Когда Лариса снова пошла на работу и отдала Жеку в детский сад, малышка всю зиму мечтала о Старой Рузе, о дедушкином доме. И если отец и мать, занятые своими делами, не уделяли ей внимания или же поругивали ее, Жека заявляла, как бы дразня их: «Здесь меня никто не любит, я уеду к дедушке».
И все же, пытаясь с помощью дочурки отгородиться от реальной жизни, стремясь создать себе другую, желанную жизнь, Лариса чувствовала, что эти стремления несбыточны. Ветры все более страшных перемен настырно и беззастенчиво проникали в ее маленькое семейное гнездо.
Ночные аресты становились уже не эпизодами, а системой. Приходя с работы, Лариса рассказывала Андрею о том, как то и дело исчезают невесть куда ее сослуживцы и как вселяется страх в души тех, кто еще остался на воле.
— Понимаешь, это бывает, когда ждешь грозы. Ясное небо, потом тучи заполняют его, клубятся, неотвратимо надвигаются на все живое, на них нельзя смотреть без ужаса, они вот-вот низвергнут на тебя разящие молнии. Пока еще тихо, но вот-вот прогрохочет гром.
— Успокойся, родная.— Андрей ласково погладил ее по холодному плечу,— Помнишь: «Если молния меня не убила, то гром мне, ей-богу, не страшен».
— Ты еще способен шутить,— горько сказала Лариса.— Неужели ты веришь, что все эти несчастные — враги народа?
— НКВД зря не посадит.— Андрей сказал об этом как о чем-то, что не подлежит сомнению.— Слишком много развелось всякой нечисти. Враги не хотят смириться, что к старому возврата нет.
Ларисе не хотелось с ним спорить, она знала, что он будет стоять на своем. Но все же спросила:
— И ты можешь поверить, что люди, работавшие рядом с тобой,— шпионы?
— Как же не поверить? Они же сами во всем признаются, каются. Я сам читал стенограммы допросов. Они называют фамилии сообщников, приводят факты, доказательства своей преступной деятельности, изобличают сами себя.
— Невероятно! Это какая-то фантасмагория, какой-то вселенский кошмар.
Лариса неотрывно смотрела на спящую Жеку.
— А если… Не дай Господи, чтобы это случилось… Но где гарантия того, что за тобой не придут завтра? По ночам я вздрагиваю от каждого шороха, от скрипа двери, от шагов соседей в коридоре…
— Не придут, не мучай себя. Ты же знаешь, что я чист перед партией и в делах и в помыслах.
— Я-то знаю. Но знают ли они? А если…
— Нет, нет, любимая, это исключено. Спи спокойно.
— Что тогда будет с ней? Что будет? — Лариса беззвучно, сдерживая рыдания, заплакала.— Зачем я ее родила? Зачем?
— Не смей! — рассердился Андрей.— Не кощунствуй! Я верю: наша доченька будет счастлива. Вот разгадаем все козни врагов, сокрушим их — и жизнь будет светла и прекрасна.
Лариса недоверчиво покачала головой: ей непонятен был строй его мыслей, это вызывало раздражение и даже неприязнь, и в то же время ее охватывала жалость к нему, как бывает жалко безнадежного, неизлечимого больного.
Глава одиннадцатая
Весенний вечер был упоительно хорош, и Лариса шла с работы в отличном, приподнятом настроении, какого уже не испытывала давно. Андрей на днях намекнул ей, что вот-вот получит долгожданный ордер на отдельную двухкомнатную квартиру в недавно отстроенном доме на 2-й улице Ямского поля, два года назад переименованной в улицу «Правды». Они сплюнули через левое плечо, чтобы не сглазить, и от души расхохотались. И вот Лариса с чисто женской предусмотрительностью решила заранее присмотреть шторы и тюль для новой квартиры. Ей удалось уйти с работы пораньше и созвониться с Андреем, чтобы он забрал Женю из детского садика, и теперь она отправилась на улицу Горького в магазин тканей.
Магазин, находившийся недалеко от Белорусского вокзала, разочаровал Ларису бедностью выбора, и она решила пройти пешком до площади Триумфальных ворот, недавно переименованной в площадь Маяковского. Здесь ей повезло. Лариса выбрала сразу приглянувшиеся ей шторы мягкого, ласкающего глаз тона с цветами по всему полю и тюль ручной выработки с бахромой. И тут же ей очень захотелось порадовать дочурку, и она заглянула в магазин детских игрушек. Здесь ей понравился конь-качалка, серый, в яблоках, с золотистой гривой и таким же золотистым хвостом. Ей сразу же припомнилось, как в детстве отец принес ей в подарок почти такую же лошадку, только поменьше, и как она помчалась, обомлев от радости, хвастаться этой лошадкой перед девчонками и мальчишками.
