Он — хочет! Хочет. Едва ли он сможет перестать быть тем, что есть, не перестав быть вообще. Да, мерзость из него уйдет только с жизнью. Но он не даст этому фигляру убить Армана. Он прожил скотскую жизнь, пустую и суетную, но ведь право завершить эту жизнь благородно — у него не отнято! И это понимание непомерно вдруг усилило его.
Этьенн почти бегом устремился к Арману и с силой оттолкнул его к Элоди.
— Ваша светлость, — странно, но с той минуты, когда он понял, что хочет умереть вместо Армана, в нём исчезло ощущение гнетущей скорби, Этьенн вдруг вдохнул полной грудью и почувствовал легкость, какую дает бокал искристого шампанского. Он улыбнулся. — Я заменю его. Я хочу умереть за него. Это будет моя ниша, — ткнул он пальцем в гробницу.
Этьенн вздрогнул всем телом, — лицо дьявола утратило человеческие очертания, склеп пронзила молния, в темноте перед ним возник кто-то в хитоне, чей цвет был подобен молнии. Глаза Его на миг встретились с глазами Этьенна. В воздухе закружились очертания замка, потом они вздрогнули и опали. Раздались скрежещущие, нечеловечески жуткие звуки, словно извергаемые разрываемой на куски живой плотью. «Le diable prends! Comment il pouvait échapper, canaille?»
Склеп рухнул, погребая всех под слоем чёрного пепла и серой гари.
Глава 24. Которая начинается тем, что Клермон оплакивает гибель Этьенна а завершается тем, что к героям приходит понимание некоторых в общем-то банальных вещей
Клермон ослеп. И оглох. Но что тогда так глухо, подобно морскому прибою, шумит и шумит, неотступно и гулко бьётся в ушах? А это что? Во рту был вкус крови и пыли. Клермон попытался встать и мышцы с болью подчинились. Он стал на колени, потом сумел подняться. Воспалённые веки распахнулись, резкий свет резанул по ним новой болью. Арман стоял на руинах замка возле тёмного провала склепа, который теперь заливали потоки света. Верхняя ниша была пуста.
Клермон огляделся, — и ринулся к уступу, заметив около него шевеление слоя пепла. Он рывком поднял Элоди, на запылённом лице которой белели только глаза. Он отнёс её к реке, опустил на берег и остановившимся взглядом уставился на мост. Целый и невредимый, он мирно возвышался над рекой полукруглой аркой.
Но где Дювернуа? Сжимая зубы, чтобы не стонать от сковывающей все тело боли, вернулся на пепелище. Кидался к каждому камню, ощупывал слой пепла. Неожиданно из провала склепа раздался стон — и Клермон ринулся вниз. Земля провалилась и осыпалась под ним, Армана резко снесло по осыпи к двум гробовым нишам. Три нижние были засыпаны землей, верхняя — пуста, но две средние — заполнены. Покрывало, в котором они принесли Сюзанн, посерело от слоя пыли. В соседней нише чернел ещё один труп. Клермон отвёл глаза.
Там лежал тот, кто пожертвовал за него жизнью.
Он почувствовал саднящую боль в сердце. Этьенн. Изломанный и несчастный, растленный и развращенный, он всё же совершил свой последний выбор. Выбор благородства и величия, выбор подвига и любви. Сердцем Арман всегда ощущал в нём под искаженными мнениями и порочными взглядами нечто живое и чистое. Его влекло к этому человеку, и он не ошибся в нём. Обретённое понимание истины стоило ему жизни, но Клермону хотелось думать, что Этьенн спасён. Ведь нет больше той любви, если кто положит душу свою за други своя… Этьенн оказался способен на такую любовь…
Клермон потряс головой, почувствовав, что на глаза его навернулись слёзы.
Странно, но когда его светлость Князь Ада выбрал своей жертвой его, Клермон, притом, что не мог пошевелиться и был словно околдован — ни на минуту не поверил Сатане и не ощутил ни страха, ни отчаяния, понял, что сатана просто, по обыкновению, «лукавит». Вечный комедиант, он дурачил свои жертвы и играл с ними, как кот с мышами… Арман поймал себя на жестокой и скорбной мысли — он горько сожалел о гибели Этьенна, и недоумевал — неужели в хладнокровно совратившем Габриэль Дювернуа, ничтожном, распутном и трусливом, готовом безжалостно бросить его и сбежать — остался хоть один чистый помысел? Он помилован, а Этьенн… Там, во мраке склепа ему казалось, что он всё понимал — потому и не испытывал страха, но Дьявол одурачил и его… Воистину, одурачил, но это было — пустое. Пустое, ибо связь времен не распалась, в мире не оскудела Любовь — и это доказал тот, кто ещё недавно был в его глазах — исчадьем ада. Клермон хотел верить, что Этьенн помилован Господом. Этьенн прощён. Арман твердил эти слова, как молитву, иначе не смог бы дышать.
Но где Дювернуа?
Белая рука высунулась из черного провала земли, и коснулась его ботинка. Клермон несколько секунд испуганно смотрел на неё, потом стремительно схватив руку за запястье, потянул наверх. Потрясённо вздрогнул.
На запястье сиял золотой браслет с перевернутой пентаграммой.
Раздался новый стон, и поражённый Арман вытащил окровавленное тело Этьенна. Тот был смертельно бледен и почти полумёртв. Извлечённый из бездны, медленно приходил в себя, глаза его едва осмысленно блуждали по бездонному небу, по трупам в стене склепа, по лицу Клермона.
— Ты видел? — с трудом произнес он и тяжело захлебнулся надрывным кашлем. Едва его приступ прошёл, Этьенн повторил, — ты видел Его?
Клермон с трудом переосмыслил увиденное. Медленно перевёл взгляд на обугленный труп. Стало быть, он ошибся, точнее — всё понял правильно. На Дювернуа его светлость просто не хотел тратить ни слов, ни усилий. «При извечной и неистребимой склонности мира шататься, заблуждаться и самоодурачиваться, болтаться в распутстве, потеряв все пути к Небу, стремление одурачить его ещё больше противоречит принципу экономии сил и здравомыслия. На месте Дьявола я был бы просто ленивым зрителем распутной драмы человеческого бытия…». Дьявол истинен в своей лжи, и лжив в своих истинах, но порой — бывает истинен и в истине. Не по склонности к Истине, но — забавы ради. И чтобы разгрести тот ворох лживых истин и истинной лжи, что он наговорил им — жизни не хватит. Тут Клермон понял, что не ответил Этьенну.
— Он погиб. Ты о Дювернуа?
Этьенн обжёг его больным и воспалённым взором.
— Так значит… Ты не видел… Неужели… нет…
Неожиданно Клермон понял, о ком спрашивает Этьенн.
— Ты о Господе?
Тот резко снова обернулся к нему.
— Так… ты видел??
— Мне показалось, что в дыму мелькнула фигура Спасителя, но я подумал, что просто свод упал и солнце резко хлынуло в глаза. Надо спросить Элоди, видела ли она…
Этьенн согласно кивнул и тут же покачал головой.
— Нет, я же сам видел. Он же сказал мне… Где же это…
Клермон покосился на Этьенна. Даже если видение было подлинным — никаких слов он не слышал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
