Генрих поднялся, подошел к окну и долго смотрел на снежную вершину Гранд-Парадиссо. Лютц не решался нарушить молчание.
- Герр Гольдринг?- послышался голос генерала.
Генрих оглянулся. Эверс стоял на пороге своего кабинета уже в фуражке. Очевидно, он собрался уходить.
- Яволь, герр генерал, десять минут, как прибыл из Парижа.
- Зайдите ко мне!
Не снимая фуражки, генерал сел на свое обычное место у письменного стола и движением руки указал своему офицеру по особым поручениям стул напротив.
- Что вы привезли мне от моего друга из Парижа?
Генрих повторил слова Гундера.
Если первая фраза о здоровье Гундера явно понравилась генералу, то вторая, о климате в Северной Италии, который может хорошо повлиять на самочувствие Эверса, вызвала совершенно иную рекацию.
- Людям всегда кажется хорошо там, где их нет,раздраженно заметил он и поднялся. - Очень благодарен, герр лейтенант. Ну, а теперь отдыхайте, завтра придется приниматься за работу, у нас теперь ее хватает.
Лютц ждал, пока Генрих закончил разговор с генералом.
- А как дела с квартирой? - спросил Генрих, когда они остались вдвоем.
- Очень плохо, как и все здесь. Хотел что-нибудь тебе подыскать, но ничего приличного найти не сумел. Сегодня переночуешь у меня, а завтра сам что-нибудь поглядишь.
Лютц жил на третьем этаже того же дома, где находился штаб.
- Мы здесь живем по-походному, - пояснил гауптман, приготовляя на краешке стола незатейливый ужин. Со временем все уладится, но пока питаемся как придется и где придется... Если ты не устал, можно пойти в замок, его хозяин, граф Рамони, очень радушный, гостеприимный человек.
- Граф Рамони? Он здесь?
- Ты его знаешь? - удивился Лютц.
- Знать не знаю, но у меня есть к нему рекомендательное письмо от Бертгольда. Это его старый знакомый.
- Так это же совершенно замечательно! Граф приглашал меня поселиться у него в замке, но я отказался - пришлось бы далеко ходить. У тебя же машина и ты сможешь жить у него.
- Ты так говоришь, словно уверен, что граф пригласит и меня?
- Если этого не сделает граф, так наверняка сделает его племянница Мария-Луиза.
- Что она собой представляет?
- Увидишь сам! Должен только предупредить, что молодая племянница графа страшно тоскует в этом, как она говорит, богом забытом уголке. Она считает, что всевышний, создавая землю, позабыл создать в Кастель ла Фонте модные магазины, театры, оперу, веселые кабаре, не послал сюда даже пристойного падре, которому можно было бы поверять свои грехи.
- А у нее много грехов?
- Мне кажется, значительно больше, чем положено молодой вдове, которая еще не сняла траур. Так думаю не я один, а и все наши офицеры, привлекшие внимание молодой графини.
- Ого! Выходит таких счастливчиков несколько! Может быть, и ты в их числе?
- Меня она придерживает в резерве, с ее точки зрения, я очень старомоден в отношениях с дамами. Да ну ее к черту! Нам надо поговорить с тобой о делах более важных, чем эта великосветская потаскуха. Прежде всего я хотел бы предостеречь тебя от присущего тебе легкомыслия, благодаря которому ты всегда сталкиваешься с опасностью там, где ее можно избежать. Не обижайся и не спорь. Дело в том, что нам досталось крайне плохое наследство. До нас здесь стояла дивизия СС. Ну, а ты ведь сам знаешь - там, где стоят эсэсовцы, население или на кладбище или в партизанах. И партизаны здесь значительно активнее, чем во Франции. Единственное наше счастье, что между собой они разобщены.
- Как это?
- Они не действуют единым фронтом, а много сил тратят на разногласия между собой. Среди них есть националисты, демократы, христиане, гарибальдийцы - да всех не перечесть. Самые ожесточенные - гарибальдийцы. Это в большинстве коммунисты, и дерутся они, как черти. Об этом тебя проинформирует лучше, чем я, твой приятель Миллер. Или этот Кубис. Такая сволочь, я тебе скажу!
- Ты это только узнал?
- Я ему никогда не симпатизировал, а теперь просто ненавижу!
- Почему?
- Поскольку борьба с партизанами значительно усилилась, у нас есть здесь свой дивизионный госпиталь, а в госпитале главный врач Матини...
- Итальянец? - удивился Генрих. Он знал, что занимать такую должность в немецкой армии мог только немец.
- Итальянец он только по отцу, а мать у него чистокровная арийка. По всей вероятности, при назначении его главным врачом госпиталя это учли. К тому же он первоклассный хирург. Так вот, между этим Матини,- он очень симпатичный человек, ты сам в этом убедишься, когда с ним познакомишься,- и Кубисом идет настоящая война.
