Как только она оказалась на свободе, девушка набросилась на него с кулаками. Захлёбываясь слезами, она била его по лицу, в грудь, по шее. Поль всё спокойно сносил, только приговаривал:
— Все уже хорошо. Тебя никто не тронет. Не переживай.
Наконец, она перестала бить его, прижалась и разрыдалась от души, от сердца. Вскоре она затихла, просто сидела, прижавшись к груди Дизеля. Боялась оторваться, а он боялся её потревожить. Вдруг всё начнётся по новой. Ведь она столько пережила. Если бы он не подоспел вовремя, эти гниды надругались бы над ней, горло перерезали, да так здесь во дворике и оставили бы.
— Ты кушать хочешь? — спросил её неожиданно Дизель. Он пытался её отвлечь от тяжелых воспоминаний.
Она кивнула.
Поль скинул с плеч вещмешок, развязал тесемки и достал палку колбасы. Снял с пояса нож, отрезал кусок и протянул ей.
Она взяла и впилась в него зубами, словно целую вечность ничего не ела.
— Тебя как зовут? — спросил он.
Она не ответила, увлечённая пережёвыванием колбасы.
Поль спохватился, нашёл кусок хлеба и протянул ей. Теперь она ела колбасу вприкуску с хлебом.
— Да я понимаю. Не до этого сейчас. Потом когда захочешь скажешь. Меня зовут Поль. Я один из тех, что прилетел с небес. Я тут гостил у вас. Я гость вашего народа.
Поль умолк, не зная, что сказать. Он скосил глаз и посмотрел на неё. Она с любопытством его разглядывала.
Совсем девочка. Лет пятнадцать дать можно, не больше. И ведь никого не трогала, не воевала, а эти подонки чуть было жизнь ей не поломали, опоздай он хоть минут на десять.
— Ты не переживай, тебя никто больше не тронет. Я о тебе позабочусь. Меня знаешь как друзья зовут? Меня Дизелем называют. А знаешь почему? Вот видишь, не знаешь. Всё потому что я сильный, и надёжный. И старомодный немножко. Но это не важно. Главное что сильный. Я тебя никому не отдам. Ты теперь как за каменной стеной…
Тихий слабый голосок прервал его. Он и сам не заметил, как умолк, прислушался к ней.
— Мой папа служит в штабе. Он ушел четыре дня назад. И не вернулся. Он жив наверное. Он должен быть жив. Мама очень надеялась. Мама верила. Папа в штаб ушёл…
Дизель стиснул зубы. Зря, девочка отца ждёшь. Штаб гореванский первым же артиллерийским ударом и накрыло. Он потом мимо проходил, да видел, что от штаба осталось. Нашёл умирающего паренька на улице. Ему ноги оторвало по колено. Рана уже давно запеклась, даже кожицей новой зарастать стала. Только парень крови много потерял, да восполнить нечем было. Он обо всём рассказал. В том штабе никто не выжил.
— А мама ждала. Очень ждала. А вчера к нам злые пришли. Они… они… они… — она словно набиралась духу произнести то, во что душа отказывалась верить, — убили маму. Долго убивали. Меня мама спрятала. Никто не нашёл. Я только сегодня смогла выбраться. Очень боялась. Очень. Но кушать хотелось. И я больше не могла сидеть. Я боюсь мёртвых. Они не такие как мы, они чужие. Они страшные. Даже мама стала страшной. Я всю ночь боялась. А утром убежала. Мне маму жалко. Она же еще совсем молодая. Красивая мама у меня. А они её…
Тело девочки затряслось в рыдании. Поль схватил её, притянул к себе и стал гладит по голове, бормоча что-то нежное, успокоительное.
Когда слёзы закончились, она отстранилась от него, внимательно осмотрела спасителя с ног до головы, словно оценивала и протянула руку:
— Я Майя.
— А я Поль Кальянов, по прозвищу Дизель, — представился полным именем Поль, пожал ей руку и смутился.
У девчонки ни отца, ни матери не осталось. Что с ней делать? Он теперь её бросить, оставить не мог. Он теперь за неё полную ответственность нёс. Теперь он ей и за отца и мать, пока никого достойного из её племени не встретит. А кому бы он смог её доверить? Он же никого из гореванов толком не знал. Разве что Прелат вызывал безоговорочное доверие.
— Ты это, Майя, давай собирайся. Теперь тебе здесь оставаться нельзя. Надо дальше двигаться, там где ваши ещё остались.
— А что если папа вернётся? — спросила она, заглядывая ему в глаза.
В глазах Майи он увидел грань. Если он скажет ей сейчас что-то не то, она вышагнет за неё. Снова начнётся истерика, и хорошо если только истерика.
— А мы поищем твоего папу. Он всё равно сюда сейчас не может приехать. Тут одни злые, как ты говоришь. А я еду к Прелату. Он сможет найти твоего отца. Он тебе обо всём расскажет.
