«Так вот! — заявил недавно Октавиан Гога братьям Традо. — Нельзя ли отослать их подальше… куда-нибудь… на остров, откуда они не могли бы вернуться… А вокруг курсировали бы военные корабли всех наций…»[407]
Похоже на то, что при этом новом образе правления румынская Церковь и государство сотрудничают друг с другом. Сошлемся на заявления патриарха Румынской Православной церкви, опубликованные в одной бухарестской газете[408], где он высказал мнение, что евреи «пустили по миру» румынский народ и вскоре вынудят румын «оставить свои дома и свои очаги и скитаться по свету» и что необходимо выделить где-нибудь на земле «в Африке, в Австралии, на островах и тому подобное» какие-то свободные земли, где евреев можно было бы собрать вместе. «Я недостаточно хорошо знаю географию, чтобы сказать вам, где находится такая земля,» — добавил этот пастырь, благовестник Евангелия.
Напомним о декларации, принятой в 1931 г. Католическим Союзом международных исследований: «Члены национальных групп, так называемые национальные меньшинства, имеют по отношению к государству, подданными которого являются, обязанности и обязательства, возложенные христианской моралью и политикой на совесть граждан. Они пользуются всеми правами, которые христианская мораль и политика признают за человеком и гражданином». Недавно монсеньор Бопен писал: «Вовсе не является вмешательством во внутреннюю политику отдельного государства напоминание тех принципов, которые представляют ценность для всех стран во все времена».
В Польше
В Германии антисемитизм принял антихристианские формы. В Румынии, где антисемитизмом сильно окрашено православие, на конгрессе «Румынского православного братства», состоявшемся в прошлом ноябре, докладчики поставили католицизм на одну доску с коммунизмом. Конгресс потребовал расторгнуть Конкордат и обличить «агрессивный и антинациональный прозелитизм» Ватикана. Румынские католики жалуются на то, что они становятся объектом клеветы и кампании ненависти, угрожающие конфессиональной войной.
В Польше, хотя иерархи Католической Церкви, в частности кардинал Хлонд, непричастны к «постоянной и явной враждебности к евреям», антисемитизм все же принял католическую форму, так как в социальном плане естественно — слишком естественно, когда речь идет, пусть о самой ошибочной, рекламе страстей, связанной с национальными интересами — это не может не коснуться и традиционной религии данной страны.
Я не игнорирую того факта, что в основном Польша отказывается от теории языческого расизма и что ее правительство хотело бы ограничить конфликт лишь экономической сферой. Я не игнорирую того, что в Польше насчитывается от 3 млн. до 3,5 млн. евреев, это несколько больше 10 % от общего числа населения, из чего следует, что проблемы, о которых шла речь в начале данной конференции и которые касались стран с гораздо меньшим еврейским населением, для Польши гораздо более реальны, чем для любого другого государства. Остается фактом то, что там свирепствует сильный антисемитизм, к тому же разжигаемый немецким влиянием и тяжелой экономической ситуацией в стране. Антисемитизм, вызывая, с одной стороны, подозрительную национальную обидчивость, с другой — страдания и отчаянный протест, рискует привести к неразрешимым трудностям. В последние годы, особенно в прошлом году, польские евреи столкнулись с преследованием, хотя и не организованным законодательно, как в Германии, но ведущим к тому, что их жизнь делается совершенно невыносимой. Я отмечу, к сожалению, вскользь, все те же события: массовый бойкот еврейских торговцев и ремесленников (это то, что называется «сухим антисемитизмом»[409]), резкое увеличение бурных стычек, грабежей, погромов с убитыми и ранеными, систематический отказ в правосудии, трагический всплеск насилия и слепая народная ненависть. Неужели крестьяне, умирающие с голода, надеются путем расправы с евреями решить аграрную проблему и проблему обнищания деревни? То, чего никакой ценой не хотят богатые (и что осуществили некоторые государства, чтобы избежать худшего), — это справедливо перераспределить земельные владения; и потому они стремятся гнев бедных обратить на евреев. Самые отвратительные события — те, которые происходили в среде, относящейся, как полагают, к области науки и культуры, и которые стали проводниками расистских влияний и возбудителями страстей. В январе 1937 г. произошли университетские волнения, о которых ради доброй репутации варшавских студентов я предпочту не распространяться. Вы знаете, что в конце концов, уступая антисемитскому давлению, польские университетские власти поставили отдельные скамьи для студентов-евреев, создав своего рода гетто в аудиториях. Многие польские профессора протестовали против подобной меры, и некоторые из них, как и еврейские студенты, не садившиеся на эти скамьи, чтобы слушать курс, предпочитали читать лекции также стоя.
