Случилось так, что, когда Ричард Глостерский достиг первых домов Шорби, его встретила лишь горстка воинов с пиками, которых он смел, как ураган.
Когда они углубились в город на сто шагов, Дик Шелтон прикоснулся к руке герцога, и тот в ответ натянул поводья, поднес трубу к губам, протрубил сигнал и свернул с прямого въезда направо. Следовавший за ним отряд, как один человек, повторил его маневр и полным боевым галопом пронесся по боковой улице. Лишь последние двадцать всадников остановились и развернулись у поворота. В ту же секунду пехотинцы, которых они доставили, спрыгнули на землю, и часть их принялась натягивать луки, а остальные стали ломать двери и занимать здания с обеих сторон.
Удивленные неожиданным поворотом отряда герцога и устрашенные решительными действиями его арьергарда, несколько ланкастерцев после секундного совещания развернулись и поскакали в глубь города искать подкрепления.
Та часть города, которую по совету Дика занял Ричард Глостер, состояла из пяти небольших улочек бедных, малонаселенных домов, расположенных на небольшом возвышении, за которым начиналось поле.
На всех пяти улицах были расставлены надежные заслоны, таким образом, резерв мог занять центр, где оставался бы недосягаем для стрел и в то же время мог при необходимости посылать помощь в любом направлении.
Бедность в этой части города царила такая, что лишь несколько слуг ланкастерских лордов поселились на этих улицах, ни один из самих лордов здесь не жил. Обитатели здешних домов при появлении йоркцев, не сговариваясь, стали выбегать из домов и с воплями разбегаться кто куда.
В центре, где встречались пять дорог, стоял жалкий кабачок с вывеской, на которой изображалась шахматная доска; в нем Глостер и расположил свой штаб.
Дику он поручил охранять одну из улиц.
– Ступай, – сказал он. – Добудь свои золотые шпоры. Один Ричард за другого. Обещаю, если я поднимусь, ты поднимешься вместе со мной. Ступай, – добавил он и протянул руку.
Однако, как только Дик ушел, он повернулся к невысокому незаметному лучнику.
– Иди за ним, Даттон, да поживее. Если увидишь, что ему можно доверять, ты головой отвечаешь за его жизнь. Горе тебе, если вернешься без него! Если окажется, что он лазутчик, или ты усомнишься в его честности… Нож ему в спину.
Дик же тем временем поспешил занять свой пост. Улица, которую ему предстояло защищать, была очень узкой, но тесно застроенной. Верхние этажи зданий, выступая, нависали над мостовой. Впрочем, как бы ни была узка и темна эта улочка, выходила она на городской рынок, где, очевидно, должен был решиться исход битвы.
Рынок был полон охваченных паникой горожан, но ни одного вражеского воина Дик среди них не увидел, поэтому решил, что у него есть время укрепить свои позиции и приготовиться к защите.
Оба крайних угловых дома по улице были пустыми, с открытыми настежь дверями, как их оставили бежавшие жильцы. Дик поспешил вытащить из них мебель и соорудил посреди улицы завал, перегородивший въезд. Под его начало было определено сто человек. Большую часть он отправил в дома, откуда они, находясь в укрытии, могли пускать стрелы из окон, с остальными занял оборону на баррикаде.
В городе тем временем не прекращались шум и сумбур. Набат колоколов, зов труб, быстрое движение лошадей, крики командиров, истошные женские вопли – вся эта какофония оглушала. Но через какое-то время суматоха пошла на спад. Шеренги пехотинцев и отряды лучников стали собираться и выстраиваться в боевые порядки на рыночной площади.
Большая часть этих соединений носила красные и синие цвета, и в рыцаре, который, не слезая с лошади, командовал ими, Дик узнал сэра Дэниэла Брэкли.
Потом наступило долгое затишье, за которым последовали четыре почти одновременных сигнала труб, донесшиеся с четырех концов города. Пятый сигнал ответил им с рыночной площади, и в тот же миг отряды двинулись в атаку. Тучи стрел обрушились на баррикаду и застучали по стенам домов.
Атака началась после общего сигнала на все пять улиц. Глостера окружили со всех сторон, и Дик понял: для того чтобы удержать свой пост, ему нужно надеяться только на свою сотню.
Семь туч стрел опустилось на баррикаду. В самую гущу событий Дик вдруг почувствовал, что кто-то сзади прикоснулся к его руке, и увидел пажа, который протягивал ему плотную кожаную куртку, укрепленную железными пластинами.
– Это от лорда Глостера, – сказал паж. – Он заметил, сэр Ричард, что вы ушли без защиты.
Дик, сердце которого взыграло от такого внимания, встал и с помощью пажа надел защитное одеяние. Как только он это сделал, две стрелы ударили в защитную куртку, не причинив ему вреда. Третья стрела сразила пажа, и он упал замертво у его ног.
