— Рагнар, прекрати молоть вздор! Ты рассуждаешь, словно простой хирдманн! Конунг Руар даст в приданное за свою дочь землю, ты расширить Ранхейм, а все эти разговоры о красоте не стоят ничего. Ты — будущий правитель, негоже тебе рассуждать, как простому воину, как обычному глупцу. Красота — самое непостоянное из достоинств женщины, сегодня она есть, а спустя несколько лет, красоты этой как не бывало. И потом, Рагнар, тебе всего лишь нужно будет, чтобы она родила тебе наследника, а красивых наложниц взять ты всегда сможешь. Вон, посмотри, как живет твой отец, его девок вскорости будет столько, что весь Ранхейм будет работать лишь на их содержание, — насмешливо сказала Горлунг.
— Горлунг, но в этом есть и твоя вина, — осторожно заметил Рагнар.
— Какая? — тихо поинтересовалась Горлунг.
— Если бы ты давала отцу думать, что всё по-прежнему, сохраняла для него видимость счастливой жизни, этих девок бы не было, ну, или их было бы не столько, — молвил он.
— Рагнар, милый, поверь, так проще. И меня больше нет сил на эту игру в счастье, я устала. Пусть этих девиц будет больше, чем люда в Ранхейме, только бы твой отец никогда более не переступал порог моего покоя. Не могу я смотреть на этого слабака, что мнит себя великим правителем. Рагнар, милый, если бы ты знал, как тяжко мне видеть таким хозяина Ранхейма, он не достоин этого. Одно из самых богатых конунгств Норэйг, заслуживает лучшего правителя.
Олаф поморщился, он давно уже знал, что Горлунг его не любит и не уважает, но слышать эти жестокие слова ему было неприятно.
— Горлунг, — вздохнув, ответил Рагнар, — но я не хочу брать её в жены.
Он не встал на защиту отца, Рагнар не делал этого уже много лет, ибо нельзя выступать против истины, а в жестоких словах мачехи была только правда. Горлунг всегда была такой — резкой, жестокой, нетерпимой, но ему молвила лишь правду. Она всегда была права, как не печально это было осознавать Рагнару. И сейчас он понимал, что жена отца права, но из мальчишеского упрямства продолжал настаивать на своем.
— Рагнар, сейчас ты мне напоминаешь своего отца, что не видит никогда дальше своего носа! Ты расширишь свои земли! Твой отец хороший воин, но никудышный правитель, разве ты не видишь этого, разве все наши с тобой разговоры прошли в пустую? Я же растила тебя, не как какого-нибудь мальчишку, а как мудрого правителя, мы же вместе вершили суд еще в Утгарде, а здесь ты вообще стал моей опорой. Ты же видишь, что Ранхейм не приносит былого дохода, нам нужны земли, иначе твоим сыновьям нечего будет наследовать. Это стоит нескольких ночей с Турой, уж поверь мне, — убежденно сказала Горлунг.
— Я подумаю, Горлунг, — тихо сказал Рагнар.
— Подумай и прими верное решение, у нас нет выхода, Рагнар, — тихо сказала Горлунг, — твой отец пускает по ветру всё наследие конунга Ингельда.
На какое-то мгновение повисла тишина, и Олаф невольно забеспокоился, не увидели ли они его.
— Отец всё так же продолжает? — спросил немного спокойнее Рагнар.
— Рагнар, ты же знаешь своего отца, — в голосе Горлунг сквозил холод и равнодушие, — он навеки останется таким, каков он есть. Безвольным, недалеким, слабым — таков он есть. Это истина, я могу врать соседям, что он продолжает традиции Ингельда и мудро правит, но это ложь. Олаф отвратительный конунг. И я не хочу, чтобы ты был таким, как он.
Олаф выругался про себя. Его жена, в венах у неё течет не кровь, а студеная водица. И Рагнар её во всем поддерживает, как они ему надоели, они оба! И опять этот проклятый Ранхейм, только об этом куске земли думают, будто нет ничего важнее.
Не в силах более слышать холодный голос Горлунг Олаф быстро прошел в общий зал, где молодые рабыни мыли очаг. Увидев возле общего стола маленькую и худенькую фигурку новой рабыни, Олаф быстрым шагом подошел к ней. Девчонка обернулась, испуганно глядя на него большими васильковыми глазами, стараясь проскользнуть мимо него. Но нет, он и так упустил слишком много, и, задрав подол рабыни, Олаф повалил её на стол, на глазах у остальных. Он — хозяин Ранхейма, одного из богатейших конунгств Норэйг, ему можно все!
* * *
Олаф увидел Горлунг следующим утром, она как это обычно и было, поморщилась при его появлении, неодобрительно посмотрела на его помятое лицо с давно не стриженной бородой. Но почтительно склонила голову, как это не смешно, но Горлунг всегда подчеркивала его высокое положение, хотя уже давным-давно сама управляла всем в Ранхейме: вершила суд, принимала решения по поводу укреплений, запасов еды, продажи треплей.
От этого Олаф взбесился, ему необходимо было доказать ей, всем вокруг и в первую очередь самому себе, что Олаф Ингельдсон, конунг Ранхейма, еще на что-то способен.
— Я собираюсь пойти в набег в этот солнцеворот, — отрывисто сказал Олаф.
Чужие земли, где не будет её, вот что манило теперь Олафа больше всего на свете. Он с усмешкой вспомнил свой давний поход, когда только и грезил, что о возвращении, да о ложе Горлунг.
— Как тебе будет угодно, но…
— Ты останешься хозяйкой Ранхейма, — перебил её Олаф.
— Благодарю за доверие, муж, — с почтением ответила она.
Горлунг смотрела на мужа с нескрываемым презрением. Набег — очередная блажь, может, через седмицу он остынет, запоем начнет мед пить и забудет об этой идее. Хорошо бы, хотя пусть уезжает, без него только лучше.
— Когда я приду из набега, будем решать вопрос о супружестве Ингельды, — продолжил Олаф.
— Она еще слишком молода, Олаф, — возразила Горлунг.
— Молода, зато поразительно красива, все хирдманны заглядываются на неё, — голос Олафа стал теплее, а взгляд довольным и мечтательным, — волосы у неё словно злато, в кого они такие? Если бы я не был уверен, что в Утгарде у тебя не было милого друга, я бы решил, что она не от меня.
— Ну, твой отец и мой были светловолосыми, — улыбнувшись, ответила Горлунг, — наверное, она в них.
— Зато остальным в тебя, — с упреком сказал Олаф, — вот Дида — другое дело, моя дочь. А в Ингельде слишком много твоего, эти пугающие глаза, когда она смотрит на меня, мне хочется поскорее уйти от её взора.
Горлунг отвернулась, её старшая дочь была поразительно похожа на Суль, и не только внешнее сходство не давало покоя ей, у Ингельды душа была такая же черная, как у прабабки. Где найти ей достойного супруга, что сможет её наклонности обуздать? Да и есть ли такой силы мужчина в мире подлунном?
— Я не виновата в этом. Когда ты брал меня в жены, ты всё обо мне знал, я не скрывала от тебя ничего, — склонив голову, ответила Горлунг.
— Я и не виню тебя в утайке. Но уж больно Ингельда красива, словно сама Фрея, — улыбнувшись, продолжил Олаф, — никого нет краше неё. Заметила, какой она стала, совсем выросла, пора ей разделить ложе с воином.
