Я собирался в Союз и одновременно продолжал поиски заменщика. Мне сказали, что он уже приехал. Но где же этот офицер, в конце концов?!!
Батальон ушел в сторону Газни, а я поехал на пересылку. Предпринятые розыски привели к успеху. Вот он! На застланной койке, поверх одеяла, в рубашке и спортивных штанах лежал офицер преклонного возраста, точнее, предпенсионного военного возраста. Он спал и храпел в потолок, не подозревая о том, что судьба его уже предрешена. И судьба эта – первый мотострелковый батальон. Китель с погонами майора, два ряда планок с медалями за «песок» (выслугу лет) подтверждали далеко не молодой возраст заменщика.
Эх, нелегко будет мужичку у нас. Горы стонут и плачут по тебе, «папаша». Жалко тебя, сочувствую, но ничем не могу помочь. Кто-то наверху, в большом штабе, давно решил за нас обоих. Майор Маковецкий (такая фамилия значилась в предписании) собственной персоной! Фамилию его я знал из телефонограммы! Меня ждет Питер – тебя Панджшер, Хост, Алихейль, Газни, Чарикар. Счастья и удачи тебе, старый майор. Так же как и мне. Никифор Никифорович за двадцать три месяца выжил и последние денечки продержится! И возвращаюсь домой не по частям, не в стальном ящике, а целиком и полностью. Без единой царапины, если не считать травмы мозга в виде теплового удара и контузий. Это, конечно, досадное обстоятельство, но в настоящее время голова меня не беспокоит. С возрастом, возможно, что-то изменится, и начну страдать, но сейчас – полный порядок. Я счастлив и наслаждаюсь заменой.
Я легонько потряс за плечо майора:
– Алексей Алексеевич? Маковецкий?
Мужчина разомкнул глаза, протер их ладонями, потянулся и резко оторвался от подушки:
– Ну, я. А что?
– А то, что вы – мой сменщик в Афгане! С прибытием!
Майор сел, потряс головой, разгоняя сон, и тупо уставился на меня, пытаясь сообразить, что к чему.
– Моя фамилия Ростовцев. Я замполит первого батальона восьмидесятого полка. Предлагаю сейчас же ехать в полк вместо прозябания на этом пересыльном пункте.
– Ага, вон оно что! – Майор окончательно проснулся, начал соображать и, улыбнувшись, представился: – Меня зовут Алексей Алексеевич.
– Я знаю. А меня Никифор.
– А по отчеству?
– Ну, я довольно молод для такого общения. Впрочем, Никифор Никифорович. Как и у вас, двойное имя. Где ваш чемодан? Собирайтесь, поехали!
В полку я познакомил майора со всеми начальниками, которые не были в настоящее время в рейде. Золотарев, глядя на седины майора и болезненный зеленовато-серый цвет его лица, сморщился, словно от зубной боли:
– Товарищ майор! Вам сколько лет?
– Сорок три.
– Два года до пенсии? – охнул замполит полка. – Они что там, дома, с ума все сошли?! Ростовцев, никаких документов не оформлять. Сейчас зам по тылу едет в Баграм, вместе садитесь к нему на БТР и отправляйтесь в штаб дивизии к Севостьянову. Пусть начальник политотдела решает, как быть.
– При чем тут я? Это заменщик, вот его предписание. Я лечу в Союз, а вы разбирайтесь сами, как вам быть! – возмутился я. – Буду я по дорогам кататься! Нарываться на шальные пули!
– А при том! Кому собираетесь дела передавать? А если майора Маковецкого не утвердят в должности?
Я от досады ожесточенно почесал ухо, переносицу. Потом затылок, шею, ягодицы. Начался ужасный нервный зуд. Вот это сюрприз! Как говорится… приплыли!
В политотделе неприятности продолжились. Севостьянов, узнав, сколько лет Маковецкому, растерянно уставился на моего заменщика и воскликнул:
– Майор! Ты какого хрена сюда приехал? Ты зачем поперся в Афган? Здесь что, дом престарелых? В тыловом округе перепутали Баграм с богадельней? Тебе завтра мешок в двадцать килограммов на плечи повесят, дадут автомат в руки, и пойдешь в горы. А послезавтра прикажешь похороны заказывать? Ты, вообще, пехотинец?
– Нет. Я оканчивал политическое училище строительных войск.
– Ох! Час от часу не легче! – взвыл полковник.
В кабинет резво и энергично вошел командир дивизии и протянул какие-то документы Аркадию Михайловичу.
– Читай! Смотри, что пишут твои оболтусы в политдонесении. – Генерал раздраженно сунул листы в руки начпо, увидел нас и, не здороваясь, воскликнул: – Ростовцев! Вы почему тут? Батальон на войне, а он в штабе прохлаждается!
– Я заменяюсь домой. Июль – месяц замены. Вот привез представлять свою смену.
