Отложив телефон, я села за компьютер и написала список тех вещей, которые смогу делать, живя одна. По мере его написания градус моего настроения неуклонно полз вверх.
Я смогу:
• ложиться тогда, когда хочу, не выслушивая упреков;
• спать на кровати по диагонали;
• засыпать под «Гражданскую оборону», как в ранней юности;
• завтракать перед компьютером, читая новости;
• вечерами писать новые главы книги;
• не стесняясь своего шумного дыхания, делать пранаямы в любое время дня;
• солить еду, не слушая ехидных намеков о порче вкуса блюда;
• флиртовать направо и налево (теперь главное – научиться это делать);
• ездить в гости к подругам с ночевкой;
• смотреть то кино, которое мне хочется;
• мазать пятки кремом, не думая о том, что его запах может кому-то не понравиться.
Конечно, я понимала, что со стороны мой список может выглядеть как попытка брошенной женщины хоть как-то себя утешить. И, чего греха таить, все эти бонусы не перевешивали того банального до невозможности счастья, которое было у меня год назад: совместных завтраков и возможности засыпать в обнимку, поцелуев на прощание и планов на будущее.
Но каждый ищет свой путь из Аида, и оглядываться назад на этом пути смертельно.
Мне нужно было выжить, и не просто выжить, а не обрасти при этом ежиной шкурой цинизма. Я видела примеры, когда мои друзья выходили из жизненных передряг, нарастив на тело настоящие панцири из циничных шуточек и пошлых афоризмов. Меня всегда удивляло – неужели они так наивны и верят, будто цинизм способен прикрыть раны? Цинизм – довольно прочный панцирь, но в большинстве случаев абсолютно прозрачный. И даже невооруженным взглядом под ним видно мягкое и уязвимое тело души.
Мне хватало ума и психологических знаний, чтобы понять бесполезность борьбы со страхом. Страх невозможно победить, поскольку есть у него одна досадная черта – чем больше мы с ним боремся, тем больше он крепчает. Как древнегреческий Антей, который, оказываясь на земле, каждый раз поднимался с новыми силами.
Когда невозможно убить страх, остается наблюдать за ним.
Чтобы отрезать пути к отступлению, я написала о своем решении в ЖЖ и объявила о нем на ближайшей встрече нашего клуба.
Моя запись была по-ночному драматична и по-ангельски пафосна: «Одиночество – мой осознанный выбор сейчас…»
Был, правда, у нее и еще один мотив: мне страстно не хотелось, чтобы кто-то решил, будто Тим сам ушел от меня. И, конечно, как всегда бывает в сказках, похожих на жизнь, именно так все и решили. Женщина больше всего похожа на брошенную и несчастную именно тогда, когда она яростно утверждает обратное.
– У кого проблемы? Это у меня проблемы? Нет у меня никаких проблем, и вообще, я спокойна и счастлива! Неужели не заметно?
Пока Тим искал квартиру, я усиленно готовилась остаться одна. Помимо всех уже предпринятых действий, я написала последнюю главу своей книги и оставила свою героиню в одиночестве. Я не планировала такой концовки, просто Вирге, как и мне, пришло время пройти часть пути одной, не уповая ни на чью шпагу, кроме своей собственной.
В те дни я много читала и думала об одиночестве. Я купила себе подборку книг Ошо и начала поглощать их одну за другой. Я выписывала особо понравившиеся цитаты и рассылала их по «аське» друзьям.
– Ошо – гениален! – стучала я Анечке. – Посмотри, что я сегодня нашла. Это же именно то, о чем я думала. «Только самодостаточный человек…»
– Не подсаживайся на это слишком сильно, – предупреждала Анечка. – Самодостаточность – путь для тех, кто хочет стать бодхисатвой, а не выйти замуж.
– А может, это моя судьба – стать бодхисатвой? – лукаво-мечтательно говорила я. – Ну, сама посуди, какая из меня жена? Готовить, кроме салатов, ничего не умею, с иголкой не дружу, дома почти не бываю, а когда бываю – большую часть времени провожу за компьютером. Будь я мужчиной, в мои достоинства можно было бы вписать хотя бы то, что я не пью, не курю и занимаюсь спортом, но для женщины это слишком мелкий бонус. Так что, чует мое сердце, через годик-другой я покину вас и уеду медитировать в ашрам…
Я перекроила свое расписание таким образом, чтобы в нем осталось минимум свободных вечеров, и все мое время было распределено – пусть и в гибком режиме – между работой, тренировками и йогой.
Ночами я писала страницы об одиночестве, пытаясь представить, как скажется на мне год, прожитый в роли Одинокой Женщины. А два года? А три?
Через год я виделась себе сильной и самодостаточной женщиной, которая без мужчины чувствует себя так же счастливо, легко и уверенно, как и с мужчиной. Слово «аскеза» ласкало мой слух куда больше, чем слово «роман». Я предвкушала, что наконец буду вести образ жизни, достойный своего прозвища, а то приступы ревности, похоти и обжорства, нападавшего на меня обычно после полуночи, мало вязались с имиджем Ангела.
Я стану уравновешенной и спокойной, эдаким Буддой в женском обличье. И, кто знает, возможно, приехав в ашрам, я пойму, что обрела настоящий дом? Господи, ведь ни в одной из священных книг нет заповеди, что каждая женщина непременно должна стать женой и матерью.
Все эти манипуляции с собственным сознанием в итоге все-таки привели меня к желаемому результату. Отъезд Тима, мысли о котором еще две недели назад ввергали меня в трясину депрессии, теперь ожидался мной с нетерпением. Я чувствовала себя как подросток, которого родители впервые оставляют дома одного: легкий страх приглушался предвкушением свободы и пока неведомого испытания. Теперь я уже жаждала поскорее остаться в одиночестве и начать практиковать свою аскезу. Пока мы с Тимом жили под одной крышей, опробовать идею воздержания никак не удавалось: все наши разговоры, начатые после ужина, заканчивались сексом – почти как в первый год брака.
Но я уже составила себе новый график жизни, которого собиралась придерживаться после отъезда Тима. Он включал час йоги рано утром, работу днем, вечером – тренировки по фехтованию, тренажерный зал, новые главы книги, а перед сном – медитацию. Выходные отводились под встречи с друзьями, фотографии, одинокие прогулки в парке – чтобы проветрить голову, заполненную буквами.
Это были две самые долгие недели в моей жизни.
…Это была славная битва, и я ее выиграла…
В какой-то из дней я проснулась с тем ощущением, которое когда-то в детстве знаменовало для меня начало нового года. Тогда я открывала глаза и чувствовала – вот оно! Совсем рядом со мной, за белой дверью с вставкой из непрозрачного стекла стояло Чудо. Так странно, вроде бы стрелки на часах двигались с той же безразличной тупостью, что и вчера. И тем не менее весь мир был – новый. И какое-то время меня сладко знобило от осознания того, сколько новых возможностей открывается для меня в этом мире.
