- Да, и предатель заманил его в ловушку.
- Тогда вам нужно призвать вашего сына по имени, и бросить гальку со словами: "Господи, пусть он отомстит за меня врагу моему, пусть вычеркнет имя его из Книги жизни!" Вы должны повторять эти слова и бросать гальку до тех пор, пока не увидите, как вода в роднике вскипит и не станет черной, как чернила. Это будет знаком того, что ваши мольбы услышаны и что проклятье пало на голову вашего врага.
Уинифред Джонс ушла от нее, окрыленная надеждой.
Она дождалась, когда луна пошла на убыль, и отправилась к роднику. Он находился возле изгороди, среди деревьев. Заросший, он, по всей видимости, не использовался длительное время. Но все еще выбивался из-под земли. Рядом лежали несколько камней, прежде служивших его оградой.
Она огляделась. Поблизости никого не было. Солнце клонилось к закату, скоро должны были наступить сумерки. Она склонилась над водой - та была совершенно прозрачна. Она подобрала несколько галек.
Потом произнесла:
- Анерин, приди мне на помощь против твоего убийцы. Пусть имя его будет вычеркнуто из Книги жизни. Господи, дай мне защиту от врага моего!
После чего бросила в воду камешек.
Камешек булькнул. Больше ничего не произошло.
Она на мгновение прервалась, затем снова запричитала.
- Анерин, приди мне на помощь против твоего убийцы. Пусть имя его будет вычеркнуто из Книги жизни. Господи, дай мне защиту от врага моего!
И бросила в родник еще один камешек. Раздался небольшой всплеск, но после того как рябь улеглась, стало видно, что никаких изменений не произошло.
И в третий, и в четвертый раз произносила она свое заклятие; сквозь деревья над родником пробивался сноп ярких солнечных лучей.
Затем она услышала шаги на дороге и затаила дыхание, ожидая, пока они затихнут вдали.
Потом продолжила бросать камешки и произносить слова заклятия, пока на дно не упала семнадцатая галька; вода вскипела и превратилась в чернила; вдова прижала руки к груди и облегченно вздохнула; ее молитва была услышана, ее проклятие обрело силу.
Она высыпала оставшуюся гальку, оправила на себе одежду, и ушла, радостная.
* * * * *
Случилось так, что в тот же самый вечер Якоб ван Хеерен отправился спать пораньше, поскольку поднялся до рассвета и весь день провел в дороге. Его родные спали в соседней комнате, когда были разбужены страшным криком, раздавшимся из его спальни. Якоб был вспыльчивым, властным человеком, привыкшим криком обращаться с женой и детьми, когда у него имелась в них нужда; но этот крик был необычным, в нем слышались нотки страха. Жена поспешила к нему, узнать, в чем дело. Она нашла старого бура сидящим на постели, вытянувшим одну ногу; его лицо потемнело; его глаза вылезли из орбит; рот открывался и закрывался, нечесаная седая борода шевелилась, - он пытался говорить, но не мог произнести ни слова.
- Пит! - позвала она старшего сына. - Иди сюда, взгляни, с твоим отцом что-то не ладно.
Пит и другие вошли и обступили кровать, тупо глядя на старика, не в силах понять, что с ним случилось.
- Дай ему немного бренди, Пит, - сказала мать. - Он выглядит так, словно у него припадок.
Когда некоторая порция спиртного смочила ему горло, фермер несколько пришел в себя и хрипло сказал:
- Уберите это! Живо!
- Что убрать?
- Белый флаг.
- Здесь нет никакого белого флага.
- Да вот же он... обвивает мою ногу.
Жена посмотрела на вытянутую ногу, но ничего не увидела. Якоб рассердился, принялся ругаться и крикнул:
- Да снимите же его! У меня нога словно огнем горит!
- Но здесь ничего нет.
- А я говорю, что есть. Я сам видел, как он вошел...
- Кто вошел, отец? - спросил кто-то из присутствовавших.
- Тот самый лейтенант, которого я застрелил, когда он принес мне воды, полагая, что я ранен. Он вошел в дверь...
- Это невозможно; он бы нас разбудил.
