– Думаю, да. – Лараль вздохнула и протянула ему руку.
– Это еще зачем? – удивился Кэл.
– Помоги мне спуститься.
– Лараль, ты карабкаешься по скалам лучше, чем я или Тьен. Тебе не нужна помощь.
– Тупица, это называется «вежливость».
Кэл протянул ей руку, а потом девочка спрыгнула, не опираясь и ничуть не нуждаясь в его помощи.
«В последнее время, – подумал Кэл, – она ведет себя очень странно».
Они вдвоем присоединились к Тьену, который спрыгнул в ложбину между несколькими валунами и на что-то нетерпеливо указал пальцем. Из трещины в камне выглядывал ком белых шелковистых нитей размером с кулак мальчишки.
– Я прав, да? – спросил Тьен. – Это он?
Кэл поднял флягу и налил воды на камень чуть повыше белого кома. Нити растворились в нежданном дожде, кокон растаял, открыв маленькое существо с гладкой коричнево-зеленой шкурой. У лурга было шесть лапок, которыми тот цеплялся к камням, а глаза располагались в центре спины. Он спрыгнул с валуна в поисках насекомых. Тьен весело смеялся, наблюдая, как существо носится туда-сюда, прилипая к камням. Оно везде оставляло после себя пятна слизи.
Кэл прислонился к валуну, глядя на брата и вспоминая те дни, когда выслеживать лургов было куда интереснее.
– Итак, – заговорила Лараль, скрестив руки на груди, – что ты собираешься делать? Если отец решит послать тебя в Харбрант?
– Не знаю. Лекари никого не принимают до шестнадцатого Плача, так что у меня еще есть время подумать.
В Харбранте обучались лучшие лекари и целители. Все об этом знали. Болтали, там больше госпиталей, чем таверн.
– Похоже, отец вынуждает тебя сделать то, что хочется ему, а не тебе, – заметила Лараль.
– Но так у всех! – Кэл почесал в затылке. – Другие мальчики станут фермерами, ведь их родители фермеры, а Рал только что сделался новым городским плотником. Он не возражал, потому что этим занимался его отец. Почему я не должен становиться лекарем?
– Я просто… – Похоже, Лараль рассердилась. – Кэл, если ты пойдешь воевать и добудешь осколочный клинок, то станешь светлоглазым… И тогда… Ох, это все бесполезно.
Она ушла в себя и еще плотнее скрестила руки.
Кэл почесал в затылке. Она и в самом деле вела себя очень странно.
– Можно и на войну отправиться ради чести и всего прочего. Но особенно мне бы хотелось путешествовать. Повидать другие края.
Он слыхал об экзотических животных – громадных панцирниках, поющих угрях. О Ралл-Элориме, городе теней, и о Курте, городе молний.
Кэл потратил немало времени на учебу в последние годы. Мать все твердила, что не надо лишать его детства, уделяя так много внимания будущему. Отец возражал – испытания для желающих обучаться у харбрантских лекарей очень суровы. Если Кэл хочет не упустить свой шанс, нужно обучиться всему заранее.
И все же, стать солдатом… Другие мальчики мечтали, как вступят в армию и будут сражаться за короля Гавилара. Также говорили, будто наконец-то начнется война с Йа-Кеведом. Что бы он почувствовал, увидев тех, о ком рассказывали столько историй? Сражаясь бок о бок с великим князем Садеасом или Далинаром Черным Шипом?
В конце концов лург понял, что его обманули. Он устроился на камне, чтобы снова сплести себе кокон. Кэл подобрал с земли маленький гладкий камень и положил Тьену руку на плечо, не давая мальчику опять ткнуть усталую амфибию. Кэл шагнул вперед и двумя пальцами аккуратно подтолкнул лурга, заставив его перепрыгнуть с валуна на свой камень. И вручил Тьену, который широко распахнутыми глазами смотрел, как лург плетет кокон, выплевывая влажный шелк и обматывая лапками вокруг себя. Кокон изнутри был водонепроницаемым, запечатанным сухой слизью, но дождевая вода его растворяла.
Кэл улыбнулся и отхлебнул из фляги. Вода была прохладная и чистая, отстоявшаяся, без крема. Крем – похожая на ил коричневая субстанция, растворенная в дожде, – мог сделать человека больным. Об этом знали все, не только лекари. Вода должна отстаиваться день, потом ее сливали, а из осадка гончары делали посуду.
Лург наконец-то закончил кокон. Тьен тотчас же потянулся за флягой.
Кэл высоко поднял ее:
– Тьен, он устал и больше не будет скакать туда-сюда.
– Ой.
Кэл опустил флягу и похлопал брата по плечу:
– Я посадил его на камень, чтобы ты смог забрать его с собой. Потом выпустишь. – Он улыбнулся. – Или бросишь отцу в ванну через окно.
Тьен многообещающе ухмыльнулся. Кэл взъерошил темные волосы мальчика.
– Поищи-ка еще кокон. Если поймаем двоих, у тебя будет один, чтобы играть, а другой – чтобы бросить в ванну.
Тьен аккуратно положил добычу на камень, а потом умчался куда-то за валуны. Склон холма в этом месте осы пался во время Великой бури, случившейся несколько месяцев назад. Развалился на части, словно какой-нибудь гигант ударил по нему кулаком. Люди говорили, что так же могло уничтожить и целый дом! Они возжигали благодарственные молитвы Всемогущему и одновременно шептались об опасных тварях, что приходили вместе с тьмой во время настоящей бури. Кого следовало винить в разрушениях – Приносящих пустоту или призраков Сияющих отступников?
Лараль снова смотрела на особняк. Она нервно разгладила платье – в последнее время девочка стала больше заботиться об одежде и уже не возвращалась домой грязная, как раньше.
– Ты все еще думаешь о войне? – спросил Кэл.
– Э-э-э… ну да.
– Я так и понял. – Пару недель назад в городе побывали армейские вербовщики и забрали нескольких парней постарше, но лишь после того, как градоначальник Уистиоу дал свое разрешение. – Как по-твоему, что разбило эти скалы во время Великой бури?
– Понятия не имею.
Кэл посмотрел на восток. Кто насылал бури? Его отец говорил, ни один корабль, отплывший к Изначалью, не вернулся обратно. Не многим удалось просто даже отойти от берега. Оказаться застигнутым бурей в открытом море означало, по слухам, верную смерть.
Он сделал еще глоток и закрыл флягу, приберегая остаток на случай, если Тьен найдет еще одного лурга. Далеко в полях работали крестьяне в робах, зашнурованных рубахах и крепких ботинках.
Шел сезон червячения. Один-единственный червь мог испортить целый полип. Он устраивался внутри и медленно поедал растущие зерна. Вскрыв полип осенью, можно было обнаружить лишь жирного слизня размером с два мужских кулака. И потому их искали весной, осматривая каждый полип на поле. Заметив червоточину, в нее совали тростник, смоченный в сахаре, к которому цеплялся червь. Вредителя вытаскивали и давили, а дырочку заклеивали кремом.
Чтобы очистить все поле как следует, требовались недели, и фермеры обычно прочесывали холмы три-четыре раза, заодно и удобряя их. Кэл слушал о том, как это делается, уже сотни раз. В городишках вроде Пода и дня не проходило без того, чтобы кто-то не пожаловался на червей.
