– Добрый вечер, Антонина Яковлевна, – спокойно поздоровался он.
Нина, не отвечая, глядела в его лицо.
– Почему вы так на меня смотрите? Вы испугались?
– Ни капельки, – холодно сказала она, складывая на груди трясущиеся руки. – Помилуйте, чего же бояться? На ночь глядя меня увозят из дома под конвоем, ничего не объясняют, везут не на Лубянку, а в особняк Ворониных… вы отпускаете мой конвой… В самом деле, чего же тут бояться?!
– Вы раньше здесь бывали? – заинтересованно спросил он. Спохватившись, предложил: – Садитесь, пожалуйста.
Сесть было негде: все шесть стульев у круглого стола оказались завалены бумагами и книгами. Наганов смахнул с одного стула все, что на нем лежало, прямо на пол, и гулкий звук разлетелся по огромной комнате, как выстрел: Нина невольно вздрогнула. Взгляд ее упал на окно, мельком подумалось: в крайнем случае – туда, выбить стекло, второй этаж – невысоко, только бы ничего острого внизу не валялось… «Дура, дура, сразу возразил кто-то внутри нее, куда же ты денешься потом, даже если он тебя не догонит? Дома остались дети, цыгане, что будет с ними?..»
– Садитесь, – снова пригласил Наганов. – Так вы знаете, чей это дом?
– Вся Москва знает, – пожала плечами Нина, опускаясь на стул. – Это дом графов Ворониных…
Она запнулась, не зная, стоит ли упоминать о том, что графиня Зинаида Воронина была крестной ее младшей сестры. Но Наганов не заметил замешательства Нины.
– Графиня, кажется, была цыганкой? Я видел ее портреты – здесь, в доме. И прежняя прислуга рассказывала…
– Да, верно, – подтвердила Нина, складывая руки на коленях. – Она была наша, хоровая цыганка, Зинаида Алексеевна Васильева. Зина Хрустальная, ее весь город знал.
– Граф взял ее на содержание?
– Он женился на ней, – глядя в недоверчивое лицо Наганова, отчеканила Нина. – Они были венчаны в той самой церкви, которую видно из этого окна. У них пятеро сыновей, и…
– И все они сейчас у Врангеля, – закончил Наганов.
– Это мне неизвестно, – опомнилась Нина. – Вы забываете, я восемь лет жила в Петербурге и вернулась в Москву только нынешней весной, я ничего ни о ком не знаю, и…
– Я помню об этом, Антонина Яковлевна, – перебил ее Наганов. Двумя широкими шагами он пересек комнату, остановился у окна, загородив его почти целиком своей огромной фигурой. – Давеча я не сказал вам… Ваше дело закрыто, виновным признан бывший комиссар Дмитрий Прохарин… поскольку других обвиняемых у следствия не имеется. Вы можете свободно покинуть город.
– И вы не сказали мне об этом вчера? Вам понадобилось привозить меня к вам на квартиру под конвоем? Ведь теперь вы живете здесь, не так ли?
– Комиссариат выделил… – словно извиняясь, произнес он. – А мне, признаться, здесь не особенно уютно. Слишком много места, я к такому не привык. Живу больше на службе. Здесь хорошо только читать, но времени очень мало.
– Да, читать здесь можно, – подтвердила Нина, обводя взглядом темные, сумрачно поблескивающие стеклом книжные полки. Некоторые из них были открыты, и в них отчетливо виднелись черные проемы на месте вытащенных книг.
– «Повести Белкина» у вас отсюда? – вдруг спросил Наганов.
Вопрос был таким неожиданным, что Нина не сразу смогла ответить и некоторое время недоуменно смотрела на него.
– «Повести Белкина»? Та, что я давала вам? Нет… Это моя книга, моя собственная. Почему вы спрашиваете?
Наганов молча подошел к книжному шкафу за спиной Нины. Обернувшись, она увидела на полке собрание сочинений Пушкина – зеленое, сытинское, точь-в-точь такое, как было у нее. «Странно… – мельком подумала Нина. – У графа книги дорогие всегда были, откуда Сытин?.. Может, тетя Зина покупала?» Четвертого тома с «Повестями Белкина» на полке не было: вместо него зияло пустое темное место.
– Я осматривал библиотеку и заметил… – Наганов встал у нее за спиной. – Тут много книг с полок взято. Хозяева, верно, когда уезжали, с собой забрали что могли. Удивительно только, что самые дорогие книги – на месте.
– Любимые книги не всегда дорогие, – заметила Нина. – Тем более дорогие могли отобрать при любом обыске в поезде. Да и тащить такую тяжесть…
– Я после нашего с вами разговора здесь порылся. – Наганов погладил огромными пальцами зеленые корешки книг. – Вы правы были, у Пушкина тут много… не стихов. Да, жаль, что времени совсем нет…
– Искренне вам сочувствую. – Нина встала. – Товарищ Наганов, если я верно вас поняла, я не задержана? И не арестована? И вы привезли меня сюда без всякого права?
Он кивнул, не сводя с нее глаз.
– Стало быть, я свободна и могу идти?
– Я прошу вас остаться ненадолго, – сказал он. Сказал негромко, очень спокойно, но Нина, словно разом обессилев, тяжело опустилась обратно на стул.
– Но зачем? – хрипло спросила она. – Максим Егорович, мы ведь не дети… Если вы привозите к себе в дом женщину… не приглашаете даже, а привозите насильно, под охраной… если вы намеренно пачкаете ее имя, репутацию… то у вас на это есть причины? Поговорить со мной о Пушкине вы могли бы и в Большом доме! Вы ведь столько бывали у нас, мы всегда с радостью вас принимали, почему же?.. За что вы так обходитесь со мной?! Чем я виновата перед советской властью?!
Наганов медленно сел напротив. Встревоженная Нина пыталась поймать его взгляд, но он упорно смотрел в стол.
– То, что вы находитесь здесь, Антонина Яковлевна, никакого отношения к советской власти не имеет, – наконец медленно, словно через силу выговорил Наганов. – И я, разумеется, превысил свои полномочия, но… я вовсе не хотел вас пугать. Я думал, вы знаете… видите, что…
– Что вы мной увлечены? – перебила Нина. – О да, вижу и знаю. И не только я, но и вся Живодерка. И что же вы теперь намерены делать со мной?
– За кого вы меня принимаете, гражданка Баулова? – ровным голосом произнес он. – И чем, позвольте спросить, я так уж навредил вашей репутации? Ведь вам, по долгу ваших… занятий, кажется, часто приходилось ездить к богатым людям? К аристократам? Дворянам? Их общество вас больше устраивало?
– Довольно! – Нина резко встала. – Вы оскорбляете меня! И не только меня, но и всех цыган… весь мой народ! Который, между прочим, советская власть не так давно освободила вместе с русским! Вероятно, до получения вашей должности вам никогда не приходилось бывать у цыган? Нет? Ну так я скажу вам! Никогда, ни в какие времена, ни одному князю, графу или генералу в голову бы не пришло обойтись с хоровой цыганкой так, как это сделали вы! Никогда в жизни хор не оставлял своих солисток наедине с гостями! Это было невозможно, поверьте! Для того чтобы жениться на цыганке, требовалось заплатить в хор выкуп! И немалый!