– Да! Посмотрите только, кого прислали в рейдовый батальон! Пенсионера! – вскричал Севостьянов, ища поддержки у комдива. – Как он будет воевать? Не ровен час, помрет где-нибудь на перевале! Сорок три года!
– Майор, ты хоть чуть-чуть представляешь, куда попал? Что тебе предстоит вынести? – набросился на Алексея Алексеевича комдив Баринов. – Даже такие пацаны, как Ростовцев, загибаются, не выдерживая нагрузок, а уж ты тем более в ящик сыграешь. Надо что-то придумать! Чем болел в последнее время? Что беспокоит?
– У меня язва желудка, давление повышено и сердечко шалит, – ответил Маковецкий, хмуря брови.
– Шалит? Ох, шалуны! Надо его в другое место перевести, Аркадий Михайлович. Какие есть вакансии? Чтоб было полегче.
– Начальником клуба в Джабаль, – предложил начпо.
– Но это капитанская должность! Понижение! – задумался генерал. – Только если он сам пожелает. Желаешь спокойно служить, майор? Хочешь не сбивать ноги в горах и не подставлять башку под пули?
– Согласен! – Алексей Алексеевич шумно выдохнул.
– Вот и хорошо. Пусть пишет рапорт, а Ростовцеву поискать из резерва другого заменщика. И в донесении в округ отметить низкое качество подбора офицеров для боевых действий!
Генерал посмотрел на меня и спокойно произнес:
– А вы, Ростовцев, поезжайте в полк, продолжайте исполнять обязанности. Ждите другого офицера.
Комдив ушел, а Севостьянов поинтересовался:
– Ростовцев, а ты почему еще не капитан? Что-то я не помню, подписывал ли я тебе представление на досрочное звание.
– Нет. Золотарев документы так и не пропустил, – ответил я и насупился.
«Вот черт! Заменщика забирают, да и старую обиду со званием напомнили. Обещано много, а реализовано…»
– Так-так! А что у тебя с наградами? С присвоением Золотой Звезды Героя перспективы туманны. Сколько орденов получил?
– Один! Мне целый год этим Героем мозги пудрили и ни разу более не представляли к наградам.
– Непорядок! За последний бой в зеленке представим к Красной Звезде! Заслужил! Поправим ошибку.
* * *
Из Ташкента возвратился счастливый Рома Ахматов.
– Мужики! Уезжаю! – радостно заорал он, переступая порог канцелярии танкового батальона. – Прощай, Афган!
Я сидел в гостях у Скворцова и оказался невольным свидетелем приезда комбата-танкиста.
– Поступил? – радостно воскликнул Скворцов.
– Да, приняли! – ответил сияющий от счастья подполковник. – Вы разговариваете с будущим академиком!
– Роман Романович, как же ты умудрился экзамены сдать? Ты ведь с Подорожником вместо подготовки водку глушил! – удивился я.
– Молодо-зелено! Мастерство не пропьешь! – насмешливо сказал Ахматов. – А если честно, то благодаря простреленной груди и орденам! От физподготовки по ранению меня освободили! Иностранный язык молодая училка принимала, выслушала героические военные рассказы и поставила мне троечку. Сочинение я списал: шпаргалка была по теме. А вот тактику устно сдавать – верный завал! Взял билет – вижу, ничего не знаю. А принимать пришел сам председатель комиссии. Генерал! Подошла очередь отвечать, выхожу к доске и несу всякую белиберду. Генерал слушал меня, слушал, прервал и спрашивает: «Вы кто по должности?» – «Командир танкового батальона!» – отвечаю я.
«Эх-хе-хе! – вздохнул председатель. – Как же вы, подполковник, батальоном командуете? Приехали поступать в академию, а знаний нет! Совершенно ничего не знаете, докладываете не по билету! Вынужден вам заявить, что подготовка неудовлетворительна и поэтому рановато в академии учиться…» В этот момент секретарь комиссии трогает генерала за локоток, и слышу громкий шепот: «Товарищ генерал! Это подполковник Ахматов! У него Красное Знамя и Красная Звезда! Тяжелое ранение! Внеконкурсное поступление! Мы его уже приняли и зачислили!» Генерал растерянно взглянул на секретаря-полковника, потом на меня и продолжил: «Гм-гм! Ну, подполковник Ахматов, принимая во внимание вашу героическую службу и образцовое выполнению интернационального долга, ставлю вам твердую четверку и желаю дальнейших успехов в учебе!» Такие дела! – рассмеялся Роман. – А я переживал, трясся, нервничал! Знать бы наперед, что так получится, время в Ташкенте не терял бы! В рестораны б ходил, на танцы! Спасибо простреленной груди, помогла!
Мы дружно засмеялись, поздравили комбата, а Скворцов помчался за коньяком, чтобы обмыть успех товарища.
Два дня я писал отчеты, донесения, планы. За месяцы беспрестанных рейдов накопилось бумажной работы невпроворот. Поздно вечером меня вызвал к себе дежурный по центру боевого управления. Посыльный примчался весь запыхавшийся: