Вот он, Нотр Дам - собор Парижской богоматери, по которому в детстве, вместе с тоненькой красавицей Эсмеральдой и ее беленькой козочкой, водил Генриха могучий гений Виктора Гюго. А там, на баррикадах улицы Шанвери, умирал веселый гамен Гаврош - отважный, насмешливый и вызывающе беззаботный даже перед лицом смерти. Возможно, по тем бульварам в особняки своих прекрасных и неблагодарных дочерей тайком пробирался старый Горио. Где-то здесь, верно по острову Сите, бродили в свое время веселые и дерзкие мушкетеры Дюма... А там, вдали, кладбище Пер-Лашез и прославленная Стена Коммунаров, у которой были расстреляны последние защитники Коммуны.
Залитый сиянием угасающего солнечного дня, Париж протягивал к небу шпили своих соборов, башни, купола величавых зданий, колонны памятников, словно хотел бесчисленным множеством рук удержать солнечные лучи.
Генрих решил подняться выше, на третью площадку, но там находился радиомаяк, и вход был запрещен.
Домой возвращались по широким бульварам, и Генрих словно впервые увидел их своеобразную, непередаваемую красоту. Он долго не мог сообразить, что именно его так пленило, и вдруг понял - каштаны! Знакомые, любимые каштаны краса и гордость его родного города!
Это они снились ему прошлой ночью в буйном весеннем цветении, под мирной, необозримой голубизной неба. Он шел с Моникой по улице Ленина, и белые лепестки, сорванные порывом ветра, кружились в воздухе и тихо опускались на черные волосы девушки.
Утром следующего дня на лоточках букинистов, протянувшихся вдоль набережной Сены, Генрих разыскал путеводитель по Парижу и начал путешествие в прошлое, чтобы убежать от тяжелых воспоминаний сегодняшнего дня, а главное не думать, не ждать с такой мукой письма.
В конце недели Курт подал ему большой пакет. Кроме официального приказа прибыть в штаб дивизии, к месту ее нового назначения, в пакете было и письмо от Лютца.
"Дорогой друг,- писал гауптман,- никаких подробностей о смерти мадемуазель сообщить не могу. Известно одно: ее сбила военная грузовая машина. Сочувствую тебе, Генрих, и надеюсь, ты найдешь в себе мужество стойко пережить эту тяжелую утрату. Вместе с тобой грущу и я - мои искренние чувства уважения и дружбы к мадемуазель тебе известны.
Сообщаю тебе наши новости. Дивизия уже готова была выехать туда, куда ездил ты, как вдруг получили новый приказ. Генерал приказал тебе немедленно выехать из Парижа в направлении на Модану, а оттуда, через Пинеролло, на Кастель ла Фонте. Там мы, кажется, и расположимся. Во время поездки, да еще на машине, будь очень осторожен. Там неважный климат и можно простудиться сильнее, чем когда ты сопровождал Пфайфера. Ты меня понимаешь? Хотел написать длинное письмо, но вспомнил, что мы скоро увидимся. Тогда наговоримся вволю. Миллер просил передать привет, я делаю это очень неохотно... Признаться, никак не пойму, почему ты дружишь с ним. Это не ревность, нет. Ты знаешь, как и почему я так отношусь к нему. Жду! Не забудь о плохом климате! Твой Карл".
Под вечер зазвонил телефон.
- Барон фон Гольдринг?- спросил знакомый голос.
- Да.
- Вы до сих пор интересуетесь копиями Родена?
- Буду очень доволен, если вы мне что-нибудь предложите.
- Тогда разрешите прийти к вам сейчас?
- И обязательно захватите новую скульптуру!
Генрих положил трубку. Встреча с антикваром интересовала его сейчас более, чем когда-либо. Поджидая его, он никуда не выходил из номера. Еще на день отложил свой отъезд.
- Курт, возьми мои документы и поезжай в комендатуру, пусть отметят, что мы завтра утром выезжаем из Парижа.
Минут через десять после ухода Курта в номер вошел "автиквар".
- Я все время жду вашего звонка!- обрадовался Генрих.
- Что-нибудь случилось?
- Нашу дивизию переводят в Италию. Куда именно, точно не знаю, но, кажется, в Кастель ла Фонте.
- Это неплохо! Именно в Северной Италии гитлеровцы попали в сложную ситуацию. Как только прибудете на новое место, ознакомьтесь с обстановкой и немедленно сообщите адрес... В ответ получите соответствующие инструкции. Не выходите за их рамки, будьте очень осторожны: партизанское движение на севере Италии значительно шире, чем в том районе, где вы работали раньше, вас могут подстрелить. А сейчас ни в коем случае нельзя рисковать жизнью. Помните, вы можете получить очень важные задания... Есть у вас еще какие-либо новости?
Генрих показал конспекты, полученные от Келлера.