Тем временем неприятель приближался через площадь. Он подошел уже так близко, что Дик отдал приказ стрелять в ответ. И сразу же из-за баррикады и из окон домов вылетела смертоносная туча стрел. Но ланкастерцы будто того и ждали, вдруг все разом закричали и побежали к завалу. Их конные воины с закрытыми забралами по-прежнему держались позади.
Завязалась жестокая и кровавая рукопашная. Нападающие, орудуя мечами, пытались разобрать баррикаду, растащить ее по кусочкам. С другой стороны, наоборот, всеми силами старались удержать загромождение. Защитники, словно обезумев, яростно отстаивали свой нехитрый бастион. Несколько минут это перетягивание длилось под лязг железа, раздавались резкие вскрики, сраженный друг падал на поверженного врага. Но разрушать всегда легче, чем защищать, и, когда единственная нота фанфары заставила нападающих прекратить свое отчаянное занятие и отступить, большая часть баррикады оказалась растаскана и разбита, и все нагромождение уменьшилось наполовину, а то, что осталось, грозило рухнуть в любую секунду.
Когда пехотинцы ланкастерцев разбежались в стороны, всадники, все это время стоявшие на площади в два ряда, неожиданно перестроились в колонну, превратив свой арьергард в авангард, и со скоростью атакующей кобры длинной, закованной в сталь колонной устремилась на руины баррикады. Из первых двух всадников один упал вместе с лошадью и был растоптан своими товарищами, второй запрыгнул на руины бастиона и пронзил пикой одного из лучников. Почти в ту же секунду его вытащили из седла, а лошадь убили.
А после этого колонна всей своей мощью врезалась в баррикаду и разметала ее защитников. Пехотинцы карабкались по телам своих павших товарищей, гонимые вперед неистовой жаждой крови, оттеснили нарушенную линию защиты и с грохотом потока, прорвавшего плотину, устремились на улицу.
И все же битва еще не была окончена. В узком уличном проходе Дик и несколько уцелевших защитников, орудуя алебардами, как топорами, в считанные минуты воздвигли новый, еще более высокий и еще более надежный завал во всю ширину улицы, стащив на него тела павших воинов и выпотрошенных лошадей, бьющихся в предсмертных муках. Челюсти улицы сомкнулись.
Сбитые с толку этим новым препятствием, остатки кавалерии ринулись назад. При виде этого движения вдвое больше стрел посыпалось на них из окон. Их отход едва не превратился в бегство.
Почти в то же самое время те, кто пересек баррикаду и устремился дальше по улице, у двери «Шахматной доски» встретили на своем пути грозного Горбуна и всю мощь резерва йоркширцев. Устрашившись, они беспорядочно бросились обратно.
Дик и его люди на баррикаде развернулись, из домов вышли свежие воины. Навстречу бегущим полетел рой стрел, а сзади их настиг Глостер, и уже через полторы минуты на улице не осталось ни одного живого ланкастерца.
Лишь тогда Дик поднял над собой окровавленный меч и издал победный клич.
Глостер слез с коня и стал осматривать пост.
– Добейте лошадей, – сказал он. – Они мешают вам, Ричард Шелтон, – прибавил он, – я доволен вами. Преклоните колено.
В это время ланкастерцы вновь открыли стрельбу из луков, и в улицу густо полетели стрелы. Но герцог, не обращая на них ни малейшего внимания, торжественно поднял меч и посвятил Ричарда в рыцари.
– Теперь, сэр Ричард, – продолжил он, – если встретите лорда Райзингэма, тотчас шлите мне гонца. Пусть даже это будет ваш последний человек, я должен буду узнать об этом незамедлительно. Я лучше потеряю пост, чем упущу возможность поквитаться с ним. И запомните все, – прибавил он, повысив голос, – если граф Райзингэм падет не от моей руки, я буду считать эту победу поражением.
– Милорд герцог, – молвил тут один из его приближенных. – Ваша милость еще не устали подвергать свою жизнь опасности, когда в этом нет необходимости? Зачем нам здесь задерживаться?
– Кэтсби, – сказал герцог, – исход битвы решится здесь. В других местах идет просто бойня. Важнее всего победить здесь. Ну а насчет опасности… Если бы вы были уродливым горбуном, над которым дети смеются на улице, вы бы не так дорожили своим телом, а час победы стоил бы для вас больше, чем жизнь. Хобайт, едем на другие посты. Сэр Ричард остается здесь. Мой тезка будет держать эту улицу, даже стоя по колено в крови. Он не подведет. Но помните, сэр Ричард, до победы еще далеко. Самое страшное еще впереди. Будьте начеку.
