верно для любого изменения, какого он пожелает, большого или малого. Предположим, что какое-то событие, произошедшее в нашем 1970 году н. э., не отвечает представлениям Бога о том, как все должно быть. Он может его удалить, исправить, улучшить – внести любые изменения в любой точке нашего линейного времени. В этом его преимущество над темным игроком.
Мне думается даже, что такие изменения, сотворение или отбор все новых вариантов «альтернативного настоящего», происходят постоянно. Сам факт, что мы можем осознать такую возможность, задуматься над ней, даже поиграть с этой идеей – первый шаг к тому, чтобы научиться различать сами эти процессы. Впрочем, сомневаюсь в возможности для нас когда-нибудь по-настоящему показать или научно доказать, что такие латеральные процессы действительно имеют место. Быть может, все, что нам доступно: обрывки памяти, ускользающие впечатления, сны, туманные догадки… – все должно быть как-то иначе, не в прошлом, а прямо сейчас. Порой мы рефлекторно тянемся к выключателю в ванной, но вдруг обнаруживаем, что он – всегда был – совсем в другом месте. Или тянемся включить вентилятор в машине, где нет вентилятора, – рефлекс, оставшийся от предыдущего настоящего, все еще действующий на подкорковом уровне. Порой нам снятся люди или места, которых мы никогда не видели, но так живо, словно мы прекрасно их знаем. Но даже если найдется время над этим задуматься, мы попросту не знаем, что с этим делать. Одно очень ясное ощущение приходит ко многим из нас снова и снова и никогда не находит себе объяснений: острая, абсолютная уверенность, что все это с нами уже было, что мы, так сказать, уже проживали этот момент или эту ситуацию – но когда? О прошлом тут говорить не приходится – очевидно, здесь все в настоящем. Но мы остро чувствуем, что проживаем это настоящее повторно, в мельчайших деталях – те же слова слышим, те же слова сами произносим… Мне думается, эти впечатления имеют значение и нас не обманывают. Скажу даже вот что: такое ощущение – ключ к некоей точке в прошлом, когда была изменена (репрограммирована, так сказать) какая-то переменная и от латеральной оси ответвился, актуализировался вместо предыдущего новый альтернативный мир; так что мы и вправду, в самом буквальном смысле вновь проживаем тот же самый сегмент линейного времени. Что-то поменяли, заменили какую-то деталь, подкрутили гайки – но не в нашем настоящем, а раньше, в нашем прошлом. Очевидно, такое изменение оказывает на людей, которых оно касается, своеобразное действие: они как бы отступают на клетку или на несколько клеток назад на шахматной доске, составляющей нашу реальность. И такое, быть может, происходит бесчисленное множество раз с бесчисленным множеством разных людей, по мере того как меняются все новые переменные. Нам приходится проживать каждое перепрограммирование вдоль по оси линейного времени, но для Программиста, которого мы именуем Богом, – для него результаты каждого репрограммирования очевидны сразу. Мы живем во времени, а он – нет. Возможно, с этим же связаны воспоминания некоторых людей о прошлых жизнях. У них действительно были другие жизни, но не в прошлом; свои предыдущие жизни они проживали в настоящем. В настоящем, которое, быть может, повторяется бесконечно, как стрелки на часах вновь и вновь обегают один и тот же круг, – но мы не знаем об этом или, быть может, лишь смутно подозреваем.
Итак, поскольку при каждом столкновении тезиса темного игрока и антитезиса божественного Программиста высекается новый синтез, и поскольку, возможно, при этом каждый раз рождается новый латеральный мир, и поскольку, как я полагаю, каждый синтез или разрешение проблемы является в какой-то степени победой Программиста, выходит, что каждый новый мир должен быть лучше – нет, не предыдущего, лучше всех иных латентных или просто возможных исходов. Он лучше, но ни в коей мере не совершенен – то есть не окончателен. Это просто еще одна ступень процесса. Ясно видится мне вот что: Программист постоянно использует предыдущую вселенную как гигантскую груду кирпичей для нового синтеза, так что предыдущая вселенная всегда отличается элементом хаоса или аномии по отношению к зарождающемуся новому космосу. Следовательно, бесконечный процесс рождения альтернативных миров, появляющихся и насыщающихся актуализацией, противостоит энтропии, хотя конкретных проявлений этого нам увидеть не дано.
В романе «Убик» я описываю движение по ретроградной оси энтропии, однако не в образах разложения и распада, как можно было бы ожидать, а как возвращение к Платоновским идеям. Возможно, нормальное движение вперед по этой оси, против энтропии, движение накопления и совершенствования, осуществляется по тому направлению, которое я назвал латеральным; иначе говоря, это движение в ортогональном, а не линейном времени. Если так, выходит, что в «Убик» я, сам того не зная, вложил скорее научную, чем философскую идею. Впрочем, это лишь догадка. Хотя фантасту случается порой говорить больше, чем знает его сознание.
Мы слепы к этой иерархии формы, развивающейся с каждым новым синтезом, поскольку не подозреваем о существовании низших, неактуализированных миров. Этот процесс взаимодействия, постоянно формирующий новое, вместе с тем отбрасывает каждую использованную ступень. То прошлое, которым обладаем мы в каждый конкретный момент настоящего, двойственно, но сомнительно: у нас есть внешние, объективные следы прошлого, «встроенные» в настоящее, – и есть внутренние воспоминания. Но и то, и другое несовершенно: это лишь обрывки реальности, и отнюдь не сохраненные в неприкосновенности. То, что мы храним – и вокруг себя, и в собственном сознании, – легко может увести на ложный путь. Такова природа появления подлинно нового: если оно и вправду новое – оно должно так или иначе уничтожать старое, то, что было прежде него. И особенно то, что так и не начало вполне быть.
В этом пункте нам понадобится свидетель: человек, который как-то – не так уж важно, как – сумел сохранить воспоминания об ином настоящем, скрытые впечатления альтернативного мира, в чем-то заметно отличные от воспоминаний и впечатлений мира здешнего, актуализированного. Согласно моим теоретическим представлениям, почти наверняка тот мир будет хуже нашего. Неразумно полагать, что Бог Программист-Репрограммист станет заменять лучший мир худшим – будь то в плане свободы, любви, красоты, порядка, здоровья или любых других наших стандартов. Когда механик чинит вашу машину – он исправляет поломку, а не ломает дальше; и писатель, переписывая набело роман, не ухудшает его, а старается улучшить. Должно быть, чисто теоретически возможны аргументы за то, что Бог зол или безумен и поэтому может заменить лучший мир худшим, – но, честно говоря, не могу принять эту идею всерьез. Так что давайте оставим это. Итак, позвольте задать вопрос: есть ли у кого-нибудь из нас смутные воспоминания о
