Мы дружно засмеялись, поздравили комбата, а Скворцов помчался за коньяком, чтобы обмыть успех товарища.
Два дня я писал отчеты, донесения, планы. За месяцы беспрестанных рейдов накопилось бумажной работы невпроворот. Поздно вечером меня вызвал к себе дежурный по центру боевого управления. Посыльный примчался весь запыхавшийся:
– Скорее, срочно!
Что случилось? Что опять нужно от меня? Мое дело спать и ждать другого, более молодого замполита батальона. Моя война закончилась! Июльский счетчик заменщика отсчитывает часы до возвращения.
Я спустился в бетонный бункер под штабом полка и услышал тревожные доклады с места боев, увидел нервную суету толпившихся офицеров.
– Кто меня вызывал? Что случилось? – спросил я.
Майор Гамаюн указал рукой на стул:
– Посиди минутку, сейчас освобожусь!
Он еще некоторое время докладывал командиру полка о каких-то цифрах, а затем повернулся ко мне:
– Никифор, беда! Батальон опять нарвался на духов. Вновь была бойня.
– Какие потери? – забеспокоился я.
– Один солдат погиб и тридцать пять раненых.
– Кто погиб? Фамилия?
– Пока не знаю. Доложат через час, – устало махнул рукой майор. – Кто-то из саперов. Много покалеченных. Оторвало руку Монастырскому.
Черт! Опять ему досталось! В зеленке месяц назад чиркнул по спине осколок, а теперь очередная беда!
– Догадываюсь, ты меня сюда вызвал не для информирования о потерях?
– Тебя командир полка сюда вызвал. Комдив в бешенстве! Генерал рвет и мечет! Гневался, почему ты был не с батальоном, а в полку! – ответил дежурный. – Никуда не уходи, сейчас Барин будет тебя лично иметь.
– Хм! Ну-ну! Пусть попробует! Пока он сюда вернется, я уже с предписанием окажусь за пределами досягаемости, в Ташкенте или буду в Черном море плескаться. Будя! Отслужили свое! Навоевались! – последние фразы я выкрикнул не совсем уверенно.
– Вряд ли. Не брызгай оптимизмом. Думаю, ты еще задержишься в этой стране на некоторое время, – возразил Гамаюн. – А вот и комдив!
Дежурный бросился к радиостанции и, встав по стойке «смирно» возле аппарата, начал рублеными, четкими фразами отвечать на вопросы начальства. Через пару минут майор гаркнул: «Так точно, он здесь», – и протянул мне микрофон и наушники.
– Здравия желаю, товарищ генерал! – поздоровался я уныло.
– Ростовцев! Почему бросил батальон на произвол судьбы? – без ответа на приветствие сразу же начал комдив.
– Я оставил батальон? – искренне удивился я. – Никто никого не бросал! Я отслужил свой срок и собираюсь домой. Вы же видели моего заменщика, теперь я еду на его место. Меня в России танковый батальон ждет.
– Нет, нет и нет! Такой номер у тебя не пройдет! То был не заменщик. Этого майора мы отправили в другой полк.
– Но ведь он был не сном и не привидением! Реальный майор! Если вы с начальником политотдела станете каждую кандидатуру моего заменщика отметать, я что, тут до Нового года буду ноги по горам стаптывать?!
– Прекратите пререкаться, товарищ старший лейтенант! Батальон разгромлен! Комбат деморализован! – кричал генерал. – Собрать оставшихся в казармах солдат и быстро прибыть сюда! Всех хромых, косых, дистрофиков в строй!
– А на чем добираться? – удивился я опять.
Мысленно я постепенно смирялся с неизбежным участием в очередных боевых действиях. Все равно заставят. Не в госпиталь же бежать прятаться! А то сперва все «герой, герой», а в заключение выставят трусом и подлецом, грязью обольют.
– Выдвинуться на оставшихся БМП! Наверняка в ремонте есть несколько единиц! – объяснил генерал. – К утру чтобы были восстановлены! Завтра в «Теплом стане» получите подкрепление из дорожных батальонов. Конец связи!
Генерал что-то рявкнул дежурному, но меня это уже не касалось. Вот черт! Я, как назло, и одежду раздал! Горник Гундуллину подарил, песочник – Мандресову, маскхалат – Бугриму. В чемодане осталось лежать только новое хэбэ, которое я собирался увезти домой. На память. Пачкать и рвать его не хотелось. Кроссовки почти развалились, но на один рейд их, наверное, хватит. Еще проблема: автомат я с себя списал, сдал и аттестат на оружие получил из службы вооружения. Автомат я, конечно, возьму, но это – явное нарушение. Он теперь не мой – чужой, если подходить, руководствуясь буквой закона.
В парке меня обрадовал техник роты, что из семи стоящих «гробов» есть три чуть живые БМП. Они, в принципе, должны потихоньку доехать до места боев. Если движки начнут греться, то надо их заглушить, постоять, дать остынуть. Потом можно дальше ехать.
