Но сам проход среди валунов был слишком узким, а каменистая почва в проходе — слишком гладкой, особенно зимой, при выпавшем снеге. Животное — мул или лошадь — могло бы здесь пройти, но существовала опасность, что оно поскользнется.
И разумеется, никакая машина здесь не проедет.
Эндрю обернулся и оглядел дорогу, по которой они только что прошли. Никаких других троп он не нашел, но зато заметил, что тридцатью ярдами ниже, чуть левее, грунт плоский и земля покрыта невысоким кустарником. Он тянулся до каменной стены, за которой начиналась горная гряда. Эта стена, точнее небольшой утес, была не более двадцати футов в высоту и почти не видна за кустами и небольшими кривоствольными деревцами, растущими прямо из скалы. Но у подножия утеса грунт был ровняй. Естественные преграды были повсюду, кроме этого участка.
— Идите вон туда! — приказал он юным Лефракам. Там они останутся в поле зрения, и, глядя на них, он прикинет на глаз расстояние. — Идите на ту ровную полянку между скалами. Раздвиньте кусты и идите прямо туда. Глубоко, насколько сможете!
Эндрю сошел с тропы и стал рассматривать утес за поляной. Он тоже был плоский, во всяком случае, казался плоским. И была в нем еще одна странность, которую можно было заметить лишь с того места, где он сейчас стоял. Его словно нарочно очертили. Край утеса, хотя и зазубренный, образовывал почти правильный полукруг. Если этот полукруг превращается в круг, то представляет собой небольшую и очень удобную площадку на вершине неприметной альпийской горы, которая тем не менее возвышается над более низкими вершинами.
Он прикинул на глаз рост Лефрака: пять футов и десять — одиннадцать дюймов.
— Эй, подними руки! — крикнул он юноше. Кончики пальцев поднятых рук доходили примерно до середины небольшого утеса.
Предположим, что груз перевозили не на повозке, а на машине. На плуге или колесном тракторе. Что же, все сходится. На всем протяжении лесной дороги, начинающейся от Церматтской ветки, и здесь, на горной тропе, отмеченной в журнале Гольдони, не было участка, непроходимого для подобной техники. А у плуга и трактора есть подъемный механизм.
— Синьор! Синьор! — закричала девочка; она была странно взволнована: что-то между надеждой и отчаянием. — Если это то самое, что вы искали, отпустите нас!
Эндрю выскочил на тропу и побежал к Лефракам. Он продрался сквозь колючие кусты к подножию утеса.
— Вот там! — крикнула девочка.
В траве, чуть припорошенной снежком, виднелась лестница. Дерево полу сгнило, разбухшие перекладины выскочили из пазов. Но других повреждений не было. Теперь ею нельзя было пользоваться, но вряд ли кто-то сломал ее нарочно. Она пролежала тут многие годы, может быть, десятилетия, подверженная лишь естественному тлению.
Фонтин встал на колени, тронул сгнившее дерево, поднял лестницу — та рассыпалась у него в руках. Он обнаружил орудие человека там, где его никак не должно было быть. И понял, что в каких-то пятнадцати футах над его головой...
Над головой! Он задрал голову вверх и увидел неясный предмет, летящий прямо в него. Удар был сильный. Голову пронзила острая боль, затем он на мгновение перестал ощущать что-либо, кроме сотни молотков, что стучали по черепу. Он упал вперед и затряс головой, пытаясь прогнать боль и обрести зрение.
Он услышал крики откуда-то сверху.
— Fuggi! Presto! In la rraccia![9] — мальчишка.
— Non senza voi! Tu fuggi anche![10] — девчонка. Сын Лефрака нашел на земле крупный камень. И в своей ненависти утратил страх: он обратил свое примитивное оружие против майора.
Зрение начинало возвращаться. Фонтин стал медленно подниматься с земли и вдруг словно сквозь дымку увидел замахнувшуюся руку и летящий камень.
— Ах ты, маленький негодяй! Ах ты, сукин сын! Юный Лефрак запустил в него камнем — наудачу, куда попадет, — и, нанеся этот последний удар, выскочил из-за припорошенных снежком кустов и помчался вслед за своей сестрой к горной тропе.
Эндрю был вне себя от ярости. Он испытывал нечто подобное раз десять за свой жизнь, и всякий раз это бывало в бою, когда враг получал преимущество, а он ничего не мог поделать...
Он выполз из кустов к краю тропы и взглянул вниз. На вьющейся между скалами тропе он увидел брата и сестру, которые, скользя по камням, спешили прочь.
Он полез за пазуху и нащупал пристегнутую к портупее кобуру. В кармане у него лежит «беретта». Но «беретта» в данном случае не годится: на таком расстоянии точного выстрела не получится. Он вытащил здоровенный «магнум», который приобрел в магазине Ляйнкрауса в Шамполюке. Его заложники убежали от него ярдов на сорок. Парень держал девчонку за руку. Они представляли собой хорошую мишень.
