(тоже процедура была любопытная, руки-то ему никто освобождать не решился). Оказалось не близко, примерно вёрст сто тридцать. Глебу отбил сообщение, что приступаю к завершающему этапу операции и выдвигаюсь за грузом, поэтому потребовал дать мне ещё сутки, иначе всяко не успеваю. Дал, куда-ж он денется. Вот и двигались ускоренным маршем, насколько позволяли ходовые качества тачанки. В седло Туманова посадить не решился: связанным он в нём не усидит, а развязывать ему руки, как я говорил, было рано. Приведёт нас к месту, увидим обоз, тогда и развяжем… может быть. Сейчас объясню.
Когда Туманов так быстро согласился сдать обоз, удивлён был только Бочаров. Я же с самого начала понял, что придётся прибегать к нестандартным мерам – по сути, я влил в него наркотик. Воля к сопротивлению была подавлена, вялые эмоции (недаром я их отслеживал), плюс неспособность врать, то есть он на все вопросы говорил правду, такое вот снадобье. Бочаров об этом узнал уже потом, поняв, что его аксессуары для допроса стали не нужны. Конечно, не мешало бы проверить показания под пристрастием, но во-первых, у меня для этого уже не оставалось времени, а во-вторых, не мог же я потом отдать Туманова в Самару слепоглухонемым идиотом, меня бы там никто не понял. Был ещё один момент: такие, как Туманов не особо поддаются боли, скорее наоборот, физические страдания мобилизуют у этого типа людей внутренние резервы, и чем может кончиться такое противостояние – бабушка надвое сказала, как говориться. Стоило ли сейчас рисковать? Так что моя вежливость была исключительно вынужденной и практичной, учитывая все обстоятельства. Единственное, что сказал Бочаров вслух:
– Таким макаром вы нас совсем без работы оставите, Шеф.
А что подумал Бог весть. Вот. А я думал. Думал, как мне избавиться от такого количества ненужных свидетелей, если окажется, что груз действительно на месте. Что я не собирался делиться им с Самарой и Питером это вы уже поняли, наверное. С Глебом поговорим позже, с учётом иных позиций и доводов, а сейчас изволь придумать, куда деть больше дюжины оружных и одного секретного агента, который совсем не дурак, и мои намерения может вычислить влёт. Как же мне не хватало сейчас помощника, хотя бы того же Макарова, копающегося нынче в обвалах пещеры. С ним мы бы придумали что-нибудь обстоятельное. Пока же примерный алгоритм действий я наметил такой – прибытие, обнаружение, изъятие. Затем всем чарка за успешное окончание операции, а бутыль спирта и свою флягу я уже зарядил всем, что смог выдавить из тумановского кулона (да, гадость там не фатальная, но активное сопротивление исключит). А когда народ будет в отключке или близок к тому, вступит в дело пулемёт. И скажите мне, зачем в такой ситуации развязывать Туманова? Вот то-то.
Некоторое время я поразмышлял, не заменить ли тумановское снадобье из медальона на проверенный и надёжный цианид? И решил прислушаться к интуиции, шептавшей мне оставить всё, как есть.
Ехали допоздна, остаток ночи скоротали в Шешминской крепости и утром двинулись дальше. Наш путь лежал к селу Кутема, в окрестностях которого и находился обоз. От села проселок уходил на юго-запад, забирая в гору и исчезая в лесу. Совсем скоро, по словам Туманова, после первой же развилки нужно было свернуть в чащу. Охранение усилило бдительность, холодное утро было облачным и ветреным. Оно перестало казаться томным, когда с двух сторон проселка оглушительно грохнул дружный винтовочный залп. Сначала я даже подумал, что это чоновцы обнаружили что-то, но увидев, как весь наш авангард буквально смело на землю понял – засада!
Ах, Туманов! Переиграл, сволота! Дальше события понеслись вскачь, а мгновения растянулись, – я действовал уже автоматически, не рассуждая. Первым делом соскользнул с седла и упал в канаву у дороги, выхватывая наган и выцеливая Туманова. Очень вовремя, второй залп свалил моего коня и весь комендантский арьергард, который в ступоре метался по дороге. Туманов, двигаясь как-то нереально быстро, уже успел сбить ногами управляющего тачанкой бойца, и выхватив у него из кобуры наган двумя скованными руками открыл огонь по мне и Бочарову, который тоже среагировал правильно – спрыгнул с седла и распластавшись на обочине пытался прикрыть меня и взять на мушку Туманова. Бочаров погиб у меня на глазах, первым же выстрелом Туманов попал ему в висок, забрызгав исходящими паром кроваво-серыми мозгами мерзлую землю. Удивляться этому не оставалось времени, я всего лишь зафиксировал подсознанием факт – от пуль у него не оказалось защиты. Не пойму, что мне подсказало так поступить, но вместо того, чтобы бежать или отстреливаться, я вытащил из кармана плоскую фляжку и запрокинув голову успел сделать пару глотков. Тут же что-то сильно толкнуло меня в грудь, наступила ночь и исчезли звуки. Я смутно ощущал удары по телу, но боли не чувствовал, проваливаясь всё дальше в тёплую мглу, на фоне которой пульсировала белой строчкой мысль: «Хорошо, что не цианид»…
Калейдоскоп
Туманов
Когда раздался первый залп, Туманов был уже в боевом трансе. Он легко сломал ударом ног хребет вознице, и пока тот заваливался набок вытащил у него из кобуры наган. Под второй залп, прикрываясь корпусом тачанки, выскочил на проселок и двигаясь рывками открыл огонь по ненавистным фигурам Бочарова и Шляхтича. Первого уложил сразу двойкой, второго достал уже лежащим на спине, всадив пулю в грудь. А потом внезапно наступила тишина, бой закончился.
С пологих взгорков вдоль обеих сторон дороги, появляясь из-за кустов, спускались казаки.
– Ура командиру! – весело крикнул Филатов, и не отвлекаясь на дружное ответное «Ура» с ходу начал проверять лежащие вповалку тела, нет ли оставшихся в живых.
К Туманову подбежали Аюпов и Нуртдинов, помогли избавиться от наручников. Щукин с Лисиным уже обхаживали пулемёт, доставая из ящика ленты. Другие казаки рассыпались по дороге, помогая Филатову в контроле. Шайдавлетов остановился над трупом Шляхтича и пнув его ногой сплюнул:
– Шайтан… – затем вытащил шашку и крест накрест рубанул тело.
Постепенно к нему подтянулись остальные. Каждый счёл своим долгом ткнуть Шляхтича кто штыком, кто клинком. Туманов не мешал, боевой азарт дело такое. Сам он понемногу отошел от воздействия той гадости, что влил в него Шляхтич и чувствовал себя почти нормально.
Обыскали всех убитых, у Шляхтича нашли два кожаных кисета с неизвестным составом, что-то вроде сушеной и измельченной травы, с неприятным запахом, два изогнутых куска проволки с ручками, медальон и крест изъятый у Туманова, и непонятный кулон в виде треугольника на