«Как же я дотащу все это?» — подумала она уже тогда, когда продавщица вручила ей лошадку, на которую вполне мог усесться ребенок. Однако передумывать было уже поздно, и Лариса, ухватив покупки обеими руками, направилась к ближайшей остановке такси, прикидывая на ходу, хватит ли у нее оставшихся денег, чтобы добраться домой.
У тротуара резко затормозила легковая автомашина. Сидевший рядом с шофером высокий ладный мужчина с офицерской выправкой ловко, даже грациозно вышел из нее и, как-то по-старомодному склонив голову перед Ларисой, взял у нее из рук покупки, быстро уложил их на заднем сиденье и пригласил ее:
— Прошу вас, мадам!
— Но позвольте! — возмутилась Лариса, но, взглянув ему в лицо, отпрянула в изумлении, не веря своим глазам.
Перед ней стоял Олег, тот самый «вещий Олег», что спас ее от расстрела под Симбирском, тот самый, что увез ее в Котляревскую, тот самый, который уехал в Париж…
— Боже мой! — побелевшими губами прошептала она.— Неужели это вы?
— Прошу вас, садитесь,— голосом, которого она никогда не могла забыть и который напоминал ей голос Тухачевского, нежно и трогательно сказал он, и уже по этому голосу, если бы даже изменилась его внешность, она все равно бы поняла, что это Олег.— Я подвезу вас, куда прикажете.
В голосе его было что-то магическое, что покорило ее, и она поспешно села в машину, заметив, что на них уже обращают внимание люди, ждавшие на остановке такси.
Машина тронулась, но Олег не оборачивался к ней, словно позабыв о ее существовании. «Не хочет говорить при шофере»,— предположила Лариса.
Наконец, полуобернувшись к ней, он спросил:
— Надеюсь, вы назовете нам свой адрес?
— Нет, нет,— запротестовала Лариса, заранее ужаснувшись при мысли о том, что ее может увидеть Андрей, как тогда, когда она появилась у своего подъезда вместе с Тухачевским.— Если можно — к Курскому вокзалу.
Олег молча, но выразительно сделал знак шоферу, тот ответно кивнул, и машина свернула на Садовое кольцо.
У здания вокзала шофер остановил машину, не доехав до главного подъезда. Лариса поспешно схватилась за свои свертки. Олег вышел из машины, открыл дверцу.
— Прошу вас, оставьте пока свои вещи,— с мягкостью, в которой едва проступали повелительные нотки, сказал он, улыбаясь и не спуская глаз с ее потрясенного встречей лица.— Здесь, на вокзале, кажется, есть ресторан. Не думаю, чтобы он был таким фешенебельным, в который мне хотелось бы вас пригласить, но сейчас у нас нет другого выбора.
— Спасибо, но это исключено.— Лариса была полна решимости отказать ему.— Я очень спешу домой.— Вас там ждут?
— Разумеется, ждут. Муж и маленькая дочурка.
— Поздравляю.— Голос его дрогнул и глаза погрустнели.— И все же, умоляю вас, мы посидим каких-нибудь полчаса. Вы не можете мне отказать. Для меня это крайне важно.
Он взял ее под локоть, видя, что она колеблется, и Лариса покорно пошла рядом с ним.
В ресторане было еще малолюдно, завсегдатаи предпочитали более престижные злачные места, и, по первому впечатлению, за столиками сидели преимущественно пассажиры, томившиеся в ожидании отправления своих поездов.
Олег подвел ее к свободному столику в самом дальнем углу, в стороне от прохода. Они сели. Олег протянул ей меню.
— Только чашечку кофе,— сказала Лариса.
— Но я уверен, что вы успели проголодаться,— настойчиво сказал он.
— Дома меня ждет ужин.
— В таком случае и я только кофе. И еще — пирожные. Какие вы предпочитаете?
— Вообще-то «наполеон».
— Как прекрасно, что наши вкусы так совпадают,— обрадовался Олег.
— За эти годы они могли и измениться,— боясь поднять на него глаза, все еще в смятении проговорила она.
— Как-то мне пришлось пригласить в ресторан одну московскую дамочку,— решив ослабить напряженность, возникшую между ними, сказал Олег.— Я спросил ее: что вы будете кушать? И представьте, она мне сказала: первое, второе и третье.
Лариса силилась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и жалкой.
— И все-таки по бокалу вина! — настойчиво предложил он.— Без этого грех обойтись при обычной встрече, а в честь такой фантастической, как наша,— сам Бог велел.
И, не ожидая ее согласия, Олег подозвал официанта:
— Крымские вина есть?
— Непременно.— Официант по легкому акценту Олега сразу учуял в нем иностранца и являл собой пример вежливости и предупредительности.— Могу предложить «Черный доктор», «Красный камень», массандровский портвейн. Есть в наличии и Французские…
