Оден и сам, признаться, не был в курсе.
– Знаете, многих весьма удивило ваше возвращение, – заметил Гарстен, когда помощники убрали-таки короб камеры. Небрежным жестом он отослал их прочь.
– Чем же?
– Вас считали мертвым.
Лорнет описывает полукруг, едва не падает, но эта его неустойчивость – лишь часть игры.
– Ошибались.
Пальцы Эйо поглаживали ладонь, успокаивая.
– Нашим читателям хотелось бы знать, что вы испытываете теперь, по возвращении домой? Здесь ведь многое изменилось. А у вас было не так много времени, чтобы привыкнуть к переменам. Итак, что вы чувствуете?
В мутно-зеленых, болотного цвета глазах появилась искра настоящего интереса.
– Чувствую, что наша беседа несколько затянулась.
– Вас ведь все равно будут спрашивать об этом… и о многом другом. – Мальчишка не сдвинулся с места. – Не лучше ли сказать все и сразу?
– Если все и сразу, то я счастлив оказаться дома.
– Кратко.
Лапы самописца дрожали над белыми листами, готовые зафиксировать каждое слово, произнесенное Оденом.
– Вероятно, – Гарстен подался чуть вперед, – вы еще не совсем свыклись с… новой жизнью. Порой ведь требуется время… но, с другой стороны, та поспешность, с которой вы вступаете в брак, не может не удивлять. Да и ваш выбор…
Пальцы на ладони замерли.
– …чем он обусловлен?
– Моим желанием.
И шансом, отказываться от которого Оден не станет.
– Или волей короля?
– Одно другому не противоречит.
Он поцеловал ладонь, сегодня показавшуюся просто-таки раскаленной.
Ей тоже плохо.
И надо что-то решать, это затянувшееся равновесие вредит обоим.
– А слухи о вашей болезни, естественно, несколько преувеличены?
– Естественно.
Это не болезнь. Просто холод, туман и голос в голове.
– И все-таки… – Гарстен наклонился ближе и вытянул шею. Оден видел ее, тощую, передавленную шнурком модного галстука до того, что артерии набрякли и проступили под бледной кожей, – признайтесь, что именно побудило вас взять в жены это… существо?
Шея была не так далеко.
А мальчишка окончательно утратил чувство меры. Он не успел отдернуться и только захрипел, когда Оден вцепился в горло. Дернул вниз, заставляя выпасть из кресла, почти позволив встать на четвереньки, но тут же потянул вверх.
Под рукой билось, стучало живое железо.
– Только попробуй, – ласково произнес Оден. – Ты в моем доме. Обернешься – и дашь повод себя убить. Поверь, для этого много сил не нужно.
Щенок хрипел, дергался, но мягкие иглы, проступившие в волосах, спрятались.
Значит, остатки благоразумия не растерял.
В болотных глазах плескались ярость и страх. Ничего, такому полезно испугаться.
– А теперь скажи, кто тебя надоумил? – Оден слегка ослабил захват, позволяя сделать вдох.
– Ты…
– Вы.
– Вы… – мальчишка перестал дергаться, – вы… сошли с ума.
Вполне вероятно, Одену в последнее время часто об этом говорили.
– Она же… альва…
– И моя невеста, перед которой ты извинишься.
– Их надо… под корень… всех… – Гарстен мазнул рукой по запястью. – Лоза должна умереть. А вы… вы… герой… и женитесь… на ней вот.
В его голосе прозвучала такая детская обида, что Оден растерялся.
Какое им дело до того, на ком он женится?
Род мог бы выказать недовольство, но у Красного Золота есть Виттар.
К счастью.
– Вон из моего дома! – Он отшвырнул мальчишку, и тот, отлетев, зацепил столик. Посыпались листы, со звоном покатился самописец, оставляя на паркете чернильные пятна.
Гарстен, поднявшись на четвереньки, зарычал.
Сдержится?
Его контуры поплыли.
– Эйо, подымись наверх.
Но щенок взял себя в руки. Отряхнувшись, он поднялся на ноги, одернул полы перекосившегося пиджака и произнес:
– Ты не герой, Оден из рода Красного Золота. Ты предатель. Ты сдал Гримхольд. И всю войну отсиживался под Холмами, лизал королеве пятки, вот она тебе и сохранила жизнь. А теперь твой бешеный брат тебя спасает.
– Все было не так.
Бесполезно вступать в спор. Щенок просто не понимает. Но ведь он не сам додумался до такого. Значит, велись разговоры…
– Ты предатель, – Гарстен облизал губы, – и позор своего рода. Все это знают. Только сказать боятся.
Я нашла его в саду.
Оден лежал на траве, даже переодеться не подумал, собака бестолковая. Китель бросил на ветку яблони, пояс расстегнул и ботинки отправил под куст шиповника.
Заложив руки за голову, Оден разглядывал облака. И шевелил пальцами на ногах.
