сопровождать, сказала, что хочет побыть в уединении. Артемисия даже порадовалась редкой возможности самой побыть у зеркала, не настаивала на том, чтобы присматривать за ней.
Среди спящих деревьев было достаточно свежо, но не холодно. Шерстяная накидка согревала плечи и спину. Царица направилась к полюбившейся беседке по дорожке, выложенной замшелыми камнями. Каждый шаг отзывался легким шорохом мелкого щебня и песка, просыпанного между рваных швов. Вот старая груша, священное дерево Геры в окружении коварного терновника. За беседкой ива, грустно опустившая оголённые ветви. Олимпиада помнила, что бесплодные гречанки стелили супружеские ложа из ивовых ветвей, пытаясь привлечь добрых духов; взывали к богам с просьбами и… беременели. Взгляд упал на гранатовый куст, такой же скучный без листвы. Кажется, совсем недавно она снимала с него тяжёлые бурые плоды, угощалась сладкими зёрнами. Редкие птицы, припозднившиеся с осени, напоминали, что сад не умер, он замер в преддверии новой жизни…
Царица услышала за спиной тихие шаги. Услышала вкрадчивый голос, который невозможно было не узнать:
– Госпожа, не бойся, я – Нектанаб.
Откуда халдей узнал, что царица в саду? Словно читая ее мысли, он произнёс:
– Я могу оказаться везде, если знаю, что могу понадобиться своей госпоже.
– А я не звала тебя, Нектанаб, – отозвалась царица. – Сейчас я хочу побыть одна, оставь меня.
Сверху послышался шум крыльев. Ослепительно белый голубь резко спустился с высоты и неожиданно умостился на её плече, словно давно знал её, как свою хозяйку. Птица принялась спокойно чистить пёрышки, вертела головкой, заглядывала в глаза и нежно ворковала, словно хотела сообщить Олимпиаде нечто важное. Она удивилась и испугалась, не знала, что предпринять – прогнать невесть откуда взявшуюся птицу или приласкать. А Нектанаб, увидев голубя, воздел руки к небу и радостно воскликнул:
– О госпожа! Зевс подает тебе знак!
– Какой знак, халдей? О чём ты говоришь?
– Это вещий голубь, посланник Зевса, прилетел от Додонского оракула, что в Эпире.
– Тогда скажи, в чём его весть, халдей? – не замедлила спросить царица.
Нектанаб вдруг внимательно окинул взглядом фигуру Олимпиады, затем спросил почти шёпотом:
– Моя госпожа что-либо замечает такого за собой, что изменилось за последний месяц?
Царица вспыхнула лицом, готовая разгневаться. Но халдей настоял на своём вопросе:
– Мне понятно твоё смущение как женщины, но сейчас спрашивает не мужчина, а охранитель твой, слуга Зевса. Мне можно говорить всё, поэтому не пытайся скрыть истину.
Потупив глаза, она едва выдавила из себя:
– Кажется, последний раз я не замечала у себя месячных. Но зачем ты задал мне свой вопрос?
– Я хочу быть уверенным в том, что сейчас мне сообщил этот голубь. Теперь я уверен – в утробе своей ты понесла сына от бога. Радуйся, царица, избранница Зевса!
Олимпиаде показалось, будто земля уходит из-под ног. Справившись с волнением, она спросила:
– Но Филипп, муж мой! Он был со мной в ночь после свадьбы! Он был мой, а – его… – На глазах у неё появились слёзы. – Что скажешь, халдей? – чуть ли не крикнула она, закрыв лицо руками. – Нет, не верю тебе! Филипп – отец моего ребенка!
– Моя госпожа, ты права лишь в том, что в лоне твоём смешалось семя мужа с семенем божьим. Но сына понесла ты от бога, потому что он не отказывается от своих намерений. Прошу тебя, не укоряй себя, не вини – такова воля Зевса.
– Если случилось так, как ты говоришь, халдей, на кого мой сын будет похож?
– Ни лица, ни волос, ни цвета глаз от Филиппа он ничего не возьмет и характером будет отличен от него, в движениях стремителен, как разгорячённый схваткой лев. Но, к радости твоей и спокойствию, только ты и будешь видеть эти различия, потому что ты – родная мать. Филипп и никто другой никогда не обратит на это внимания, а если появятся сомнения, ни один человек не станет говорить об этом вслух.
Царица надолго задумалась. Нектанаб не проронил ни слова, пока она, видимо, успокоившись, не произнесла умиротворённо:
– У меня будет сын от Зевса.
– Да, моя госпожа, так и есть. Но тебе нужно быть осторожней в твоём положении, так как беременные женщины находятся в опасной близости от границы между миром земным и миром подземным. Ты можешь быть подвержена порче и сглазу тёмных сил, демонов, врагов, которых немало у Зевса. Я уберегу тебя от них.
– Тогда я буду послушна твоим советам, мой верный охранитель Нектанаб.
Царица впервые назвала халдея по имени, показывая готовность следовать за ним в такой необычной ситуации. Он понял её настроение и с благодарностью склонил голову.
– Моя госпожа, выслушай меня и постарайся следовать моим советам:
Будь теперь осторожной в словах и действиях, пище, напитках и особенно в привычках… Отстраняй от себя неприятности и предметы безобразного вида – уродцев и отвратительных тварей, иначе их обличье может отразиться на внешности твоего ребёнка. По той же причине не смотри на покойников и не давай рисовать с себя портрет, иначе ребёнок умрёт в первый месяц после рождения…
Не стриги волосы в последние месяцы беременности. Не вздумай что-либо зашивать или срезать, связывать или гнуть – иначе завяжется, зашьётся путь младенца в утробе твоей. Запрети также это самое делать в твоём присутствии слугам или родственникам…
Не ругай прислугу и рабов, не кричи и не обижай животных.
Но прежде, чтобы беременность твоя и роды прошли тебе и ребёнку не в тягость, призови богиню Астарту, по-вашему – Афродиту, попроси покровительства твоей беременности.
– Это обязательно надо сделать, Нектанаб?
– Да, госпожа! Верь мне!
Халдей отступил за куст можжевельника и скрылся из виду. Царица заторопилась во дворец, где, сославшись на головную боль, до вечера оставалась одна в спальне. Позже допустила к себе только рабыню Клио.
* * *
Свою тайну, беременность, Олимпиада сохраняла недолго. Артемисия определила её состояние по дурному настроению, которое периодически накатывалось на воспитанницу. И также по изменчивому аппетиту, который, то пропадал вовсе, то проявлялся у неё в чрезмерном виде. Няня решительно пригласила старого врача Никомаха, оставленного Филиппом специально для наблюдения за женой. Он предложил царице выпить перед сном на голодный желудок меликрат – мед, смешанный с молоком и вином.
– Если появятся колики в животе – ты беременна. Более верного способа я не знаю, – сказал Никомах и ушёл, важный от участия в таком ответственном деле.
Артемисия исполнила, как он наказывал, составила напиток, дала Олимпиаде. Всю ночь царица ощущала колики в животе, о чём сообщила няне. Теперь царице можно было поделиться радостью с мужем: «Олимпиада – Филиппу: