мальчика, послушали Митча, обвинявшего «эту сумасшедшую» во вторжении на частную собственность. Но, осмотрев его дом, никакого ребенка стражи порядка не нашли. Бедная Патрисия могла лишиться не только ребенка, но и свободы, однако Морган не стал писать заявление. Сказал только: «Уберите эту бешенную подальше от моего дома».
— Мне запретили появляться рядом с его домом, они сказали, что в следующий раз посадят меня, — давясь слезами, рассказывала Патрисия. — Но я ходила за ним попятам.
В конце концов Морган не выдержал, сказав, что утопил «это отродье» в ванной, и предупредил, чтобы она отстала от него, иначе будет всё очень плохо. Он говорил, что спрятал ребенка в подвале, когда подъехали копы, и он жалобно пищал там, словно маленький котенок. И когда у Моргана сдали нервы, он утопил его, как топят котят. Его сердце не дрогнуло, душа не отозвалась, если что-то из этого у него вообще когда-то было. Такой человек, как Митчелл Морган, не мог иметь внебрачного ребенка, который мог навредить его репутации.
Патрисия кинулась в полицию: она рассказала и о деньгах, украденных Митчем, и о ребенке, убитом им. Но никто ей не поверил, да и она никак не могла это доказать. Едва избежав ареста, она бежала из страны в Мексику и вернулась только сейчас, узнав о том, что Митчелла поймали.
— Мне все равно никто не верит даже сейчас, — с въевшейся за многие года печалью в голосе протянула женщина. — Да и времени прошло так много. Но я рада, что он понесет наказание. Хотя бы так…
Она снова разрыдалась. Девочки купили ей еще кофе, а потом проводили до отеля, в котором она остановилась. Они очень душевно попрощались, Патрисия пожелала им удачи, советуя не верить мужчинам с красивыми словами.
— Она не может больше иметь детей, — опустив уголки рта, протянула Роза, и я верил, что она грустит об этой незнакомке совершенно искренне.
Потрясение еще долго не отпускало меня после этой истории. Но поздно ночью, пока я курил, стоя на балконе отеля и глядя на сверкающие огни Чикаго, я думал о том, что Патрисия была не первой и не последней жертвой этого ублюдка.
Он совершенно точно заслужил всё то, что с ним случилось и, я был уверен, еще случится. Пусть это будет уже не моей заслугой.
***
После этого пошли долгие и длинные судебные разбирательства. Я больше не вмешивался, потому что этого уже не требовалось. Репортаж с места преступления у дома Моргана быстро облетел всю страну. К тому же Лилия с Розой перед тем, как вернуться в Торонто, внезапно проявили весьма своеобразное сострадание к Патрисии.
Заручившись помощью Джея по телефону, они рассказали ужасную историю этой женщины, пустив ее на растерзание соц. сетей. Интернет работал еще быстрее, чем новости, так что и об этом вскоре уже вовсю судачили на улицах, тихо передавали друг другу в кафетериях, прячась за чашками, словно это была грязная тайна, о которой не говорят вслух. Я ловил обрывки истории Патрисии из каждого окна, каждого поворота на многолюдных улочках Чикаго. А потом увидел и саму эту женщину на одном из заседаний.
Она выглядела намного старше своих лет, горе и отчаяние оставило на ней свой неизгладимый отпечаток, который не сотрешь ни словами, ни временем. Она всё еще носила траур по своему покойному сыну, но в тот момент, когда она сидела на заседании суда, не так далеко от меня, на ее лице угадывалась твердость. Ее глаза горели, и я чувствовал, что она переживает свое маленькое тихое торжество справедливости. Патрисия появилась лишь однажды, и после этого я больше ее не видел.
Я не знал и не мог предположить, как сложится ее судьба. Сможет ли она найти в себе силы жить дальше, снимет ли когда-нибудь это черное траурное платье. Но одно было ясно — она смогла дождаться своего часа отмщения.
Не имело значения по какой причине Лилия с Розой сделали всё это: действительно ли из сострадания, или по каким-то своим эгоистическим соображениям. Знали они или нет, но они сняли с плеч Патрисии тяжелую почти непосильную ношу, которую она тащила на себе из года в год. И я был рад, что теперь она сможет хотя бы наполовину, но всё же свободно вздохнуть.
Глядя на остальных людей, приходящих на заседания, я всё гадал, сколько из них тоже пострадали от рук этого ублюдка. Думал об этом и пытался отбросить эти мысли, убеждая себя, что меня это не касается. Ричи, смеясь, называл меня мессией, говоря, что я спас множество угнетенных от зла Моргана. Но я отмахивался от него, в конце концов, Морган, пусть и ублюдок, но всего лишь человек. А я… я мстил за себя. Эгоистично и мелочно я вершил свою месть: око за око, жизнь за жизнь. В юриспруденции и морали есть категория, называемая талион, также известная как равное возмездие. И я вершил его не для того, чтобы спасти кого-то, не для того, чтобы очистить свое имя. Я сделал это для того, чтобы хотя бы частично вернуть себе свою жизнь.
Спустя так много времени я наконец снова мог дышать полной грудью, я наслаждался каждым порывом ветра, не сдерживал улыбку, когда мне улыбались прохожие. Я снова чувствовал вкус жизни, отдающий ароматом кофе с корицей.
Впервые за всю свою жизнь я, наконец, был счастлив.
***
В конце концов Моргана посадили. После всего произошедшего, после всех постов в социальных сетях, общественность была настроена категорически против него. Меня буквально разрывало от истерического смеха, когда судья зачитывал приговор. Но я стоически досидел до конца, чтобы одним из первых вылететь из зала вместе со стуком молотка судьи, оповещающим об окончании заседания.
Я прекрасно знал, что на этом злоключения Моргана не закончатся: его ждали в тюрьме. Он успел поломать немало жизней, и эти искалеченные люди ждали его там, за решеткой. Конечно, тот факт, что Митчу оставили право на условно-досрочное освобождение немного меня раздосадовал, да и срок был не так уж и велик, на мой взгляд. Видимо, адвокатская палата все-таки смогла немного договориться. За бывшие заслуги. Но это уже было совершенно неважно. Это жирное пятно на его репутации уже никогда бы не позволило Моргану вернуться к нормальной жизни. А его самодовольство из него успеют выбить в тюрьме.
Пора было собираться домой. Меня грели эти мысли, я думал о том, что теперь у меня есть собственная квартира в Торонто, в этом прекрасном городе, в
