– Ну ты охамел, дед… – икнув пивом, вытаращился парняга.
Самохин пыхнул пренебрежительно дымком, сказал сварливо:
– Ты мне тут блатного из себя не строй, шнырь. Слушай задание. Доложи Феде Чкаловскому, что его кореш старый, по фамилии Самохин, ищет, встретиться хочет. Самохин – это я, усек? – хмыкнув удовлетворенно, еще раз затянулся сигаретой, бросил окурок в зашипевший протестующе мангал и ушел, не оглядываясь.
Вывернув из штаб-квартиры базарных рэкетиров, Самохин оказался в рыночной толчее, в дальнем конце которой начался переполох. Метались торговцы, галдели, монументально возвышаясь над ними и рассекая толпу, цепью двигались крепкие ребята в камуфляжных комбинезонах, в черных шапочках с прорезью для глаз, из которых пристально смотрели темные прицелы зрачков.
Отступать было некуда, народ вынес его в самую гущу разворачивающихся событий. Он видел, что пятнистые бойцы уже отсекли часть прилавков, положили торговавших за ними азиатов на землю, лицом вниз, а несколько оперов в гражданском дотошно шуровали в грудах товара, – видимо, какая-то служба – милицейская, а может налоговая – при поддержке спецназа проводила операцию по поиску и изъятию чего-то незаконного, чем промышляли на рынке. Неожиданно Самохина дернули за рукав. Он обернулся недоуменно. Коренастый торговец в тюбетейке и полосатом стеганом халате протягивал ему крупный, даже на вид тяжелый арбуз.
– Возьми, брат.
– Да не надо мне, – отстранился от него Самохин, но азиат не отставал.
– Возьми. Деньги не нада, так возьми. Дарю, а? – он почти насильно сунул арбуз в руки Самохину, и когда тот, чтобы не уронить, схватился инстинктивно за прохладные арбузные бока, торговец, пригнувшись, юркнул в толпу, оставив недоумевающего майора с весомым и дорогим, должно быть, подарком.
Гренадерского роста спецназовец, раздвигавший небрежно, как ледокол, галдящую толпу, глянул остро на Самохина, на арбуз и указал стволом короткого автомата – туда. Отставной майор отошел, а боец, ухватив за шиворот какого-то продавца в каракулевой папахе, швырнул его в противоположную сторону, где того подхватили, уложили рядом с соплеменниками на истоптанный раздавленными абрикосами и помидорами асфальт. Оказавшись за пределами рынка, он остановился перевести дух. Истошно подвывая и мигая заполошно проблесковыми маячками, из ворот базара одна за другой выезжали милицейские уазики, увозя задержанных. Самохин, пыхтя, волочил дармовой арбуз, ругая в душе сердобольного азиата, а потом подумал с раскаянием, что совсем разучился воспринимать доброе к себе отношение, вот это бескорыстие, проявленное подвернувшимся невзначай торговцем, которого он, конечно же воспринимает как чужака, ждет от подобных ему только неприятностей и подвоха, а ведь это несправедливо! «Терпимее надо быть к окружающим, – корил себя он. – Азиаты эти дело-то доброе делают. Нате вам, угощайтесь, дорогие россияне. А мы их, гостей то есть, мордой об асфальт и сапогом в печень. Нехорошо!»
Вернувшись в свою квартиру, он водрузил арбуз – огромный, похожий на ягоду гигантского крыжовника, на середину обеденного стола и, пока переодевался в домашнюю легкую одежонку, все посматривал умильно на диковинный плод, думая, что повезло ему сегодня на отзывчивых людей – доктора из медицинского центра и азиата неведомого – узбека или таджика, а может быть, туркмена.
Пребывая в таком лирическо-приподнятом настроении, Самохин взял остро отточенный нож и полоснул хрупнувший спело арбузный бок. А когда развалил пополам, то увидел в розовой, мякотной глубине полиэтиленовый сверток величиной с кулак. Доставая его, липкий от сладкого сока, податливо-упругий, уже догадался о содержимом. Ковырнул полиэтилен кончиком ножа, понюхал темно-коричневую массу и безошибочно распознал опий-сырец. Бросил пакет в мокрую арбузную сердцевину и принялся, сердито сопя, мыть руки.
«Ишь, старый дурак, расчувствовался, – думал он про себя горько, – забыл разве, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке?»
Потом тщательно, будто доктор перед операцией, промокая руки полотенцем, он понял внезапно, что затея с исцелением – тоже, вероятно, лажа. Хитрая, неизвестно на чем основанная афера. Ибо рак с метастазами, как ни крути – болезнь смертельная, и если бы кто-то научился излечивать ее с помощью китайских ли препаратов, или еще какой-нибудь чертовщины, то в тайне удержать открытие мирового значения вряд ли бы удалось. А это значит, что надеяться ему особенно не на что.
