МЕЛИТА («Имя мое — Тициан, — как ни странно…»)
Дадаистический мадригал
© Перевод С. Ботвинник
Имя мое — Тициан, — как ни странно,Больше всего опозореноСравнением с бархатом ТицианаНа старинных полотнах разодранных…Ведь не предвидел, честное слово,Ты, Тициан, двойника такого!
Мери Шервашидзе висит портрет,Вырван из журнала Диасамидзе —Художник писал его несколько лет.Глядит на мой стих с улыбкою дама,Лицо Богоматери у нее —Издревле таким воздвигали храмы…И сверху глядишь на меня ты, Мери, —Я из журнала Сандро КанчелиВырвал этот портрет —Художник писал его несколько лет…
А ты, Мелита, смотришь на чистоеНебо Тютчева — небо Рима.В Италии, думаю я, футуристыСейчас от тебя в восхищении…
Тбилиси ж идет на убыль незримо,Всё медлит и медлит землетрясение.
Май 1923
ТБИЛИСИ («О землю посохом ударил Горгасал…»)
Ода
© Перевод Л. Мальцев
О землю посохом ударил Горгасал,И город мой восстал на горе и на муки.Он голосами павших лиру мою звал,Бесчисленных крестов протягивая руки.
Сказаньем песенным хотел бы в высотуНад Картли взмыть в заоблачные выси.От смертной жажды изнывая на лету,Подобно соколу в легенде о Тбилиси.
В Куру потоками стекала кровь с полей,Врагом растоптанных и кровью напоенных;Катились наземь купола твоих церквейВ те дни с плеч каменных, как головы казненных.
Меч Саакадзе на врагов за взмахом взмахТогда обрушивал разящие удары;И, как снопы на окровавленных токах,Детей расплющивали досками татары.
Навек с душой царя Ираклия ушлаПечаль, окутанная сумеречной правдой,Когда над Картли дымно розовела мглаОт моря крови и от зарев над Марабдой.
О том поэты нам не смеют рассказать,Листая летопись измученной столицы,И даже Руставели отводил глазаОт крови, склеившей шафранные страницы.
И если чья-то песнь, как стих Саят-Нова,Как лебедь, крылья над тобою распростерла,То знай, что эти полумертвые словаТекут из насмерть перерезанного горла.
Ты — город-мученик, и вечный твой гранитМне стал уже давно источником мучений, —Певец твой легендарным соколом сгоритВ неопалимости купины поколений…Так жди, когда, тобой сраженный влет,Поэт к ногам твоим, как сокол, упадет.
1923
СКВЕРНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
© Перевод С. Ботвинник
Шесть лет собиралась,А ныне исторглаДуша моя стихотворенье…Его назову «Воскресеньем Лафорга», —Скверней я не знал воскресенья!Не слышится звона колоколов,Стоят, как призраки, храмы.Ах, если бы я не сказал этих слов,Желчь в сердце б мне хлынула прямо!
Похвастать могу, что даже во снеЯвляюсь я истинным богом лени;А если прибавить, что вижу в винеРодную стихию, исток вдохновенья, —То в Грузии нашей могу при этомСамым великим прослыть поэтом!
Теперь сюда, пожалуйста, гляньте:Котэ Марджанишвили,Шалва Дадиани,Ушанги Чхеидзе,Сандро АхметелиВосседают в цирке братьев ТантиНа юбилее Кула Глданели.У карачохелов сих, в самом деле,Откуда такой темперамент возник?
Стоит на арене бедняга Глданели,Как прогоревший купец-оптовик;А перед нами — его прежний портрет,Но силы железной — в помине нет.
Как самоубийцы, бредут по проспектуГаприндашвили и Надирадзе, поэты…Потом — от жары шумит в голове —Задыхаемся мы на «Веселой вдове».
Описано в этом стихотвореньеОдно упраздненное воскресенье.Потом — ведь время летит вперед —Уж так не смогу развлекаться я…Пора настает, начало беретСтиха электрификация.
