— Ах… — сказала она, теснее прижимая к груди его ладонь, — это так восхитительно!..
Пальцы юноши пошевелились, проникли в ложбину между нежными полушариями и, пробравшись под правую грудь Агнес, осторожно вынули ее из выреза рубахи…
— И ни капельки не стыдно, — удивленно прошептала Агнес, когда Франческо, наклонясь к ее груди, коснулся губами смутно белеющей во тьме обнаженной кожи и, проведя языком сверху вниз по груди, Легонько укусил, чуть солоноватый на вкус сосок. Рубаха сползла с ее плеча, и, оторвавшись от груди, Франческо прижался ртом к ее мягкому покатому плечику… Ноги Агнес подгибались, она обвила руками торс юноши и, отставив назад левую ногу, неожиданно уперлась ею в кровать.
— Присядем, — пролепетала она, опускаясь на пуховик. Франческо присел рядом. Ладонь его извлекла из-под рубахи Агнес и вторую грудь, и теперь он двумя руками гладил их с боков и игриво щекотал соски большими пальцами. Она в изнеможении откинулась навзничь, Франческо последовал за ней. Ее губы открылись ему, и жадный, испепеляющий поцелуй слил их уста… Ладони Франческо дерзко метнулись к подолу ее юбки, она задрожала мелкой дрожью, ощущая, как его руки, быть может, грубее, чем следовало, несколько лихорадочно, но уверенно тянут этот подол к ее пояснице, обнажая ее вибрирующие от ожидания чуда ноги… Ее восхитительные ноги вытянулись в темноте, словно две жемчужно светящиеся полосы, расширяющиеся кверху милыми припухлостями. Франческо приподнял свой балахон, ощупал штаны и достал из прорехи то, о чем уже много месяцев мечтала Агнес. Агнес в темноте ничего еще не видела, и каждая секунда промедления казалась ей часом. Она лежала неподвижно в ожидании близкого чуда. Платье ее скомкалось на пояснице, платок и шапочку она сбросила — ей казалось, что они ее душат. Гребни и заколки она тоже выдернула, разметав по подушке свои пышные, мягкие волосы. Запрокинув голову, она страшилась глянуть туда, где был Франческо. Руки ее бессильно лежали вдоль тела. Она ждала…
И вот черный призрак медленно качнулся вперед и опустился на нее. Его ладони стремглав побежали по ее телу и остановились на коленях. Она знала, что колени надо разжать, хотя это и было очень страшно, но от волнения сжала их еще крепче. Франческо пришлось применить силу, чтобы преодолеть ее инстинктивный стыд и раздвинуть ноги. Балахон ему мешал, но он и не подумал его сбросить. Сладострастно пыхтя, Франческо втиснул свое тело между нежными ногами девушки. Агнес почувствовала, что к ляжке ее прикоснулось нечто большое, мягкое, гладкое, чудесным образом приделанное к твердой и гибкой трубке из человеческой кожи, пульсирующей и рвущейся вперед…
— Это… он?! — спросила она, как будто речь шла о чем-то сверхъестественном, что и по имени-то назвать страшно. Это горячее, стыдное, плотское вплотную придвинулось к нежному, пушистому, хотя и довольно густому волосяному кустику; прижалось к нежным, мокрым и горячим складкам кожи, в которых, словно в мешочке, пряталось глубокое и жаркое отверстие… Последовал нажим, сперва очень легкий, даже нежный, складочки кожи сперва стали вдавливаться вовнутрь, потом покорно расступились, и что-то гладкое и горячее мягко уткнулось в нежные краешки отверстия, в которое до сих пор она пропускала только собственные пальцы… Это было много толще, чем палец, и она на секунду ужаснулась, поскольку подумала, что ЭТО в нее не пролезет… Но тут нажим стал сильнее. Франческо притянул ее к себе за ягодицы. Ей стало больно, захотелось взвизгнуть, но она стерпела, только скрежетнула зубами и ощутила, что плоть проникла в нее так глубоко, что ей казалось, будто она вот-вот прорвется сквозь ее живот и выйдет через пупок…
«Целка!» — ахнул Франческо, чего-чего, а уж этого-то никак не ждавший. Все поведение этой девицы, простота и легкость, с которой она отдалась ему, заставили его думать, что партнерша если не первостатейная шлюшка, то уж, во всяком случае, не невинная девушка. Франческо кое-что понимал в анатомии — среди тех, кого он перепробовал по дороге из Палестины, ему попалось два или три нетронутых экземпляра. Но каких трудов и усилий стоило убедить их прийти в его объятия! А ведь то были простые трактирные служаночки и даже пастушки. Правда, устройство известной части тела у них было точно такое же, как у баронессы. Однако задумываться надолго о причинах такой снисходительности, которой он удостоился, Франческо не стал. У него просто не было времени. Он хорошо знал, что в том деле, которое он начал, раздумывать следует либо до того, либо после того, но никак не вместо…
Агнес, расслабленно раскинув руки и ноги, смотрела в потолок, которого за отсутствием освещения не было видно. Ухо ее обдавало горячее дыхание Франческо, в котором чувствовалась некоторая толика винного перегара; платье, сбившееся на талии в жгут, и спутанная с ним рубашка неприятно терли спину, грубая ткань штанов Франческо терла нежные ляжки, а внутри ее происходили какие-то тугие, что называется «со скрипом», движения, каждое из которых отдавалось во всем теле нудной, саднящей болью. Ей было жаль себя, жаль своих надежд. Конечно, она знала, что в первый раз все это больно и неприятно, но не догадывалась, что настолько… Когда молодые женщины рассказывали ей, порой со слезами и ужасом, о своих первых ночах, она, поддакивая, все же не доверяла им. Так молодые воины, слушая рассказ ветерана, снисходительно думают: дескать, пугает старый, а на самом деле не все было так уж страшно! А вот спустя месяц-полтора после свадьбы те же молодки, сладко жмурясь, рассказывают ей о своих новых ощущениях — о ласках и сладострастье… Сладострастье, хоть и искусственное, она знала, но сейчас не чувствовала ничего похожего на его приближение. Франческо тоже не очень был доволен своим приобретением. «Не баба, а бревно!» — подумал он, чувствуя, что порыв его проходит, и наслаждения, которое вызывает у мужчины ответная чувственность женщины, ему, по крайней мере сегодня, не добиться… Чувствуя, что угасание порыва может привести к некоторым стыдным для мужчины последствиям, Франческо попытался вернуть его; задержав на время свои движения, он стянул через голову девушки ее платье и рубаху, оставив ее совершенно обнаженной. Затем, спустив свои штаны, ногами спихнул их в дальний угол кровати. Резонно подумав, что в запертой комнате ему уже не от кого прятаться, он содрал с себя балахон и прочее, что еще на нем оставалось. Его молодое, сильное и горячее тело прижалось к нежной девичьей коже. Темнота не позволила Агнес разглядеть его лицо, и бедняжка все еще была уверена, что находится в объятиях Альберта. Голой под голым лежать было приятнее. Теперь ее нежные, пухленькие ляжки ощущали уже не грубое сукно штанов, а жаркую и гладкую влажность бедер юноши. Соприкоснулись их обнаженные животы, груди, руки. Она, невидимыми для самой себя руками, гладила его крепкие плечи и с легким, но приятным стыдом ощущала, как его ладони проскальзывают под ее груди и его влажные губы пробегают по ним короткими касаниями. Инстинктивное сопротивление Агнес стало слабеть, и пульсирующая мужская плоть безболезненно и мягко заскользила в нее. Франческо нежно, но неуклонно вталкивал в девушку свое любовное орудие.