– Не помешаю? – Я присела рядом.
– Ты? Никогда.
Вдвоем на облака смотреть интересней. Вон то, огромное, похоже на зефирный замок. А за ним конская голова тянется, точно желает отхватить кусок облака.
– Я не предавал. – Оден щурился, и от глаз разбегались тонкие морщинки.
– Я знаю.
– И жалеть меня не надо.
– Не буду. Я просто вот…
Лежу. Смотрю на небо сквозь кружево листвы, наслаждаюсь последним теплом. Скоро осень, а за ней зима. И я стану сонной, неповоротливой.
– Эйо… то, что он сказал…
Было ложью, но, боюсь, такой, в которую поверят многие.
– Это не случайность. – Он перевернулся на бок и попросил: – Не убегай. Нам надо очень серьезно поговорить.
Полагаю, не только о сегодняшнем происшествии.
– Я не мог понять, почему король разрешил этот брак. Стой! – Оден перехватывает мою руку. – Постарайся выслушать, пожалуйста.
Уже слушала однажды. И помню все прекрасно.
Я не подхожу.
Ни по крови. Ни по положению.
Вообще никак… мне не следовало выходить из тени.
– Эйо, – Оден обнимает меня и держит, – я не знаю, кого благодарить за это его решение. Вряд ли ты поверишь, но… мне не нужна другая женщина.
Не поверю.
Я и так чересчур доверчивой была, за что и поплатилась.
– Но я боюсь.
– Чего?
– Того, что не сумею тебя защитить.
На его рубашке зеленые травяные пятна. А хвостик развязался, и теперь длинные пряди падали на лицо Одена.
– Может, я и сумасшедший, но не глупец. Наш брак… своего рода вызов. И брошен он королем.
Какая у него шея холодная.
– Я верен Стальному Королю, однако… я понимаю, как мне кажется, что он такое. Любое решение его имеет два, а то и три скрытых смысла.
– То есть?
Я сдаюсь и прижимаюсь к нему, пуская солнечных змей под рубашку.
– Он мог бы вынудить твоего брата отдать тебя. Хватило бы приказа. Ваш род слишком многим обязан правителю. Он мог бы обменять тебя, скажем, на невесту для Брокка, такой крови, которая опять же укрепила бы ваш род. Он мог бы придумать что-то еще, но…
Решил, что Оден должен на мне жениться.
– И до сегодняшнего дня я не понимал, что происходит. А этот щенок… с ним я справился бы, хотя и не сразу. – Его подбородок упирался в мою макушку. – Но он слаб, а есть другие, которые сильнее в разы. В десятки раз.
А у этих других вполне может возникнуть желание поздравить нас с началом семейной жизни.
– Эйо, я действительно заперт здесь. Я не имею представления о том, что происходит за пределами поместья. Мне не дают газет. Охрана, слуги… все, с кем я пытался заговорить, от разговоров уклоняются. Разве что о погоде можно… Виттар если и рассказывает, то весьма общие вещи. Говорит, что пока не время, что надо подождать. И я ждал. Я понимаю, что эти ограничения не из прихоти. Но всему есть предел.
– И как нам быть?
Если Оден прав…
– Пока не знаю, радость моя.
Нам не позволят свернуть с вычерченного кем-то пути, это я осознаю. Да и не только я. Оден отпускает меня и просит:
– Пообещай, что будешь слушаться. Что бы я ни приказал, исполнишь. Неважно, насколько это будет уместно, как будет выглядеть… Пожалуйста, пообещай.
– Обещаю.
А облака все еще плывут по небу, и ветер размывает очертания зефирного замка, лошадиная же голова и вовсе на куски развалилась.
– Сегодня вечером в деревне будет праздник. – Оден намотал на мизинец прядку моих волос. – Хочешь пойти?
– А можно?
– Скорее всего, нельзя, но… тут наша земля. А я не забыл еще, как сбегать из дома.
– Приходилось?
– Да… уйти удавалось легко, но ни разу не получилось вернуться незамеченным. Впрочем, сейчас розги мне не грозят.
Что? Он и розги…
– Отец был вспыльчив. И на расправу скор. Правда, не могу сказать, что доставалось несправедливо… иногда оно на пользу только.
Я устраиваюсь у него на плече. Хорошо.
И жар, мучивший меня в последние дни, постепенно стихает.
– Эйо, – Оден накрывает мою руку своей, – ты все еще обижена на меня?
– Нет.
Была. На него. На обстоятельства. На весь мир сразу. Но все осталось позади. И да, я понимаю, почему он спросил об этом сейчас.
– Мне нужно время… – Он поймет. Когда-то он сам просил меня о времени. О передышке. – Много всего произошло и… продолжает происходить. Я не сбегу. Я просто хочу во всем разобраться.
Оден молчит. И глаза закрыл, не спит – думает, подбирает слова.
