Оказавшись в относительной безопасности, Поль привалился спиной к холодной стене и закрыл глаза. Вздремнуть бы хоть полчасика и то хлеб. Может что и толкового в голову придёт.
— Если придут звери, ты меня им не отдавай. Лучше убей сам, — неожиданно, словно приговор, прозвучал голос Майи.
Сон как рукой сняло. Он широко открыл глаза и воззрился на неё. Эх, девчонка, что же ты такое говоришь. Что же проклятущая позорница судьба с тобой такое сотворила, что ты о таком ужасе удумала. Поль, к своему удивлению, почувствовал, как у него намокли глаза. И рассердился на себя. Ишь, рассопливился, как девчонка. И буркнул ей зло в ответ:
— Не боись, убью.
И тут же пожалел о своих злых словах.
Она напряглась и отвернулась от него. Совсем не это она хотела услышать.
Поль почувствовал, что облажался по полной программе, и попробовал выправиться:
— Не придётся мне тебя убивать. Ты уж прости. Я тебя этим подонкам не отдам. Дизель на то и Дизель. Он надёжный.
Майя повернулась к нему, взглянула в глаза и улыбнулась. Поверила. Теперь Поль, что хочешь делай, но обещание исполняй.
— Давай немного передышку друг другу устроим. А потом посмотрим, что нам судьба на хвосте принесёт.
Поль вновь закрыл глаза и попробовал подремать. Получалось плохо. Дважды летиане начинали атаку и выходили на пограничную улицу. Дважды атака захлёбывалась, и они отступали на прежние позиции. Эта злополучная улица в прежние мирные времена называлась Счастливой (много счастья в последние дни привалило на ней гореванам и летианам), теперь же в пору было переименовывать её в Могильную.
Наконец Дизель отказался от попытки поспать, подвинулся поближе к окну и стал наблюдать за улицей. Майя безмятежно спала. Изредка в её сон прокрадывались кошмары, и она вздрагивала, сжимала кулачки и морщилась, точно от зубной боли.
Поль до последнего оттягивал решение. Пусть девчонка ещё поспит, да и у него ноги гудели, словно он обулся в два пчелиных улья. А вскоре гореваны открыли шквальный огонь по летианской половине и под огневым прикрытием перешли в яростную атаку. Тут уж было не до решений. А Майя сама проснулась.
Поль не верил своим глазам. Топтание на месте похоже закончилось. Гореваны неумолимо надвигались на летиан. Их, казалось, ничто не может остановить. Они всё завалили телами своих погибших товарищей, но всё же перешли Могильно-Счастливую улицу и углубились на территорию летиан, которым пришлось отступать под напором противника.
Поль не верил своему счастью. Им не пришлось возвращаться и давать кругаля. Они ничего не делали, просто отлёживались в укрытии, и оказались в гореванском тылу.
— А ну-ка поднимите руки побыстрее, а то я нервный в последнее время, — раздался позади тихий вкрадчивый голос.
И ему в ответ тут же прозвучало:
— Крот, чего ты с ними церемонишься. Стреляй летианскую шваль. Не жалей.
* * *
Прелат выглядел резко состарившимся ребенком. Маленькое высушенное тело, обтянутый кожей череп и большие смотрящие на вошедших Поля и Майю с состраданием глаза. Он лежал на большой кровати под балдахином и от того выглядел ещё меньше. Увидев его, Поль почувствовал, как неприятно сжалось сердце. Неожиданно было больно видеть Прелата в таком состоянии. Поль и сам не подозревал, что этот гореван ему так дорог.
Духовный лидер гореванов умирал. Война, охватившая весь подземный мир, выела его изнутри. С каждым новым убитым, его тело покидала жизненная энергия. Каждый павший на поле боя гореван становился ещё одним гвоздём в крышку его гроба. Каждую смерть собрата он воспринимал как свою собственную. Он пытался поддерживать братьев, дарил им частички себя, но силы его были на исходе.
В комнате было темно и сыро. Дымно чадил факел в углу на треножнике. Возле постели Прелата стояла на коленях Плакальщица. Её безликое лицо было мокрым, но она не вытирала лицо. Капли собирались в ручейки и стекали на пол.
— Я вижу вас, входите, друзья. Печально что всё так обернулось, — прозвучал тихий голос Прелата. В его голове звучал хрип воронья. Говорить ему было трудно и больно, но он хотел говорить.
— Присаживайтесь. Я ждал. Ждал кого-нибудь из вас. Я надеялся, что меня вы не оставите. И я счастлив что вы пришли ко мне.
Поль почувствовал себя неловко. Ему показалось, что Прелат принимает его за кого-то другого.
Но он последовал предложению Прелата и приблизился к постели. Плакальщица даже не шелохнулась. Казалась, она его не видит. Майя подошла к Прелату с другой стороны и села на постель.