Июль 1924 Тбилиси
МУХАМБАЗИ, КОТОРОЕ НЕ ПОЕТСЯ
© Перевод Л. Мальцев
Из Ортачалы плыл ОрбелианиС уловом рыбы в легком челноке,Зурна звенела в утреннем тумане,Как будто бы подъем в татарском станеПронзительно трубили вдалеке…И зурначами встрепанное утроУже грузилось в сливах на мулов,В корзинах отливая перламутромРосы коджорских утренних лесов.Саят-Нова словами поутруТрясет за косы сонную Куру, —Там песнь его вовсю Каро горланит:«Где прогремят стихи Саят-Нова,Там гром гремит и клонится трава!»
И вот проснулся мой Тбилиси,Спросонья потянулись цепи гор.Ущельями зевнув, поднялись высиИ вызывают сердце на простор.На двух горах с зарею над КабахомНеобычайно снег порозовел,Как на щеках сестер, которых замужОрбелиани выдать не успел.С зарей еще прекрасней храм Кашвети.В такое точно время, на рассвете,Орбелиани плыл в родные дали,Туда, где тамаду уже давноРога, вином наполненные, ждалиИ подносили с криками вино:«А ну-ка, парень, пей до дна смелее!»Я — Тициан. Пусть знают, как я пью…Но я в стихах во много раз сильнее:Не только гром гремит под песнь мою —Она под шум кладбищенской травыРассыплет в щепы гроб Саят-Новы.
Май 1925
РАСТЯНУТЫЙ МАДРИГАЛ («Ты вся отточена, как сабля Мачабели…»)
© Перевод Ю. Ряшенцев
М<арте> М<ачабели>
Ты вся отточена, как сабля Мачабели.Ты — выше виселицы! Взор твой — это взорМадонны в час, когда от белой колыбелиПадет на Картли он, и светел, и нескор.То мне река Лиахва снится… То не спится…А лишь засну: и бой! И мчится атабек!Плывут тела татар сраженных. И АспиндзаВ Куру засмотрится отныне и навек…Опять в грузинских погребах играют вина,И рыцарь к рыцарю спешит, и к рогу — рог.Бессмертно солнце наше! Нет еще грузина,Чтоб перед смертью он забыть об этом мог.Не быть мне мастером, стыдливым и невинным —Пусть он царицын лик во фреске сохранит, —Но надо стыд забыть, чтобы пером гусинымМахать настойчиво, когда клинок звенит.Вот сердце! В Картли ты — последняя царица!Возьми себе — да из него не пожалейКорону вырезать. Пусть побледнеют лицаДругих поэтов от гиперболы моей.
Июль 1925 Тбилиси
МАТЕРИ
© Перевод Б. Пастернак
Я был похож на Антиноя,Но все полнею, как Нерон.Я с детства зрелостью двойноюМук и мечтаний умудрен.
Я вскормлен топями Орпири,Как материнским молоком.Будь юношею лучшим в мире —В два дня здесь станешь стариком.
В воде ловили цапли рыбу,И волки резали телят.Я людям говорю «спасибо»,Которые нас возродят.
Я лить не стану слез горючихО рыщущих нетопырях.Я реющих мышей летучихНе вспомню, побери их прах.
Ты снова ждешь, наверно, мама,Что я приеду, и не спишь:И замер в стойке той же самой,Как прежде, на реке камыш.
Не движется вода РионаИ не колышет камыша,И сердце лодки плоскодоннойПлывет по ней, едва дыша.
Ты на рассвете месишь тесто —Отцу-покойнику в помин.Оставь насиженное место,Край лихорадок и трясин!
Ты тонешь вся в кручине черной.Чем мне тоску твою унять?И рифмы подбирать позорно,Когда в такой печали мать.
Как, очевидно, сердце слабо,Когда не в силах нам помочь.А дождь идет, и рады жабы,Что он идет всю ночь, всю ночь.
Отцовскою епитрахилью,Родной деревнею клянусь,Что мы напрасно приуныли,Я оживить тебя берусь.
Люблю смертельно, без границыНаш край, и лишь об этом речь.И если этих чувств лишиться —Живым в могилу лучше лечь.
Июль 1925 Тбилиси
ТАМУНЕ ЦЕРЕТЕЛИ («Никогда не бывало так радостно мне…»)