— Я знаю. Прелат — добрый. Я была у него. Папа возил, когда все родители маленьких привозят.
— Ну вот и хорошо. Ты покажешь мне как к Прелату ехать? А то я заблудился.
Она кивнула и вытерла кулачками слёзы.
— Вот и замечательно.
Поль поднял её на руки и отнёс к мотоциклу, усадил в коляску. Сам сел за руль, но ключа зажигания в замке не обнаружил. Пришлось возвращаться и обыскивать тела летиан. Найдя ключи, он вернулся, завёл мотоцикл, посмотрел на Майю, подмигнул ей и выехал со двора.
Глава 8 Звенящая струна
Подземное убежище гореванских повстанцев уходило на несколько километров вглубь горы. Высокие своды пещеры облюбовали летучие мыши и фелоры, небольшого размера зверьки, похожие на крыс. Только в отличие от своих обыкновенных серых собратьев, фелоры бегали по отвесным стенам и потолкам, умели перелетать со стены на стену и питались растительной пищей. Фелоры поедали серый мох, растущий в самых мокрых уголках пещер, и были очень любопытны. Они крутились возле людей, норовили заглянуть в палатки и стянуть что плохо лежит. Наученные горьким опытом гореваны прятали всё до чего мог бы дотянуться фелор. Таню о шкодливости и воровских наклонностях местной живности никто не предупредил. Да и предупреждать было некому.
Сразу после прибытия на базу гореваны выступили на поверхность. Пошли на штурм резервации «Тихая лощина». Отец поехал с ними. Ему предлагали остаться, но он сам настоял на своём участии. Таня тоже рвалась в бой. Там находился в заточении её Никита, она не могла оставаться на базе и сидеть без дела, ожидая, когда его выручат, или… об этом даже думать не хотелось.
Но Борис запретил ей. Он ничего не хотел об этом слушать. Когда же она попыталась надавить, сыграть на отцовских чувствах, напомнил ей о том, как она проникла на борт второго челнока, ослушавшись его. В конце он бросил жестокие слова: «быть может, если бы ты тогда была паинькой и осталась на корабле, не пришлось бы твоего Никитку из тюряги вытаскивать».
Таня и виду не подала, что её задели его слова. Хмыкнула недовольно, отвернулась и гордо вышла из палатки. Ушла куда глаза глядят и оказалась на окраине базы. Только там позволила себе разреветься.
Папа как всегда прав. Она обманула всех и проникла на борт челнока. Ей говорили, что путешествие будет опасным. Но могла ли она предположить, что экспедиция на Россу окажется столь экстремальной. Если бы она тогда не сунулась на «ГЕКа», то Никита и не попал бы в этот переплёт. Вот что может повлечь за собой маленькая ложь. При этом страдают другие люди.
Таня плакала, забившись в заросли какого-то кустарника. В первый раз за всю росскую экспедицию она позволила себе дать волю чувствам. Вокруг никого нет, не надо прикидываться стальной, не стоит строить из себя боевую леди, она могла быть такой, какая она есть. А на душе накопилось невыплаканное море. Так хотелось пожалеть себя. И за что ей всё это на голову сыпется.
Таня почувствовала как что-то мокрое и холодное уткнулось ей в ладонь. Она отдёрнуло инстинктивно руку, подняла голову и посмотрела. Сквозь заволакивающие глаза слёзы она увидела что-то чёрное мохнатое. Протёрла глаза. У её ног сидел меховой зверёк с большими круглыми глазами, полными сострадания. Зверёк сидел на задних лапах, передние просительно сложил на груди и печально смотрел на плачущую девушку.
Таня улыбнулась и протянула руку к зверьку. Он насторожился, поднял заострённые ушки с кисточками, подобрался, мех на спине потешно встал дыбом, но всё-таки дал себя погладить. Таня наслаждалась, гладя зверька. Какое умиротворяющее занятие. Постепенно все её проблемы и переживания отступили на задний план. Зверёк убаюкивающее фырчал, выгибал спинку, подставляя её под ладонь.
Таня успокоилась. Она уже не сомневалась, что её отец спасёт Никиту, а гореваны помогут ему в этом. Что её любимый жив и здоров, и вернётся к ней целым и невредимым. Она расслабилась, и мысли её растворились в океане безмятежности.
Гореванские повстанцы выступили на поверхность. Ушёл с ними отец. Она не пошла прощаться. Она попросту забыла о том, что кто-то идёт умирать за её Никиту. Таня погрузилась в воспоминания о себе. Перед её глазами возникали красочные картины дней, когда она была счастлива.
Она опомнилась через несколько часов, выбралась из кустов и направилась назад к покинутой базе. Зверёк увязался за ней. Он смешно бегал вокруг неё, путался под ногами.
