ход плечевую батарею. Отдача чуть не швырнула меня на балкончик к зрителям. Кого-то шумно стошнило через перила. Я едва успел увернуться, но, глянув вниз, понял несчастного. Демиург распух еще больше и теперь напоминал гигантскую черную гидру, десяток голов которой тянули вверх длинные шеи и плевались чем-то зеленым и явно ядовитым.
Делегаты, превращенные кислотой в вонючую лужу, как-то не входили в мои планы, и я ретиво рванул вниз, паля изо всех стволов. Это оказалось неверным решением. Ноала расперло так, что он едва помещался в вертикальной шахте. Маневренность монстра была никакая, зато меня очень неудачно зажало между его смердящей тушей и стеной. Сверху и снизу извивались на тонких поганочных ножках клыкастые морды, истекали ядом кинжальные клыки, сверкали электрическими импульсами слизистые глазищи – все ближе, ближе…
Я швырнул в первую разверстую пасть опустевший болтер – тварюга проглотила его, будто собачье лакомство.
– Ты знаешь, почему у меня такие большие зубы? – прошипело чудовище голосом Ноала, и вся огромная, бородавчатая туша затряслась от мелкого смеха, радуясь собственной шутке.
– Чтобы сожрать этот мир! – крикнул я, надеясь, что конвент услышит меня за ворчанием голов гидры. – За этим ты пришел сюда, чужой? Чтобы наполнить собственную пустоту?
Хихиканье монстра оборвалось – все уродливые головы уставились на меня немигающими темными глазами.
– Для того чтобы быть демиургом, нужно созидать. А что создал ты? Ты только разрушаешь и жиреешь на чужой боли и страданиях.
– Я создал Помнящих, – прошипела другая пасть, незаметно подкравшаяся слева.
– И память выжгла их души! Посмотри им в глаза – в них такой же холод и пустота, как и в твоем взгляде, Ноал. Тебя ведь нет! Ты – вакуум, ты – абсолютная темнота. Ты пришел погреться у чужого огня, посиять отраженным светом, но вакуум невозможно согреть.
Сотни голов одновременно дернулись, как от удара, и с шипением подобрались ближе к разбухшему грибообразному телу.
– Что случилось с твоим родным миром, Ноал? – продолжил я, чувствуя спинным мозгом напряженную тишину наверху, там, где застыли пораженные люди, вампиры, хаги… – Он тоже канул в твою ненасытную утробу? В эту черную дыру, поглощающую все, стараясь насытить бесконечный голод – голод пустоты? А теперь настала очередь мира Оси упасть внутрь, растворится в твоем Ничто? Ведь ты – ничто! У тебя нет даже своего имени, так что тебе пришлось украсть чужое, нет лица, так что пришлось скопировать мое…
– Ты! Первый! Умрешь! – одновременно три оскаленных пасти атаковали с разных сторон.
От двух я успел увернуться, а третья вскользь вспорола доспех – металл вскипел, вспузырился, обнажая кожу и остатки Вовкиной одежки.
– Я! Стану! Тобой! – еще три чешуйчато-роговых башки выстрелили из туши за мной следом, да только запутались шеями.
– Попробуй! – крикнул я, сдерживая стон. Яд начал разъедать кожу, добираясь до мяса. – Ну, схавай меня! Только учти – как бы тебе не лопнуть! Знаешь, что случается с черной дырой, поглотившей критическую массу?
– Перечитай учебник по физике, двоечник, – хрюкнула бронированная голова, украшенная аж восемью бельмастыми глазами. – Черные дыры вечны! – Кривые зубы щелкнули в миллиметре от моего уха. Прощай, плечевая батарея!
– Черные дыры – это мертвые звезды, – выкрикнул я, лавируя в путанице шей. Какой-то инстинкт толкал меня ближе к жуткой полипообразной туше монстра. – Но даже мертвые звезды рождают галактики!
Еще одна пасть, клацнув клыками и обрызгав кислотой, пронеслась мимо. Вот и брюхо, набрякшее буграми вздувшейся плоти и наклевывающимися почками новых голов. Я сбросил дырявую, местами до бумажной тонкости разъеденную броню. Кровь Габриэля во мне из последних сил боролась с разрушениями, сращивая волокна, закрывая язвы блестящей красноватой кожицей. Инстинкт самосохранения, слепой и уверенный в своей правоте, гнал меня прочь, накачивая адреналином для побега.
Я закрыл глаза. Развел руки и обнял гноящуюся, истекающую сукровицей массу, прижался к ней всем телом. Я растворялся. Я слышал шипение собственной пенящейся белками плоти. Это больно, очень больно – становиться звездой. Больнее, чем рождение, страшнее, чем удары в лицо, смертельнее, чем слова…
Алое сияние омыло меня. Сначала я думал, что это сгораю я сам, разбившись о горизонт событий. Но я мог думать. Я открыл глаза и понял, что могу смотреть. Свет был повсюду. Его было много, слишком много – даже алмазный замок не мог вместить его весь. Свет летел к далеким звездам, и телескопы моего мира бесстрастно регистрировали новую вспышку. Я протянул ладонь – она тоже была из света – и стал творить.
В месте без времени это легко. Надо только придумать форму. Я сделал из Ноала то, о чем он всегда мечтал, но чего у него никогда не было. Я сделал человеческое сердце. А потом я вернулся туда, где будущее становится настоящим, и встал перед потрясенной Альфой, держа на ладони кристалл, мерно вспыхивающий красным…
32
Мы с Машурой стояли на крыше алмазной цитадели и смотрели, как участники конвента покидают Чертог. Лучи заходящего солнца окрашивали в розовый цвет плоскости летательных аппаратов и крылья выстроившихся клином исуркхов. Легкий ветерок не оставлял попыток уложить Машурину прическу по-своему, и девушка то и дело проводила рукой по лбу, отгоняя лезущую в глаза прядь.
