– Понятно, – сказал аптекарь и, поставив бутылочку на прилавок, наклонился и начал что-то искать в одном из выдвижных ящиков.
Сил подлетела к Каладину:
– Каждый раз, когда он сгибается, я пугаюсь – не сломался бы, точно щепка.
Она и впрямь привыкала к отвлеченным понятиям, причем с потрясающей скоростью.
«Я знаю, что такое смерть…»
Каладин все еще не определился, стоит ли ее из-за этого жалеть.
Он взял бутылочку, вытащил пробку, принюхался и скривился от вони:
– Лармиковая слизь? Она и близко не сравнится с теми двумя средствами, о которых я спрашивал.
– Зато намного дешевле, – возразил аптекарь, поставив на прилавок большой ящик. Он поднял крышку – внутри лежали стерильные белые бинты. – А ты, как нам уже известно, мостовик.
– И сколько же стоит слизь?
Его это тревожило; отец никогда не говорил, столько стоят расходные материалы.
– Две кровьмарки за бутылку.
– Это называется «дешевле»?!
– Листеровое масло стоит две сапфировые марки.
– А сок шишкотравника? – спросил Каладин. – Я видел его стебли у самой границы лагеря! Его уж точно не назовешь слишком редким.
– А знаешь ли ты, сколько сока можно добыть из одного растения? – парировал аптекарь, ткнув в него пальцем.
Каладин поколебался. На самом деле это был не сок, но молочная субстанция, которую надо было выжимать из стеблей. Так рассказывал отец.
– Нет, – признался парень.
– Одну-единственную каплю, – сказал старик. – Если повезет. Он, конечно, дешевле листерового масла, но дороже слизи. Пусть даже слизь и воняет, как задница Ночехранительницы.
– У меня столько нет.
Гранатовая марка стоила пять бриллиантовых. Жалованья за десять дней хватало лишь на маленькую баночку обеззараживающего средства. Буреотец!
Аптекарь фыркнул:
– Игла и кишки стоят две светмарки. Ну хоть это ты можешь себе позволить?
– С трудом. А сколько за бинты? Два полных изумруда?
– Это просто старые лохмотья, которые я вычистил и прокипятил. Два светосколка за локоть.
– Даю марку за весь ящик.
– Очень хорошо.
Каладин сунул руку в карман за сферами, а старый аптекарь продолжил:
– Вы, лекари, все одинаковые. И не почешетесь, чтобы подумать, откуда берутся расходные материалы. Просто используете, словно им конца и края не будет.
– Человеческая жизнь бесценна, – изрек Каладин.
Так говорил его отец. Потому Лирин и не брал за свои услуги денег.
Каладин достал свои четыре марки – и застыл, когда увидел их. Лишь одна все еще излучала мягкий белый свет. Три другие потускнели, в центре стеклянных капель едва теплились бриллиантовые огоньки.
– Вот тебе раз, – сказал аптекарь, прищурившись. – Пытаешься подсунуть мне пустышки? – Он схватил одну быстрее, чем Каладин успел возразить, а потом принялся шарить за прилавком. Вытащил ювелирную лупу, снял очки и поднял сферу, разглядывая ее на свету. – Ага. Нет, это настоящий самосвет. Мостовик, тебе надо зарядить сферы. Не все такие доверчивые, как я.
– Они светились этим утром, – запротестовал Каладин. – Газ, видимо, заплатил мне истощенными сферами.
Аптекарь отложил лупу и снова надел очки. Он выбрал три марки, включая ту, что светилась.
– Могу я ее взять? – спросил парень.
Старик нахмурился.
– Всегда держи в кармане заряженную сферу, – пояснил Каладин. – На удачу.
– Любовное зелье точно не хочешь?
– Если окажешься во тьме, у тебя будет свет, – твердым голосом продолжил Каладин. – И, как ты сам сказал, большинство людей не столь доверчивы, как ты.
Аптекарь с неохотой обменял заряженную сферу на мертвую, не забыв поглядеть на нее через лупу. Тусклая сфера стоила столько же, сколько заряженная; ее просто надо было оставить снаружи на время Великой бури, и она, снова наполнившись буресветом, светила где-то неделю.
Каладин сунул в карман заряженную сферу и забрал свои покупки. Кивнул аптекарю на прощание, и они с Сил вышли на лагерную улицу.
Юноша провел часть дня, прислушиваясь к разговорам солдат в столовой, и кое-что узнал о военном лагере. То, что должен был узнать много недель назад, если бы не был таким безучастным. Например, про куколок на плато, про светсердца и про соперничество между великими князьями. Он понимал, отчего Садеас был столь требователен к своим людям, и начал также догадываться, почему тот разворачивался, если они добирались до плато позднее другого войска. Подобное случалось нечасто. Обычно Садеас прибывал первым, а другие алетийские армии, добравшиеся позже, вынуждены были разворачиваться и уходить.
Военные лагеря были огромными. По слухам, во всех алетийских лагерях жило больше ста тысяч солдат – это во много раз превышало население Пода. И это не считая гражданских. Передвижной военный лагерь привлекал множество разнообразных искателей приключений; постоянный, вроде этих, на Расколотых равнинах, манил их еще больше.
Каждый из десяти военных лагерей располагался в отдельном кратере и состоял из разнородной смеси духозаклятых зданий, хибар и шатров. Некоторым торговцам, вроде аптекаря, хватало денег на дом из дерева. Живущие в шатрах разбирали их на время бурь и платили кому-нибудь за убежище. Даже внутри кратеров Великие бури ощущались весьма сильно, особенно там, где наружная стена была низкой или осыпалась. Некоторые места – вроде лесного склада – оставались полностью беззащитны.
На улицах было полным-полно народа. Женщины в юбках и блузах – жены, сестры или дочери солдат, торговцев или ремесленников. Рабочие в штанах или робах. Множество воинов в кожаных доспехах, с копьями и щитами. Все – люди Садеаса. Солдаты из одного лагеря не смешивались с другими, и следовало держаться подальше от кратера другого светлорда, если у тебя там не было особых дел.
Расстроенный Каладин покачал головой.
– Что? – спросила Сил, опускаясь ему на плечо.
– Я не ожидал увидеть здесь такой разлад. Я думал, королевская армия будет единой.
– Где люди, там и разлад, – сказала Сил.
– В каком смысле?
– Вы действуете по-разному и думаете по-разному. Никто другой так не поступает – животные действуют одинаково, а все спрены, если можно так выразиться, представляют собой одно и то же существо. Это и есть гармония. Но в вас ее нет… такое ощущение, что вы даже вдвоем не можете ни о чем договориться. Весь мир делает то, для чего предназначен, кроме людей. Может, поэтому вы так часто убиваете друг друга.
– Но не все спрены ветра одинаковые, – заметил Каладин, открывая ящик и запихивая часть бинтов в карман, который пришил изнутри своего кожаного жилета. – Ты этому доказательство.
– Знаю, – тихонько проговорила она. – Может, теперь ты поймешь, отчего это меня так беспокоит.
