— По долгу службы. Ведь я занимаю должность начальника отдела внутреннего порядка при бургомистре. Таким образом, функции полиции лежат на мне.
— Вы женаты, товарищ Насс?
— Да, вернее, был… После моего ареста в сорок втором году семья была выслана в район Юлиха, и с тех пор я ничего не знаю о ней.
— Я хочу, чтобы вы помогли мне. Надо проникнуть в это заведение. Мне лично нельзя. Мое появление вызовет там переполох и подозрение.
— И мое тоже, — сказал Насс. — Горожане Шагарта слишком хорошо знают меня, чтобы поверить такому поступку. Я понимаю вас. Возникла необходимость детально познакомиться с заведением госпожи фон Таубе, и это надо сделать без шума?
— Дайте мне подробные сведения о генеральше и о Манштейне.
Насс посмотрел на часы и сказал:
— Я принесу их вам через два часа.
Он ушел. Было уже половина десятого. Наступал срок, назначенный фашистским радиоцентром, но я ничего не мог ответить на их вопрос, по-прежнему не зная тех тайных условных знаков, отсутствие которых вызвало подозрение фашистского центра. Вошедший Глебов оторвал меня от невеселых дум.
— Товарищ гвардии подполковник, вам письмо от Эльфриды Яновны.
Я вскрыл конверт. В нем было только три строчки:
«Чувствую себя хорошо. Если можете, приходите сегодня, и мы поговорим обо всем, чему помешала эта ужасная катастрофа. Э. Вебер».
— Кто принес записку?
— Я принес. Пока вы были на аэродроме, я заходил справиться о здоровье переводчицы. Доктора говорят — завтра выпишется, — ответил Глебов.
— Слушайте, старшина! Вы, случаем, не бывали в здешней пивной на Гогенлоэштрассе? — осененный внезапной мыслью, спросил я.
— Как не бывал, не раз в патруле при обходе бывал, да и так случалось. А что?
— А наверху, повыше, не бывали?
Глебов удивленно взглянул на меня.
— Никак нет, по службе не приходилось, а так, из баловства, не заходил.
— Ну что ж, это похвально, но на этот раз придется, старшина, побывать, и это уже не только по службе, но и по приказу.
И я рассказал ему мой проект.
— Вас знают в пивной?
— Так точно. И хозяйка знает и девушка, там такая есть, подавальщица Марианна.
— А не встречали ли вы там человека с густыми бровями, хромающего на левую ногу?
Старшина отрицательно покачал головой, задумался и спросил:
— Это не того, что на кладбище ехал?
— Того самого.
— Нет. А разве он там?
— Не знаю, но есть предположения, что там. А эта Марианна — ваша симпатия?
— Нет, просто так, глазки строит да ухмыляется.
— А как же Эльфрида Яновна на это посмотрит?
Глебов вздохнул.
— Хороша Маша, да не наша. Эти разные Марианны — барахло: вежливо улыбаются да глазки строят, а сами нож за пазухой держат; а Эльфрида Яновна — другое…
— Что же другое?
— Настоящий человек. И ее ничем — ни страхом, ни лаской — не купишь.
— Ну что ж, по-моему, вы не ошибаетесь, — ответил я. — Передайте Эльфриде Яновне, что зайду к ней после обеда, а вы загляните ко мне вечером. Может быть, вам сегодня же придется по службе подняться и повыше пивного зала.
Насс пришел ровно через два часа. Не торопясь он достал из портфеля блокнот и прочел мне сведения, полученные им за это время.
— «Барон Карл фон Манштейн, сводный брат баронессы фон Фокк, первой жены Геринга, уехал из Шагарта в провинцию Ольденбург в начале декабря 1944 года. Барон — владелец четырех домов в городе, отличной скаковой конюшни, хозяин, участник и акционер ряда предприятий города и его районов. Активный фашист и доверенное лицо Геринга по Южной Силезии. В 1938 году ездил на полгода в Англию, останавливался у герцогини Астор, встречался там неоднократно с Мосли. Крепко связан экономическими и дружескими связями с американскими фирмами Рокфеллер и Дюпон. В июле 1944 года Геринг посетил Шагарт и провел у фон Манштейна полтора дня.
Анна-Мария Таубе, вдова генерала, умершего в 1938 году. Хозяйка бир-халле и дома свиданий на Гогенлоэштрассе. Была тесно связана с бежавшей администрацией и офицерами гарнизона. «Дело» поставлено широко. Посещается разнообразной публикой. Пивная закрывается в восемь сорок пять, а заведение в восемь часов вечера, хотя предполагается, что в комнатах четвертого этажа остаются посетители на ночь.
Девушек — девятнадцать. Все зарегистрированы у бургомистра. Есть предположение, что девушек больше, но официальных данных об этом нет.
Дом номер тридцать шесть принадлежит некоему Циммерману, фашисту, покинувшему город больше трех месяцев назад…»
— Как зовут Циммермана?
— Конрад. Он родной…
— …племянник рейхсмаршала Геринга, — закончил я.
— Вы знаете это? — удивился Насс.
— Да, и мне кажется очень странным, что все эти господа, связанные родством и делами с Герингом, не уехали, не бежали отсюда еще задолго до нашего прихода, а, наоборот, слетелись сюда.
— Разве Конрад фон Циммерман здесь?
— Да! Он находится недалеко отсюда — сидит внизу, в подвале.
Насс не без уважения взглянул на меня.
— Как вы думаете, зачем сошлись сюда эти люди, вместо того чтобы как можно дальше бежать от нас? Что может интересовать их настолько сильно, что они не боялись рискнуть головой?
Насс молча и внимательно слушал.
— Золото, деньги и богатства, впопыхах оставленные здесь и спрятанные где-нибудь в Шагарте?
Насс отрицательно покачал головой.
— Эти люди очень богаты. У них на западе Германии имеются поместья и дома, и к тому же они успели своевременно вывезти свои ценности.
— Может быть, организация диверсий и шпионаж?
— Тоже нет. Разве эти светские, богатые люди сумеют быть хорошими шпионами?
— Тогда зачем же они здесь?
Насс задумался, потом сказал:
— Я думаю, что они прибыли сюда по приказу их родственника и главаря Геринга и что в деле, из-за которого они рискуют головой, помимо всего прочего, лично заинтересован Майер.
— Кто? — переспросил я.
— Майер, — повторил Насс и улыбнулся. — Да, ведь вы не знаете, что у нас в Германии уже четыре года как народ называет Геринга Майером.
— Почему?
— А потому, что, когда нацисты двинули свои полчища завоевывать мир, Геринг, выступая по радио, торжественно заявил немецкому народу: «Мы сильнее всех в воздухе. Если хоть одна вражеская бомба упадет на территорию Германии, зовите меня не Герингом, а Майером».
— А что значит «Майер»?
— Да просто самая распространенная, рядовая фамилия, так, как у вас…
— Иванов, — подсказал я.
— Вот именно. Ведь и этот сбежавший фашист, к которому наведывался американец, был Майер. Ну, а когда бомбы посыпались на наши города, народ потихоньку стал называть Геринга Майером.
