— Ладно, я разукрашу эту вашу звезду! — раздражается наша вредина все больше.
— Аркадий Семенович, не будем мешать художнику. Они страшно не любят, когда у них стоят над душой. Вы справились с гирляндой? Подключить сможем?
Забалтываю старичка и ненавязчиво возвращаю его к сосне, временно дистанцируя от зазнобы…
* * *
Воскресная смена проходит быстро. Обед. Процедуры. Уборка. Ужин. Приятные хлопоты в комнате отдыха.
Уже к вечеру наша пушистая новогодняя елочка при полном параде. Мерцает цветными огоньками, радует глаз своей красотой. Филатова так разошлась, что разукрасила половину елочных игрушек, тем самым вдохнув в них новую жизнь.
А эти их диалоги-пикировки с Семеновичем? