Айдар верит, что мы репетируем нашу долгую и счастливую жизнь, идем дальше рука об руку, шлифуем шрамы. А я просто подольше не хочу оставаться с ним наедине.
Мы с Вячеславом немного болтаем о всяких глупостях. Со мной он открытый, подбадривает, улыбается и отвешивает комплименты. Я испытываю благодарность, но в то же время понимаю, что в комнате с тридцатью не менее интересными, а главное значимыми, для него людьми, занимать мужчину надолго права не имею.
Вернувшись к Айдару, позволяю сжать свою руку и притянуть к боку. В висок вжимаются губы. Он несколько счетов жадно дышит, потом снова вливается в какую-то беседу.
Я же киваю в ответ на тихое:
— Все хорошо?
И сливаюсь с пространством.
На самом деле, мне скучно. Выход не удался. Энтузиазмом я не загорелась. Знакомства заводить не настроена.
Варюсь в своих чувствах и мыслях. Выхватываю обрывки диалогов. Подозреваю, произвожу впечатление то ли зазнавшейся павы, то ли настолько глупой девки, что муж попросил не выступать.
Он не просил. Но я не выступаю.
Время от времени доносящийся до нас голос Наума раздражает. Даже кривит. Айдара, подозреваю, бесит еще больше, чем меня. Но в их отношения я не полезу. А у нас никаких отношений, слава богу, нет.
Достаю из клатча телефон, смотрю на экран. Половина десятого. Ирина с Сафичкой как раз укладываются, скорее всего.
Говоря честно, за дочь я не тревожусь. Уверена, у моей малышки все хорошо. Она общительная и открыта к добрым людям. Ирина ей человек уже близкий.
Но я все равно пользуюсь своей крошкой, как поводом продохнуть. И отдохнуть.
Давлю на ладонь Айдара, которая давно уже лежит у меня на бедре. Поднимаю и поворачиваю к нему голову. Встречаюсь с очень внимательными глазами.
— Дай номерок, пожалуйста? — выставляю ладонь и жду.
Я бы и так вышла на улицу, но там холодно, а я хотела бы постоять подольше. И подальше, да.
— Зачем? — это уже лишний вопрос. Я злюсь, потому что не должна отчитываться. Он это знает. Может и сам злится, что даже в таком элементарном обязан теперь уважать мои границы. Хотя черт… Разве он будет когда-то их полноценно уважать?
— Хочу позвонить Ирине. Пожелать Сафие сладких снов.
На лице бывшего мужа — сомнение. Мы оба знаем, что он не хочет меня пускать, но и не пустить не может.
Сдается. Достает из кармана брюк номерки гардеробной. Я беру оба. Могла бы просто уйти, но вслед за вспышкой раздражения, получив желаемое, испытываю стыд перед ним. Сейчас-то он хочет как лучше. Со мной. Это с другими мечом размахивает.
— Я на воздух выйду, — киваю в сторону балкона, который отлично проглядывается из зала. И на котором вот сейчас курит и по телефону говорит Вячеслав.
Айдар изучает его взглядом так, будто там может крыться какая-то опасность. А я уже хочу уйти. Начинает потряхивать из-за нетерпения.
— Хорошо, — он кивает, я разворачиваюсь, прикрыв глаза. Подавляю желание ляпнуть, что в одобрении не нуждаюсь. К чему это? Может сразу уколоть, что неплохо бы и ему так же согласовывать со мной свои многочисленные мщения?
Выхожу из зала. Забираю свое пальто. Выравниваю дыхание, набросив его на плечи и обходя зал по дуге.
На балконе в щеки бьет приятно-холодный ветер. Я только сейчас понимаю, что они пламенем горят.
Подхожу к периллам. Меня замечает Вячеслав. Улыбается и приподнимает бровь, покачивая сигаретой.
Я перевожу голову из стороны в сторону. Он игриво выдыхает.
Мол, слава богу.
Я в ответ тоже улыбаюсь, но на душе кошки шкребут. Он считает меня очень положительным человеком, а в реальности… Я как все. Если не хуже.
Но и к черту.
Набираю Ирину и слушаю гудки. Дальше — спокойный голос няни нашей с Айдаром дочки.
Они как раз читают сказку.
Какую, я спрашиваю уже у Сафика. Она включает камеру. Я тоже. Смотрю на нее и сразу же таю. Забываю обо всем плохом. Тону в безграничной любви.
Она щебечет. Больше спрашивает, чем делится.