– Механики имеются, а наводчиков набрать из дневальных и караульных.
– Ладно, набрать экипажи – это моя забота. Ковыряйся и ремонтируй, но к утру умри, а мы должны выехать! – распорядился я.
– Слушаюсь! – ответил прапорщик и вновь полез в разобранный двигатель.
Из двадцати оставшихся солдат для несения службы в нарядах половина числились больными и выздоравливающими. Половина – ожидающими увольнения в запас дембелями. Эти уже не вояки. Да и у меня совести не хватит заставлять их идти в рейд. А вдруг не вернутся живыми…
– Парни, заставить, как меня заставили, я вас не могу, прошу идти добровольно в рейд, – предложил я бойцам, построившимся в шеренгу. – Кто из вас согласен вместе со мной на неделю-другую задержаться в Афгане?
– Мы что, не люди? Кладовщики и писаря давно уехали домой, сволочи! – пискнул сержант Шапкин. – Товарищ старший лейтенант! Ну не смотрите вы так на меня! Почему опять я? Шапкин, Шапкин, Шапкин…
– Я даже и фамилию твою не произнес!
– Но смотрите на меня выжидающе! – пробурчал сержант и, пнув камушек, вышел из строя.
– Так! Кто еще?
Вперед шагнули Гурбон Якубов и два солдата, которых окликнул Шапкин. Остальные не спешили проявлять инициативу. Я назвал фамилии еще трех наводчиков-операторов, а остальных отправил по караулам.
Меня выручило и придало уверенности возвращение из командировки Афони Александрова. Второй офицер в колонне – это большая удача. Афоня пребывал в прекрасном настроении. Он планировал выспаться, лежа на койке целую неделю, пока батальон бродит в горах. Но я его сильно разочаровал своим появлением.
– Афанасий, собирайся, даю полчаса на сборы. Через два часа нас ждут в восемьдесят первом полку.
– Не навоевался? Никифор, это действительно ты или твой призрак остался и командует? Я думал, более не застану в Кабуле героя нашего времени.
– Пошел в жопу! Вернее, в казарму за автоматом. По дороге расскажу, что случилось, подробно.
– В жопу так в жопу. Это не самое плохое место, где можно оказаться. Но если от меня будет дурно пахнуть, я не виноват, сам туда послал, – хохотнул Афоня.
У ворот полка, на выезде из города, вдоль обочины стояли угрюмые солдаты. Их было человек шестнадцать. Ясное дело, это оболтусы, от которых избавились другие батальоны. Кто отдаст хороших бойцов? Никто! Значит, или наркоманы, или отъявленные негодяи.
– Есть желающие добровольно служить и воевать в первом батальоне? – спросил я. – Кто имеет представление о войне в зеленке, о рейдах в горах? Выйти из строя.
Шаг вперед сделали пятеро. Я внимательно вглядывался в их лица. Нравились не все. Ткнул пальцем в грудь одного с наглым взглядом:
– Наркоту употребляешь?
– Употреблял. Но больше месяца не балуюсь.
– Встань обратно в строй. Ты мне не нужен! – Я решительно махнул рукой и добавил, обращаясь к офицерам: – Беру только четверых. Остальных можете отправить обратно на заставы. Я не хочу, уезжая домой, оставить после себя не батальон, а клоаку.
Офицеры с застав пороптали, но я наотрез отказался слушать их доводы.
Колонна выехала за пределы Кабула. Техник ночью поработал на совесть. Машины гулко тарахтели, дымили, но бежали без поломок. Мы с Александровым время от времени останавливали нашу колонну, сверялись по картам на местности, правильной ли едем дорогой, не сбились ли с пути, да и броне давали передышку. Чтобы заблудиться, в принципе, нужно было очень постараться. Просто не съезжай с шоссе, не путай повороты и развилки.
Комдив встретил нас неласково. Выслушал доклад, сказал, что начальник оперативного отдела поставит нам задачи, и ушел в окружении своих помощников.
Вася Котиков, хмыкнув, протер запотевшие очки и после ухода руководителей радостно обнялся с нами.
– Растете, товарищ подполковник! Начопер! – воскликнул я, обрадовавшись встрече со старым товарищем.
– Ай, какое расту! Я только исполняю обязанности. Пока я просто писарь в штабе и точильщик карандашей. Но ходят слухи, стану замкомандира полка! – улыбнулся Василий.
Мимо меня прошел Ромашица, злобно взглянув в нашу сторону.
– Чего это он зыркает так? – спросил я.
– А, это наш ходячий иконостас, еть. Не обращай внимания. Мне эта собака триста чеков должна и не отдает. Сволочь! Он, когда ты начал спорить с комдивом, тотчас предложил тебя за трусость из партии исключить, еть. Видишь, а ты не оправдал его надежд, сдуру прибыл на войну. Негодяй ты этакий! Ха-ха! Лишил человека удовольствия втоптать тебя в грязь.
