остановил:
— Там Элла.
Он посмотрел на меня, потом на балкон, едва заметно улыбнулся и все равно вышел наружу. Я удрученно покачал головой. Телефон завибрировал в двадцать пятый раз за утро. Киара.
От ведьмы:
> Бен, люди нашли машину, похожую на автомобиль Рика. Она раздолбана вконец. Есть следы крови. Не говори Эшу, мы еще не уверены.
Когда Эш вернулся, я сглотнул и сделал вид, будто ничего не произошло. Вышел на балкон и позвонил Киаре, чтобы узнать подробности. Сердце выскакивало из груди.
Но когда пошли гудки, до моих ушей донесся другой звук. Голос, который пригвоздил меня к месту:
— Бен? Это ты?
Я закрыл глаза. О черт. Она все еще там.
— В следующий раз целься дальше: твой окурок приземлился прямо мне на голову.
Но это не я бросил окурок, это Эш.
— Элла! Ты здесь живешь? — спросил я с притворным изумлением, хотя сам же и выбрал ей эту квартиру.
— Я… Э-э… В общем, да, — пролепетала она, оглядываясь, — но что ты делаешь на Манхэттене?
— Приехал увидеться с моей Беллой, — соврал я. — Кстати, мне уже пора. Она ждет.
— Я…
— Пока, ненаглядная! — перебил я и бросился обратно в квартиру.
Глава тридцать пятая Тот, кто считает себя
судебным приставом Бен 22:00. Манхэттен
Мы только что вышли из Мэдисон-сквер-гарден. Я объедался нью-йоркскими хот-догами, а Белла делала глупые фотки моей физиономии. Хохоча от души, мы гуляли по многолюдным улицам. Прохладный ветер развевал мои волосы, пока мы шли к моей машине.
«Буллз» победили, и я видел, что Белла находилась в таком же бешеном угаре, как и вся толпа. Это было невероятно — фанаты то гневно орали, то всего через несколько секунд вопили от радости.
Баскетбол — это целая культура для нас, американцев. Этот вид спорта настолько популярен, что жуть берет. Такие игроки, как Леброн Джеймс или Майкл Джордан, считаются богами. Не забудем легендарных Шака и Коби Брайанта, моих фаворитов.
— Ты хорошо провел вечер? — спросила Белла.
— Отлично, — ответил я с улыбкой. — Манхэттен сильно отличается от Лос-Анджелеса.
— Да, очень, — согласилась она. — Мне этого не хватало.
— Чего не хватало? — с любопытством спросил я.
Она пожала плечами:
— Моего района, толпы людей, весь день снующих туда-сюда, инфлюэнсеров со всего мира, которые приезжают сюда продвигать свои соцсети. Я скучала по всем этим мелочам, из которых складывается моя жизнь.
— Ты не собираешься возвращаться в Калифорнию?
— Собираюсь, — вздохнула она. — Манхэттен для меня идеален, но я все же предпочитаю мирную жизнь в Лос-Анджелесе. Там мне кажется, что я в отпуске круглый год, а здесь гораздо больше стресса.
Я кивнул. Даже климат разный. Калифорния более солнечная, там есть пляжи. А здесь у них разве что радиоактивное озеро, куда мы обычно сбрасываем трупы.
— К тому же ты там рядом, — сказала она, застенчиво улыбнувшись.
Я обнял ее за плечи и поцеловал в висок. Я чувствовал, что снова завоевываю ее доверие.
— Я не воспринимаю наши отношения как должное, но на сто процентов уверен, что однажды, прямо вот-вот, смогу назвать себя твоим парнем, — подмигнул я.
— Это и называется «воспринимать как должное», Дженкинс, — сердито возразила Белла. — Вот возьму и пересплю со случайным парнем, тогда и поговорим.
— Знаешь, я не то чтобы ревнивый, просто ни один парень не понравится тебе так, как я.
Неправда. Я очень ревнивый, я просто играю на ее нервах. Она ударила меня по плечу, и я засмеялся, поймав ее ладошку.
Я уловил запах ее волос. Сердце забилось быстрее, когда ее пальцы переплелись с моими на ее плече.
— Грейс… Ты лучшее, что со мной случалось, — прошептал я, привлекая ее ближе.
— Я знаю, — ответила она, театральным жестом отбрасывая волосы назад.
— У тебя талант испортить всю романтику, — произнес я, притворяясь удрученным. — Давай лезь в машину.
Она расхохоталась и вывернулась из моих объятий. Мы поехали к ее дому, который находился всего в нескольких минутах отсюда, если не считать пробки.
По пути она включила мне свою музыку, от поп-рока до песенок из диснеевских мультиков. Я с трудом подпевал, потому что не знал слов, в отличие от нее. Видеть Беллу в своей стихии, в своем городе было так хорошо, что даже немного страшно.
Ее власть надо мной пугала меня. Грейс могла за секунду превратить мой гнев в счастье, просто улыбнувшись мне. Мое сердце было в ее руках. А я был у ее ног.
— Отец хочет, чтобы я работала здесь, — сказала Белла, указывая на башню КСХ.
Я хмыкнул, и она наморщила лоб:
— Мне кажется или ты смеешься? Думаешь, у меня не получится?
— Нет, — рассмеялся я, видя, как она хмурится. — Ты бы возненавидела Шона.
— Почему люди слушают папарацци? — возмутилась Белла, разводя руками. — Я уверена, он не такой ужасный, как о нем говорят.
— Наоборот, Белла! Наоборот! Шон — эгоист почище Эша, один из самых неприятных членов семьи, он считает…
Она ахнула, не дослушав мои жалобы:
— Ты что… знаешь Шона лично?
Я возвел глаза к небу:
— Как его фамилия, напомни?
И тут до нее дошло.
— Шон твой кузен?
— И не самый любимый.
Я вздохнул, увидев впереди длинную вереницу машин. Белла тут же показала короткий путь.
Я внимательно смотрел на темную узкую дорогу, пока она задавала тысячи вопросов о «короле Нью-Йорка». На повороте я посмотрел налево, убедиться, что никто не едет, но вместо этого заметил смутно знакомую фигуру.
Нахмурившись, я затормозил и приспустил стекло со стороны Беллы.
— Что такое? — удивленно спросила она.
— Я тут это… — Я повернул голову и присмотрелся. — Подожди… черт. Что это за дом?
Фигура вошла в обшарпанное здание. Я с недоумением смотрел вслед.
— В подвале ночной клуб. Там обычно зависают наркоманы и сомнительные личности. А что?
Я размышлял несколько минут.
— Ты как насчет зайти внутрь? Я должен кое-что проверить.
Она приподняла брови, но кивнула, поняв, что для меня это важно. Если это тот, о ком я думаю, нужно узнать наверняка. Я припарковался чуть поодаль, открыл багажник и взял сумку со всяким барахлом, которая всегда была при мне.
Клуб в подвале…
«Не люблю ночные клубы Лос-Анджелеса, предпочитаю те, что в Нью-Йорке».
Ее голос все еще звучал в голове, и чем ближе мы подходили, тем сильнее я сомневался.
— Надень это, — велел я Белле, протягивая черный платок. — Держись рядом и не бери никаких напитков.
Она кивнула. Платок закрывал половину ее лица, на виду остались только глаза и переносица.
— Ты милашка, — заметил я,