Я хотел бы добавить (не скрою ни единой удручающей меня черты), что из-за социологических причин, о которых я только что вскользь упомянул, антисемитизм в Польше, видимо, в наибольшей степени затронул католические слои населения. Здесь проявляется прискорбное подстрекательство. Слишком часто к нему оказывается причастна католическая пресса. Также нередко встречается такое состояние духа, которое, не одобряя эксцессы против евреев, безропотно смиряется, и, не исповедуя антисемитизм публично, рассматривает еврейскую драму с безразличием разумного и хладнокровного человека, идущего своей дорогой. Однако, это же наш ближний — этот израненный, полумертвый еврей, распростертый на дороге из Иерусалима в Иерихон…
Что касается тех верующих, которые хотят служить христианству, связывая свою деятельность с деятельностью политических партий, прибегающих к насилию и несправедливостям, мы знаем, что на самом деле они наносят глубокий вред тому, чему хотели бы служить.
Чтобы закончить эту главу, я напомню, что в соответствии с договором от 29 июня 1919 г. польское правительство обязалось «обеспечить всем жителям полную и всеобъемлющую защиту их жизни и свободы независимо от происхождения, национальности, расы и религии». В статье 7 точно определено, что «все польские граждане равны перед законом, пользуются одинаковыми гражданскими и политическими правами без различия расы, языка и религии; различие религии, веры или конфессии не должно наносить вред никому из польских граждан в том, что касается пользования гражданскими и политическими правами, в частности, доступа к государственным должностям, различным видам деятельности и почестям, либо занятия различными профессиями или участия в различных промышленных предприятиях». Все это довольно плохо согласуется (и это следует знать) с numerus clausus, со скамейками гетто, со снисходительным отношением, чтобы не сказать больше, слишком часто оказываемым погромщикам судебными властями[410].
4. Что же теперь делать?
Мы только что видели, до каких бесчинств дошел во многих странах антисемитизм, изобличающий себя как один из чудовищных симптомов всеобщего падения нашей цивилизации, и, к сожалению, настраивающий одних несчастных и страдающих людей против других несчастных и страдающих.
Можно ли оставаться безразличным и инертным при виде таких событий? Как можно не поставить перед собой с беспокойством вопрос: что необходимо делать? Я знаю, что сегодня люди повторяют этот вопрос по поводу других бесчисленных ужасных событий в мире. Для нас это не повод уходить от ответа. Необходимо сделать все возможное, прибегнуть ко всем доступным лечебным средствам, столь недостаточным, как может показаться, когда они взяты в отдельности.
Генерал Складковский, президент Польского сейма, сказал недавно: «От имени польского правительства я заявляю, что мы всеми силами будем противодействовать любому погрому и любой кампании ненависти против евреев, подобных тем, которые произошли в прошлом году. В нашей стране нет места расовой борьбе. Существует лишь проблема перенаселенности, связанная с экономической сферой». В то же время докладчик по бюджету Министерства внутренних дел сделал запрос колониальным властям с просьбой «помочь Польше материально и финансово решить проблему еврейской эмиграции при содействии самих евреев»[411].
Эмиграция — вот одно из предложенных лекарств. По правде говоря, оно смогло бы действовать лишь как полумера. Это принесло бы некоторое облегчение экономического кризиса в Восточной Европе, компенсируя по крайней мере превышение рождаемости и, вероятно, даже незначительное снижение абсолютной численности еврейского населения в этих регионах. Об идее массовой эмиграции не может быть и речи, это совершенно невозможно.