- Так ведь вы же здесь без году неделя!
- Первое столкновение произошло, как только мы приехали. Кубис потребовал у Матини морфий, а тот категорически отказал. С этого началось.
- Воображаю, как взбеленился Кубис!
- Но ты не представляешь, к чему он прибегнул, чтобы отомстиь Матини! Такая низость, такая мерзость... На это способен только гестаповец! Зная, что Матини очень мягкий и гуманный человек, - ведь он и морфий отказался дать из чисто гуманных соображений, - Кубис начал вызывать его к себе в кабинет во время допросов, даже потребовал, чтобы доктор проводил какие-то опыты над арестованными. Матини, конечно, категорически отказался, и теперь Кубис ест его поедом, угрожает, шантажирует...
- Действительно, тварь! Но ты не волнуйся, я привез этого морфия вдоволь. Пусть Кубис отравляется - одним мерзавцем на свете будет меньше. А когда у него появится морфий, он станет снисходительнее и к Матини... Ну, а Миллер как себя чувствует?
- Он за что-то получил благодарность от твоего отца из Берлина. Теперь ждет повышения в чине и крест. Стал еще нахальнее. Правда, с тобой он всегда держится в рамках. А знаешь, какое у нас нововведение с легкой руки Миллера? Возьми телефон, погляди.
Генрих пододвинул аппарат и увидел прикрепленный к нему трафарет: "Враг подслушивает!"
Лютц рассказал, что такие напоминания висят теперь на каждом шагу, телефонные разговоры строго конспирируются, каждый работник штаба имеет ту позывные: генерал - "дядя", начальник штаба - "папа", Лютц - "жених", Миллер - "монах", Кубис - "падре".
Раздевшись и погасив свет, Карл и Генрих еще долго разговаривали, лежа один на кровати, другой на диване.
А в это время Кубис метался по всему городку в поисках Гольдринга, о приезде которого узнал от Курта, случайно встретив того на улице. Надежда, что барон выполнил свое обещание и привез драгоценные ампулы, словно влила в Кубиса силы, вывела его из прострации. Но кого бы он не спрашивал, никто не мог сказать, где остановился оберлейтенант. Лишь поздно ночью Кубис догадался позвонить Лютцу, тот сердито ответил, что у него никого нет и попросил не мешать спать.
Но Кубис все-таки пришел к гауптману, как только рассвело. Собственно говоря, не пришел, а приплелся. Он еле передвигал ноги. Ни с кем не здороваясь, тяжело дыша, Кубис упал на стул. Руки его дрожали, обычно бледное лицо приобрело синюшный оттенок, набрякшие веки почти закрывали глаза.
Поняв, почему ранний гость в таком состоянии Генрих, не говоря ни слова, протянул ему две небольшие ампулы. Глаза Кубиса радостно блеснули. Он схватил ампулы, вынул из кармана маленькую коробочку со шприцем, наполнил его и уверенным движением ввел себе морфий. Минут пять Кубис сидел с закрытыми глазами, закинув голову на спинку кресла. Но вот синюшный оттенок начал медленно исчезать с лица, руки перестали дрожать, в глазах, зажглись огоньки, на губах появилась улыбка.
- Барон! До вашего приезда я не верил, что на этой земле существуют ангелы-хранители, но сегодня убедился: они есть, и вы - первый! Не знаю, чем вас отблагодарю. Разве тем, что днем и ночью буду молиться о вас, когда сброшу этот мундир и снова надену сутану.
- Если партизаны не отправят нас на тот свет раньше, чем вы смените пистолет на крест! - сердито бросил Лютц.
- Сейчас я ввел себе такую дозу оптимизма, что бодро гляжу в будущее,Кубис вскочил с кресла, заходил по комнате. - Эх, гауптман, если б вы знали, как приятно воскресать из мертвых! Какое пьянящее наслаждение снова чувствовать пульсацию крови во всех сосудах, а в теле живое биение каждой жилочки. Вы никогда не узнаете, что за роскошь такая внезапная смена самочувствия. Минуту назад умирать, а теперь чувствовать, что весь мир подчинен тебе, создан для тебя!
- Я очень рад, что не узнаю! Мне противно это противоестественное возбуждение.
- Какая разница, искусственное или естественное! Было б хорошее настроение, а как его достичь, это уже второстепенный вопрос. Способы не играют роли. Важны последствия. Барон, вы привезли много этого чудодейственного эликсира?
- На первое время хватит!
- А когда вы передадите его мне?
- Я не сделаю такой глупости, а буду выдавать вам порциями. Вы злоупотребляете наркотиками. Начали с одной ампулы. Теперь уже две-три. Вначале вводили под кожу, теперь прямо в вену. И я никогда не видел вас в таком состоянии, как сегодня. Было бы не по-дружески потакать вам.