- Уже имеем и даже в нескольких экземплярах,- рассмеялся "антиквар".Самое знаменательное в них то, что немцам известны все данные о танках, изготовляемых на заводах Англии и Америки. Они даже знакомы со знаменитыми американскими "шерманами", производство которых особенно засекречено.
- У меня был интересный разговор с генералом.- Генрих подробно изложил свою встречу с Эверсом в Париже, его недвусмысленные намеки на необходимость спасать положение.
- Это очень важно,- заметил гость.- Недовольство Гитлером как главнокомандующим в среде командного состава немецкой армии все возрастает. Возможен заговор. Наверно, найдутся охотники, готовые пожертвовать Гитлером ради спасения гитлеризма. Нас интересуют ваши беседы с генералом и те поручения, которые должен передать генерал-полковник Гундер. Он, как и Денус, в большой немилости у Гитлера. Не исключена возможность, что это ниточки одного клубка.
- Будет выполнено!
- Похоже на то, что перспективы вашего возвращения на родину становятся более реальными и близкими. События разворачиваются стремительно.
- Я даже не разрешаю себе думать об этом. Но отдал бы все, только бы быть сейчас в рядах своей армии, вместе со всеми драться на фронте.
- Понимаю... Но мы с вами те, кто опровергает старую пословицу "один в поле не воин". На нашу долю выпало самое трудное. Мы одиночки на поле боя, но мы должны воевать во что бы то ни стало!
Из соседней комнаты донеслись шаги Курта.
- Так что, барои, не скупитесь: такой скульптуры вы нигде не найдете. Взгляните на эту линию...- "антиквар" ласково провел пальцами по миниатюрной статуэтке молодой женщины.
Генрих отошел от стола, прищурился, казалось, он любуется фигуркой.
- Действительно, очень эффектна! - похвалил он и, вынув из кармана какую-то купюру, протянул ее старику.
"Антиквар" поклонился и вышел.
На следующее утро Генрих позвонил Келлеру, сообщил, что срочно выезжает, и поехал к Гундеру. Тот принял его немедленно, невзирая на ранний час.
- Прошу передать генералу,- заявил он Генриху,- что состояние моего здоровья значительно улучшилось, но нужно продолжать лечение. Скоро я напишу ему подробнее.
- Разрешите идти, генерал?
- Подождите!
Гундер задумался, время от времени бросая испытующие взгляды на офицера, который, вытянувшись, стоял перед ним с непроницаемым лицом.
- Передайте еще...- Гундер, пристально взглянул в глаза Генриху. Передайте генералу, что я считаю климат Северной Италии очень полезным для его здоровья. Советую воспользоваться случаем и хорошенько подлечиться.
- Я точно передам ваши слова...
- Теперь идите...
Генрих молча поклонился.
В десять часов утра машина, управляемая Куртом, выехала из Парижа и помчалась по широкой автостраде в Лион. Генрих даже не успел позавтракать, и Курт вел машину на большой скорости, чтобы поскорее добраться до какого-либо приличного ресторана.
Наконец показался городок Жуаньи.
- Прикажете остановиться, герр обер-лейтенант? Я здесь обедал по дороге в Париж. Ресторан там,- Курт глазами показал на одноэтажный нарядный домик, расположенный у въезда в городок.
Генрих равнодушно посмотрел направо, вдруг сам схватил руль и стремительно затормозил.
У ресторана стояла знакомая машина.
- Где генерал-майор? - спросил Генрих у шофера с погонами фельдфебеля.
- Не знаю,- неприветливо буркнул эсэсовец, подозрительно оглядывая слишком любопытного, как ему показалось, обер-лейтенанта.
Генрих поднялся на крыльцо, чтобы войти в ресторан, но дорогу ему преградил еще один эсэсовец, уже с погонами лейтенанта.
- Что вам угодно? - спросил он бесцеремонно, чуть не оттолкнув Генриха от двери.
- Скажите генералу Бертгольду, что его хочет видеть барон фон Гольдринг.
Лейтенант окинул Генриха долгим взглядом и молча вошел в ресторан.
Не прошло минуты, как в дверях показался сам Бертгольд с салфеткой, заправленной за воротник рубашки.
- Откуда? Какими судьбами?- бросился он к Генриху, обнимая и целуя его.
Лейтенант, так нелюбезно встретивший Гольдринга, и обер-лейтенант, который вышел на крыльцо вместе с Бертгольдом, вытянулись по обе стороны двери.
- Моя охрана,- проходя мимо, бросил Бертгольд.
Генрих поздоровался едва заметным кивком головы, даже не взглянув на офицеров.
- А вам очень идет штатский костюм, майн фатер, - нарочито громко произнес Гольдринг и остановился, рассматривая дородную фигуру генерала в светло-сером дорогом костюме.
