— Джа? — зовет он, задумавшись.
Пророк появляется в комнате под звук набирающей воду стиральной машины.
— Ты не помнишь, номер Отшельника? Как его в документах обозначали — объект, а дальше цифры.
— Сейчас гляну, — Джа достает из кармана мобильник, елозит пальцем по экрану. — Хвала ватсаппу за сохранение истории сообщений. Мне Олька отправляла или Падре? Так. Объект… объект… тридцать один — пятьдесят семь — девять — эл-эс-ка.
— О как.
— Чего?
— Открой цифровую клавиатуру и набери три-один-пять-семь-девять.
Пророк послушно повторяет манипуляции, хмыкает удивленно:
— Так просто? Даже как-то неловко за этот креатив. Гений все-таки.
— Все гениальное, как ты помнишь…
Звук подъезжающей машины для пустынной улицы стал чуждым и потому заметен. Джен подходит к окну, выглядывает на дорогу перед «клиентскими» воротами, где паркуется тонированный в круг внедорожник. Олька ездит на отцовском Форде, у Макса подержанная Тойота, Романов еще вчера приезжал на БМВ. А клиентам вряд ли есть дело до мотоциклов в разгар волнений. Рука сама тянется к прикроватной тумбочке, в которой с недавних пор обжился очередной огнестрел.
— Что там? — спрашивает Джа, напрягшись. Идет к окну, но Джен останавливает его жестом.
— Не высовывайся. Пока.
Внедорожник становится боком аккурат напротив калитки, параллельно к забору. Очень удобная позиция, если собираешься расстрелять встречающих хозяев и быстро смыться. С высоты второго этажа Джен видит, как открывается передняя дверь, водитель выходит, огибает массивный корпус авто и, остановившись перед домом, запрокидывает голову, всматриваясь в окна его спальни.
— Даебтвою! Это Ян.
Бросив пистолет на кровать, Джен кидается к шкафу за многоножнами.
— Джа, где твой ствол?
— Мы, вроде, с ними не ссорились, — неуверенно припоминает пророк, но ныряет в свою комнату за оружием.
— А мы ни с кем не ссоримся. Это с нами все ссорятся.
Хорошо, что окна зашторены, Джен спускается по лестнице, накидывает поверх многоножен теплую куртку, застегивается только на две кнопки. Сует голые ступни в трековые ботинки. У Джа экипировка тоже так себе — куртка поверх футболки, домашние штаны, кроссы на босу ногу — прям гопота районная. Пистолет в кармане наготове, Джен слышал, как пророк взводил чезет.
— Держись в стороне, — требует инквизитор. — Не лезь на рожон, ладно?
— Как скажешь, — отвечает Джа неубедительно, стягивает тугой резинкой волосы. Постригся бы уже.
Настойчивый звонок застает Джена на улице. Отворив калитку, он выходит за ворота.
Ян весь в черной коже не по погоде ждет у самой калитки, с пассажирского сиденья внедорожника строго следит Татьяна.
— Каким судьбами? — спрашивает Джен, дружелюбно протягивая руку для пожатия.
— Есть разговор, — Ян улыбается, но угроза, исходящая от него, ощущается физически. — Сначала я хочу кое-что тебе показать.
Грациозно соскользнув с высокого кресла, Татьяна открывает заднюю дверь авто. Лампочка в салоне тусклая, но Джен сразу узнает кудрявые волосы Риты и ее хрупкие, подростковые плечи. Лица почти не видно, голова лежит на плече Падре, руки обоих стянуты черными жгутами, ноги Риты тоже в оковах. Дернувшись к машине, Джен останавливается как вкопанный — у горла Риты, блеснув, подвис клинок.
— Стой, где стоишь, — предупреждает Татьяна, прозрачный как хрусталь клинок замер вертикально в воздухе, уткнувшись острием в сонную артерию девочки. — Они под сильными медикаментами. Пока что. Мы поговорим, потом вы их заберете. Если мы договоримся, конечно. Поэтому давай без глупостей, я учеников убивать не люблю.
Ярость разгоняет пульс, но Джен сдерживается, отступает к калитке. Дверь авто захлопнулась, пискнула сигнализация. Ян первым заходит во двор, бодро здоровается с примерзшим к крыльцу пророком. Джен временит, не желая поворачиваться к Татьяне спиной, пропускает ее вперед и оставляет калитку открытой, чтобы держать на виду внедорожник.