— Там снаружи страшно. Там много умирают. Зачем смерть, зачем всё это. Почему эти страшные люди так ненавидят нас? Ведь мы ни в чём не виноваты. Мы хотели жить так как завещали нам предки. Мы никогда никого не трогали и не обижали. Мы позволяли им селиться рядом с нами. Мы приютили их на нашей планете. А они погнали нас прочь из домов. Теперь выжигают огнём и свинцом наши жилища. И я не желаю им смерти и боли. Никто из живых не заслуживает этого. Жизнь чудесная выдумка, зачем же с ней бороться. Как жаль, что они не понимают этого. Не получилось. Все годы работы пошли прахом. Мы хотели изменить их, но они не хотят меняться. Мне жалко их.
— Простите, Прелат, — Поль больше не мог молчать, он видел какие муки испытывает лежащий перед ним человек. Весь ужас этой войны он пропускал через себя. Он испытывал все муки умирающих, страдающих и раненных гореванов, и при этом продолжал жалеть своих врагов. Для Поля это выглядело чудовищно. — Но вы говорите ересь. Как можно жалеть своего врага?
— Вы очень молоды, вы очень наивны, вы мало жили на земле. Враг он такой же как вы и я, только сознание у него другое. А сознание оно продукт брожение среды. Вы судите летиан за то, что они летиане, но разве можно их судить за это. Какой у них был выбор, они родились такими, они жили среди подобных себе. Для них лозунг «Убить горевана» тоже самое, что почистить зубы перед сном. Они никогда не задумывались об этом. Они привыкли к ненависти к нам. Они живут в клетке, в резервации, построенной когда-то их прадедами и прадедами их прадедов. Жизнь в клетке уютная и сытая, а если пожелать странного, разрушить клетку и вырваться за грань. Тебя посчитают сумасшедшим и запрут в странном доме. Либо ты уйдешь туда, где для такого как ты, есть место. Таким был Егерь. Я видел в своей жизни главную цель, показать таким странным людям выход из клетки. Я верил, чем больше людей покинет клетку, тем хрупче и ненадёжнее она станет.
— Простите нас, — произнёс Дизель. — С нашим появлением среди вас, всё началось. Мы виноваты в том, что летиане теперь убивают вас. Из-за нас летиане прорвались в ваши туннели. Они испугались нас, и решили уничтожить все свидетельства своих преступлений. Мне очень жаль.
— Это не важно кто стал катализатором. Две волны, стремящиеся навстречу друг другу, рано или поздно столкнуться. Вы тут не при чём. Я рад что вы прилетели. Вы вернулись домой.
Прелат захрипел, закашлялся и его глаза закатились. Тело горевана забилось в судорогах.
Поль видел все страдания Прелата, но ничем не мог ему помочь. Это была его кара, наказание за допущенные ошибки и заблуждения.
Отдышавшись, Прелат посмотрел на Поля:
— Ты тревожишься за своих друзей. Не тревожься. С ними все в порядке. Они хотят вернуться домой. Только думают, что ты умер. Мы все так думали. Если ты поторопишься, то успеешь.
Прелат закрыл глаза и замер. Слышалось только его дыхание.
— Вы все правильно делали, — произнесла Майя, склонившись над Прелатом. — Если бы гореваны вели себя по другому, они не были бы гореванами.
Прелат посмотрел на Майю и улыбнулся.
— Спасибо. Но времени больше нет. Я должен успеть кое что сделать на последок. Возьмите меня за руки. Только побыстрее. Я могу не успеть. Умираю.
Прелат взял за руку Поля и Маю. У него были шершавые ледяные руки, словно только что вытащенные из ледника. Холод перебрался на руку Поля. Он протянул свободную руку Майи, но её перехватила Плакальщица. Она поднялась с пола, приблизилась к ним и замкнула круг.
Прелат зажмурился и задрожал мелкой дрожью. Ничего не происходило. Только одну руку словно заморозили, а вторую погрузили в расплавленный металл. Майя затряслась. Ему стало трудно удерживать её. Вскоре и Плакальщицу забила тряска. Поль вцепился в них, боясь разомкнуть круг.
Он потерял счёт времени. Может прошло несколько часов, а может и пять минут. Для него время потеряло значение. Он боролся с вырывающимися, бьющимися в припадке Майей и Плакальщицей. И если они пытались вырваться от него, то своё рукопожатие не размыкали. Словно он был лишним звеном в цепи, и система пыталась его исторгнуть.
Наконец всё закончилось. Опустошённая Майя выскользнула из его рук и упала на пол. Он не успел её подхватить. Плакальщица осталась стоять на месте, но и с ней произошли метаморфозы. Лишённая своего лица, она обрела его. На Поля с грустью смотрела усталая старая женщина с красивым исчерченным морщинами лицом.