Самохин хотел было спустить наркотик в унитаз, но потом раздумал и бросил пакет под ванну, в пыльную темноту. С обыском к нему никто не нагрянет, так что пусть валяется пока там, авось пригодится. Он слышал, что смерть бывает порой долгой и мучительной. И, чтобы ускорить желанный конец, отрава окажется весьма кстати.
«Не верь, не бойся, не проси…» – вспомнил зоновскую «формулу» Самохин и, усмехнувшись грустно, закурил очередную убийственную для него сигарету.
Глава 5
Известно, что беда не приходит одна. В своих метаниях, попытках как-то прояснить судьбу Славика Ирина Сергеевна очень надеялась на помощь подруги Фимки. Благодаря журналистским связям та была вхожа в такие кабинеты, куда Ирина Сергеевна и нос-то сунуть не смела. В облвоенкомате ничего нового к уже сказанному по телефону об обстоятельствах исчезновения сержанта срочной службы Вячеслава Игоревича Милохина добавить не смогли, отговаривались неопределенно: выясняем, ждите. Нужно было обращаться куда-то выше, может быть, даже в Министерство обороны, в Москву, но Ирина Сергеевна не знала ни тамошних адресов, ни телефонов.
Досадно, что именно сейчас и Фимку скрутило – заболел вдруг желудок. Ирина Сергеевна без очереди провела ее по специалистам поликлиники, в которой работала сама. Конечно, подруга могла обследоваться в лечебном учреждении рангом повыше – в областной больнице, например, но, поскольку именно в этот момент проводила журналистское расследование злоупотреблений, допущенных руководителями Управления здравоохранения области, то «светиться» там не захотела, решила лечиться, как все, «демократично», а заодно поднабраться впечатлений о состоянии нынешней медицины.
«Испытано на себе!» – так, кривясь от боли в животе, обозначила Фимка рубрику для будущей, в прямом смысле слова выстраданной статьи. Фимку обследовали, и когда Ирина Сергеевна прочитала в медицинском заключении вместо диагноза заболевания что-то невнятное: «Объемный процесс желудка», с угрожающим знаком вопроса, поняла, что врачи подозревают самое страшное.
Оставив разволновавшуюся подругу возле окошечка регистратуры, Ирина Сергеевна зашла в кабинет заведующей и показала ей результаты обследования. Завполиклиникой – громоподобная бабища с вавилоном пережженных перекисью волос над толстой, краснощекой физиономией – перелистала небрежно карточку и заявила:
– Это, дорогуша, теперь не к нам. Пусть ее онкодиспансер лечит. Рак! – Потом, посмотрев скептически на обескураженную Ирину Сергеевну, повела глазами в сторону, пожала плечами. – Или посоветуйте ей обратиться в «Исцеление», к Константину Павловичу Кукшину. Он хоть и дорого берет, зато результаты лечения потрясающие. Только не распространяйтесь о нем особо. У него своя методика, и Кукшин не любит, когда пациент у других докторов побывал. Говорит, что мы, коновалы, какую-то ауру или чакру, черт их разберет, разрушаем… Ваша подруга, если не ошибаюсь, журналистка? Читала, читала. Лезет она в те сферы, в которых ничего не смыслит. Медицина – дело тонкое… Искусство врачевания, знаете ли… А она – «злоупотребления», «коррупция»… Нехорошо! Денежки у нее наверняка есть – пусть раскошелится.
Несмотря на то что медицинский центр «Исцеление» располагался здесь же, в здании поликлиники, Ирина Сергеевна мало что знала об этой фирме. Слышала, что доктора и медсестры в «Исцелении» получают какие-то запредельно-огромные зарплаты.
Фимка, узнав о том, что ей предстоит выбирать между онкодиспансером и Центром нетрадиционной медицины, сразу поникла, скукожилась вся и сперва пошла по знакомым профессорам-светилам, но те, принимая ее радушно, едва взглянув на результаты обследования, сразу скучнели, обещали достать какие-то редкие и чрезвычайно действенные препараты. Однако на Фимкин вопрос, нельзя ли отправить ее за границу, где лечат успешно рак в любой форме и стадии, старый профессор медакадемии, знавший ее с пеленок, покачал укоризненно седовласой гривой:
– Ну что ты, мечтательница! У здешних докторов тоже золотые руки! Вот я позвоню сейчас в онкодиспансер и тебя там примут как родную…
И когда Ирина Сергеевна пересказала Фимке разговор с завполиклиникой, поникшая подруга отправилась в «Исцеление», где провела больше часа.