— Чаю не предложишь? — ухмыляется Ян загородившему входную дверь Джа.
Пророк не сдвинулся с места, руки в карманах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вы поговорить хотели. Я слышал. Говорите.
Во дворе просторно, под навесом пусто, хоть танцуй. Чистая забетонированная площадка перед домом, только цветной провод детского телефона тянется от крыльца через забор к Анжелике. Пока их не было, ребята прибрали и огород, и двор, видимо, Олька так гнала тревогу вечерами, когда от работы уже ехала крыша, и забитая до краев пепельница на крыльце — тому подтверждение.
— Вы были в Кингисеппе, — говорит Татьяна. Отстучав шпильками несколько шагов к дому, она останавливается на внушительной дистанции как от Джена, так и от Джа. — Я могу понять, что вы там делали, я даже видела, как вы туда попали и могу предположить, кто вам помог. Честно говоря, мы все считали туннель байкой. Дорогая оплошность вышла, — Татьяна хмурится. — Чего я не знаю, это того, кто забрал Его память — вы или Ворон?
— Не помню, чтобы мы что-то оттуда забирали, — Джа убедительно изображает неведение. — Мы только раздолбали электронный городок и свалили.
— Не строй из себя идиота.
— Я и не строю. Мы крушили все, что под руку попадется, а память это или нет — нам откуда знать?
— Вы не настолько тупые.
— Видимо, настолько.
— Рита видела плату в вашем номере. И я очень сомневаюсь, что она бы соврала нам при таких обстоятельствах.
— Что ты ей сделала? — вскипает Джен. Держать себя в руках становится все труднее. Надежда договориться и разойтись миром висит на волоске.
— Язык развязала! Мальчики, мне очень нужна эта плата. Если она у вас, отдайте по-хорошему. А если у Ворона — свяжитесь с ним. Я не знаю, как, но вам лучше это сделать. И побыстрее.
— Интересные вы люди, — Джа заводится, быстро набирая обороты. — Вы где были, пока он людей мочил направо и налево? Когда нам нужна была помощь, вы свалили, не попрощавшись, и нам пришлось решать проблему самим. Даже не зная, с чем мы имеем дело. А теперь вы заявляетесь к нам с угрозами? Требуете что-то вам отдать. Да с какой стати?
— Вы не понимаете, — качает головой Татьяна как благодетель, спустившийся с небес помочь неразумным. И если бы не запертые во внедорожнике друзья, Джен бы поверил в чистоту ее намерений. — В Его памяти лежат исследования, способные оспорить фундаментальные законы мира. И сделать очевидным существование конструкта.
— Так поздно уже.
— Еще нет, с истерией мы справимся. Но если Его разработки обнародовать — обратного пути не будет.
— А что в этом плохого?! — спрашивает инквизитор.
— Всё! Джен, конструкт хуже ядерной бомбы, потому что вездесущ и бесконтролен. Только представь, если каждый третий не в стране — на планете — осознает свои способности. К чему это приведет? А я тебе расскажу! Сначала конструкторы на правах сильных начнут причинять вокруг добро…
— Как вы сейчас? — усмехается Джа, но Татьяна игнорирует выпад.
— … после они примутся перекраивать мир под себя. Тогда остальные — лишенная конструкта, большая часть человечества — завопят, что их права ущемляют, и конструкторы станут гонимыми. Официально. На всех уровнях. На нас объявят охоту, мы снова забьемся в свои норы, пока не найдется очередной Джен, который вылезет из своей берлоги, размахивая ярким флагом с пламенным призывом явить миру прекрасное. Этот сценарий уже повторялся и не раз. Черт, да мы с начала двадцать первого века боремся за одинаковость, а вы спрашиваете, почему нельзя показывать людям, чем они отличаются друг от друга! Это приводит только к распрям. Поэтому все, что было в Логове, должно остаться в Логове. Не надо будить зверя.
— А мне кажется, все несколько иначе, — говорит Джен. — Не будить зверя? Да он вовсю ходит по улицам! Оглянись! Но в этот раз остановить его у вас не получается. Для того и память нужна, как козырь в рукаве, чтобы толпа вашу шайку не затоптала. Хотите, чтобы к вам на поклон ходили за разъяснениями.
— Что б ты понимал в политике, бестолочь пещерная!