А где ее баба? А кто у нас там есть? А что мы кушали? А танцувать будем? А уже танцували? А папа меня приглашал? А кто-то еще, кроме папы, меня приглашал? А когда мы приедем?
— Ты уже спать будешь, кызым.
— Но пусть баба ко мне зайдет, хорошо?
Улыбаюсь и киваю. Он и так бы зашел, кызым. Не сомневайся.
— А мне можно зайти?
Смеется и разрешает. Я растекаюсь лужицей у ее ног.
Начинает отправлять мне воздушные поцелуи. Я смотрю на экран, глуповато улыбаясь. Знаю, что уже можно скинуть, но тяну. Возвращаться не хочу.
Чувствую, как обтянутые тончайшим капроном щиколотки сковывает холод, но даже это не мотивирует. Придумываю еще несколько вопросов, пока не становится стыдно перед Ириной, которая все слышит и, возможно, всё прекрасно понимает.
Не надо это. Нам бы самим разобраться.
Пообещав передать цьомик отцу, скидываю.
Стою спиной к залу. Смотрю на постепенно гаснущий экран. Откуда-то впервые за долгое время возникает мысль… А может позвонить Лейле? Она же не знает даже, сколько всего со мной произошло. Волнуется, наверное.
Потом — еще более смелая. А может… А может поехать домой? Не к родителям, нет. Их дочь умерла. Внучка даже не рождалась. В родной город просто. Начать жизнь в третий раз. Там. Познакомить Сафие с Болатом.
Попросить Азамата помочь с работой… Ни перед кем ни за что не быть должной. Просто жить…
Аллах, как заманчиво…
Фоном слышу обрывки фраз Вячеслава, которые ко мне приносит ветер. А еще шаги. Знаю, кому они принадлежат. Не удивляюсь, что останавливаются рядом.
Поворачиваю голову и смотрю на блестящие носки туфель и идеальные стрелки. Еду выше. Задерживаюсь на белоснежной улыбке.
Наум прислонился к парапету задницей. Даже не делает вид, что вышел покурить. И пальто не накинул. Идиот какой-то…
— Привет, красавица.
Не спешу отвечать. Он изучает меня. И я в ответ тоже. На душе, как ни странно, по-мерзлому спокойно. Не смущает ни ирония, которой привычно горят его глаза, ни его близость, ни вечные вопрос — а что сейчас думает он. Да посрать. Искренне.
— Ты только расцветаешь с годами.
Снова игнорирую. С тем, каким количеством дерьма меня удобрили… Да любая роза расцвела бы.
— Не боишься? — Спрашиваю, вызывая улыбку. Мне даже за спину себе кивать не нужно. Уверена, Айдар смотрит.
— Будь его воля, он меня давно бы уже прикопал, Айлин. Так что я вот уже пять лет живу с нависшим над шеей дамокловым мечом. Вдвоем ждем, когда сорвется.
Если это и шутка, то только немного. Я не позволяю себе продемонстрировать сомнения, но Наум поясняет сам, вздохнув:
— Он ждет, когда я проебусь.
Киваю.
Опускаю голову. Оживаю вместе с ускорившимся сердцем.
Мне не стоило бы разговаривать с ним. Ни спрашивать ничего, ни давать себя прощупать. Но сейчас мне абсолютно все равно.
Я знаю, что Наум — очень циничный человек. Опасный. С сомнительными моральными ориентирами и слишком широким полем компромиссов. Но мне он не враг. Просто… Разменял, когда-то, как пешку. Это закономерно…
— Ты знаешь, что он сейчас делает?
Спрашиваю, возвращаясь взглядом к нему. Иронии становится меньше. Задумчивости — больше. Уводит глаза в сторону. Смотрит на стекло. Потом опять на меня. Я так понимаю, ему и самому не терпится услышать свист рассекающей воздух стали.
— Знаю. — Сглатываю горечь. — Собирает долги. Многочисленные.
Я так понимаю, со всех и сразу. В том, что у моего бывшего мужа огромное множество полезных властных контактов и должников среди них — сомнений нет.
— Ты ему помогаешь? — Сейчас даже самые страшные вопросы уже не пугают. Науму не нужно объяснять, в чем. Глаза говорят, что он в курсе действий Айдара. И улыбка о том же.
— В моей помощи он с некоторых пор не нуждается. В грубой форме. Я дружбу предал… Ну… Сама понимаешь…
Как никто. Черт. В груди жжет.
— Так тебе и надо.
Барич улыбается и кивает.
— Я рад, что с тобой не так. У вас же ребенок, да…