- Повторяю, он вошел в дверь, я отчетливо его видел. В руке он держал какую-то белую тряпку, подошел ко мне и обернул флагом мою ногу. Теперь она горит, словно в огне. И я не могу его снять. Скорее, скорее снимите его.
- Еще раз говорю тебе: здесь ничего нет, - сказала его жена.
- Сними с него чулок, - сказал Пит ван Хеерен, - он греет его ногу, потому ему и кажется, что она горит огнем. Остальное ему просто приснилось.
- Это был не сон, - взревел Якоб. - Я видел его так же отчетливо, как вижу вас. Он подошел и обернул мою ногу этим проклятым флагом!
- Проклятым флагом! - воскликнул Сэмюэль, второй сын. - Как вы можете так говорить, отец, ведь этот флаг сослужил вам хорошую службу.
- Снимите его с меня, собаки! - закричал старик. - Прекратите бессмысленное тявканье и не стойте столбами!
С его ноги стянули чулок; все увидели, что она - левая нога - имела необычный белый цвет.
- Пойди и нагрей камень, - сказала жена одной из дочерей, - у него просто нарушилась циркуляция крови.
Но ни растирания, ни прикладывание горячего камня не помогли.
Якоб провел бессонную ночь.
Утром он поднялся, хромая; нога перестала что-либо чувствовать. Тщетно жена убеждала его оставаться в постели. Старик был упрям, и он встал, но не мог передвигаться, не опираясь на палку. После того, как оделся, он прошел на кухню и придвинул окоченевшую ногу поближе к огню; чулок и подошва нагрелись, стали тлеть, едва не загорелись, но она по-прежнему ничего не чувствовала. Тогда он вышел из дома, опираясь на палку, и принялся ходить, надеясь, что движение восстановит чувствительность - все было напрасно. Вечером, когда семья собралась за ужином, он сидел на скамейке возле двери и приказал принести ему еду на улицу. На открытом воздухе он чувствовал себя лучше, чем в доме.
В то время, как жена и дети ужинали, они вдруг услышали крик, больше похожий на крик раненой лошади, чем на звуки, издаваемые человеком, бросились наружу и обнаружили Якоба, он был в ужасе и выглядел даже хуже, чем прошедшей ночью.
- Он приходил снова, - произнес старик. - Тот же самый человек, и я не знаю, откуда он взялся, он появился вроде как ниоткуда. Я увидел сначала белый дым, внутри которого что-то мерцало; затем он приблизился и стал более отчетливым; я понял, что это он; в руках он держал еще один белый флаг. Я не смог позвать на помощь, - я старался, но не мог издать ни звука, - пока он не обернул этот самый флаг вокруг моей ноги; мне стало очень холодно и больно, я закричал, и он исчез.
- Отец, - сказал Пит, - должны быть, ты заснул, и тебе это приснилось.
- Говорю же тебе, нет. Я видел его, я чувствовал его прикосновение. Дай мне руку. Я не могу подняться. Мне нужно в дом. Господи, когда этому придет конец?
Когда он поднялся, стало заметно, что левая нога у него не движется. Сын подхватил его с одной стороны, жена - с другой; он беспрекословно позволил отнести и уложить себя в постель.
При осмотре обнаружилось, что белизна распространилась по ступне и голени.
- Это что-то типа паралича, - сказал Пит. - Ты, Сэмюэль, завтра же утром отправишься за врачом; не думаю, что он чем-нибудь поможет, но, может быть, я ошибаюсь.
На следующий день старик снова твердо решил встать на ноги. Не смотря на все увещания, он поднялся и заявил, что будет двигаться, сколько возможно. Однако возможности эти были ничтожны. Вечером, когда солнце клонилось к закату, он сидел возле огня. Семья уже отужинала, все ушли, кроме жены, которая убирала со стола, когда услышала хрип со стороны очага, обернулась и увидела мужа, корчащегося на стуле и сжимающего левую ногу обеими руками. Изо рта у него шла пена, он не мог говорить, от боли и страха.
Она поспешила к нему.
- Якоб, что с тобой?
- Он снова здесь! Он бил меня метлой! - закричал старик. - Прогоните его. Он обертывает белым флагом мое колено!
