— Отпустите его! — попросила какая-то девочка с третьего курса. — Он хороший!
— Он ни в чем не виноват! — загалдели ребята. — Он просто так сказал!.. Он невиновен! Простите Эмиля! Он больше не будет!
Среди третьекурсников возвышалось несколько старшеклассников. Я с волнением узнал Ингу Штурм, подругу Вероники, и Кристиана Шульца, брата Кристины, а также двоих «Иванов-Царевичей».
— Вы понимаете, за кого просите? — сдвинула брови Берегиня.
— Понимаем! Еще как понимаем! — снова загалдели дети, а старшекурсники добавили:
— Мы берем его на поруки! Перевоспитаем, если что!
— Но вы даже не представляете, в чем он обвинен!
— Ножик стырил? — фыркнул один из «Царевичей». — Так новый можно сделать. Я сам могу сделать, если надо! А Эмиль тут ни при чем!
— Тогда кто же виноват?
Делегация сникла.
— Кто надо, тот и виноват, а только не Эмиль, — пробурчал Антон. — Честное слово!
Он протянул завучу лист пергамента, одна половина которого была исписана:
— Вот мы тут подписи собрали в его защиту.
Леди Ульфрида, стоявшая ближе всех к двери, взяла пергамент и пробежала глазами неровные строки.
— Я доложу о вашем визите директору, — сказала она. — А пока отправляйтесь к себе!
Держа послание так, словно это был пакт об объявлении войны, леди Ульфрида скрылась в коридоре, ведущем в кабинет директора.
Я сидел ни жив ни мертв. Если ребята правы и Эмиль невиновен, то, выходит, он покрывает настоящего преступника. Вопрос в другом — что заставило его так поступить?.. Я встал и направился вслед за леди Ульфридой.
Она уже все рассказала мессиру Леонарду, и я застал директора вышагивающим по кабинету, цокая копытами так, что на мозаичном полу вспыхивали искры. Петиция лежала на столе. Кроме леди Ульфриды, там была дама Морана. Никто не удивился моему появлению. Еще бы, ведь я был Мортоном. Тем самым Мортоном.
Запинаясь, я изложил коллегам свою точку зрения на виновность Эмиля.
— Вы же исследовали его, миледи, — в заключение обратился я к леди Ульфриде, — что вы почувствовали?
— Понятия не имею, — призналась преподавательница стихийной магии. — Все было, как в тумане. На мальчика, несомненно, было оказано воздействие, причем чары накладывал некто настолько опытный, что могу сказать одно — в нашей школе таких специалистов нет. Даже Лилита — и та не смогла бы справиться лучше.
— В нашей школе нет? Что это значит? — остановился мессир Леонард. — На территории МИФ находится посторонний?
— Да. Или у кого-то из наших учеников потенциал гораздо выше, чем можно себе представить. Просто он до поры до времени скрывал свои истинные возможности…
— И заставил Эмиля взять на себя чужую вину! — закончил я.
— Вы ошибаетесь, Максимилиан! — осадила меня леди Ульфрида. — Эмиля НИКТО НЕ ЗАСТАВЛЯЛ это делать. Он сам захотел покрыть преступника. Просто тот, кого он спасает ценой своей чести и свободы, сумел придать ему необходимую решимость, твердость духа и поставил в его сознании мощный блок, чтобы мы не смогли пробиться к памяти мальчика с помощью гипноза.
— Значит, мы не сможем узнать, кто истинный преступник?
— Сможем, почему же нет? — сказала дама Морана. — Я сейчас же отправлю дополнительное извещение в Инквизиторский Совет. Они наверняка располагают специалистами, которые сумеют извлечь необходимую информацию, как бы преступник ни прятал ее. Разоблачение — лишь вопрос времени.
Я молчал, переводя взгляд с одного собеседника на другого. Меня снедали сомнения. Да, конечно, нужно узнать, кто в школе решил возродить секту Белого Мигуна и охотится на меня. Конечно, преступник должен быть наказан. Но это же ребенок! Неужели они не понимают, что отдают Инквизиторам мальчика? Мальчишку лет тринадцати-четырнадцати? У дамы Мораны старший сын прошел через застенки Инквизиторского Совета и покончил с собой. Неужели она настолько очерствела, что готова пожелать такой же участи чужому сыну? И еще, — вдруг мелькнула у меня мысль, — а что, если взять на себя вину другого Эмиля заставила обыкновенная мальчишеская дружба? А вдруг он просто спасал друга?
…Когда я учился в школе, у меня не было настоящих друзей. Разве что несколько приятелей, с которыми было интересно общаться и которые терпели меня, был брат, на которого я мог положиться, была Анастасия Мельник, русская красавица, ради которой я был готов умереть… Но друга, такого, чтобы пожертвовал ради меня всем, — такого друга у меня не было. Впрочем, мне ни разу не грозила смертельная опасность… А если бы грозила? Если бы я написал моим бывшим сокурсникам, что меня хотят убить? Кто из них примчится через сотни и тысячи километров мне на помощь? Никто. Потому что настоящая дружба встречается так же редко, как настоящая любовь.
— Извините, — подал я голос, — а Эмиль Голда — его родители были сектантами?
— Да. Так же, как и у его приятеля Антона. У одного — мать, у другого — отец. Вообще-то в нашей школе таких детей не так много — кроме этих двоих, еще трое-четверо.
М-да, маленькие сектанты. Неудивительно, что они крепко держатся друг за друга. И наверное, именно из-за этого так крепко сдружились с Даниилом Мельхиором, чей отец отдал жизнь…
Тьма рассеялась, и брызнул свет, такой яркий, что стало больно не только глазам, но и душе. Оставался один-единственный вопрос — кто из них двоих? Ошибиться отчаянно не хотелось — это профессионалы имеют право на ошибку, а я дилетант. Но Черный Вэл допрашивал именно Даниила Мельхиора! Даниила, который уже попадал в переплет. Даниила, чей отец освободил Белого Мигуна из заточения.
Надо было поговорить с ребятами.
Делегация все стояла у окна, но подойти к ним я не смог — возле ребят уже обнаружился Черный Вэл. Он возвышался над ними, как орел, и его скрипучий голос долетал до меня безо всяких усилий, словно зелейник знал, что я буду поблизости.
— Вы понимаете, что ожидает вашего приятеля? — говорил он. — О нем доложили Инквизиторскому Совету!
— Эмиль ни в чем не виноват! — бросился защищать друга Антон.
— Я это знаю, — с ледяным спокойствием кивнул Вэл. — Более того, я знаю, что на самом деле Эмиль покрывает кое-кого другого, истинного виновника всех событий. И вы тоже знаете, кто виноват на самом деле.
Ребята загалдели, повторяя, что Черный Вэл ошибается.
— Это глупое геройство, — покачал тот головой. — Я никогда не ошибаюсь. И не называю вам ЕГО имени только потому, что мне самому не нужно, чтобы он оказался в руках Инквизиции. Я его предупреждал. Я он не захотел меня слушать. Так передайте ему, что я буду ждать. В любое время, в любом месте. Пусть приходит. Мои условия он знает. Если хочет спасти Эмиля, пусть соглашается на все и без споров!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