Эндрю нажал на спусковой крючок восемь раз подряд. Оба тела, извиваясь, упали на камни. Он услышал их крики. Через несколько секунд крики перешли в слабые стоны. Тела бессильно подергивались. Они сдохнут, но не сразу. Теперь они не сдвинутся с места.
Майор пополз обратно через кусты и, добравшись до ровной поляны посреди скал, осторожно сбросил рюкзак, стараясь поменьше двигать раненой головой. Он раскрыл рюкзак и вытащил пакет первой помощи. Надо наложить пластырь на рассеченную голову и остановить кровотечение, а потом лезть вперед. Господи, надо идти!
Теперь у него нет заложников. Он убеждал себя, что без них даже лучше, хотя понимал, что это совсем не так. Заложники обеспечивали ему спасение. Если он спустится с гор один — те сразу это увидят. Господи! Увидят, и все — он погиб. Они его пристрелят и заберут ларец.
Но есть другая дорога. Так сказал маленький Лефрак! Дорога к западу от заброшенной вырубки «Ошибка охотников». Мимо железнодорожного полотна, к деревне близ цюрихского шоссе.
Но он отправится в ту деревню и выйдет на цюрихское шоссе не раньше, чем заполучит содержимое ларца. И чутье подсказывало ему, что ларец рядом.
Пятнадцатью футами выше.
Эндрю размотал веревку, которая лежала у него в рюкзаке, и укрепил на одном конце стальной крюк с несколькими зубьями. Встал.
В висках стучала кровь, раны болели. Кожу пощипывало от антисептика, но кровотечение прекратилось. Он снова ясно видел.
Эндрю отступил на шаг от утеса и забросил крюк за выступ. Крюк за что-то зацепился. Он полез по веревке вверх.
Край утеса отслоился, и куски породы полетели вниз, увлекая за собой увесистые глыбы. Он отскочил в сторону. Сорвавшийся крюк упал рядом с ним, погрузившись в тонкий слой снега.
Он выругался и снова запустил крюк вверх, перекинув его подальше через выступающий край утёса. Несколько раз резко дернул. Теперь крюк держался прочно. Потянул сильнее. Держит!
Итак, все было готово. Можно влезать. Эндрю поднял с земли рюкзак, накинул лямки на плечи и не стал завязывать передние постромки. В последний раз проверил веревку. Все в порядке. Посильнее оттолкнувшись от земли, он подпрыгнул, ухватился за веревку и, сильно отталкиваясь ногами от утеса, быстро-быстро полез вверх. Перебросил левую ногу через иззубренный край утеса и, упершись правой рукой в камень, перекинул тело на плоскую площадку. Начал было подниматься на ноги, ища глазами то место, в которое впились зубья его крюка. Но так и застыл, пораженный тем, что увидел. В десяти шагах от него, в центре небольшого круглого плато, на камне была укреплена ржавая металлическая звезда. Звезда Давида.
Крюк зацепился за нее, зубья впились в металл.
Перед ним была могила.
* * *
Адриан услышал эхо, прокатившееся по горам, точно резкие удары грома — один за другим. Словно молния расколола крышу леса, расщепив стволы сотен деревьев вокруг. Но это был не гром и не молния. Это были выстрелы.
Несмотря на холод, по лицу Адриана катился пот, и, хотя в лесу было темно, перед глазами вставали страшные картины. Его брат вновь совершил убийство. Майор из «Корпуса наблюдения» умело делает свое кровавое дело. Вслед за выстрелами послышались слабые крики, заглушенные стеной леса. Но это точно были крики людей.
Но зачем? Боже, зачем? Нельзя думать. Нельзя думать о таких вещах. Потом. Сейчас надо думать только об одном — как преодолеть природные преграды. Он уже предпринял пять или шесть попыток выбраться из мрачного лесного лабиринта, каждый раз давая себе десять минут на-то, чтобы увидеть, как забрезжит свет на опушке. Дважды он отдыхал дольше, потому что в глазах уже начало рябить, и он ничего не видел впереди, кроме непроницаемой мглы.
Ему казалось, что он сходит с ума. Он загнал себя в ловушку. Толстая кора, бесчисленные колкие ветки и сломанные сучья царапали ему лицо и ноги. Сколько он кружил по одному и тому же месту? Он сбился со счета. Одно стало похоже на другое. Ну, конечно, он уже видел это дерево. И это... А в это сплетение веток уперся пять минут назад. Фонарик был слабым подспорьем. Места, которые его луч выхватывал из тьмы, повторяли друг друга, он не мог найти отличий. Он заблудился в непроходимой чаще альпийского леса. Природа неузнаваемо изменила тропу, по которой десятилетия назад безутешная семья Ляйнкраус совершила свой печальный поход. Из года в год весенние талые воды, бегущие с гор, разливались по редколесью и, утучнив почву, обеспечили буйный рост дикой растительности.
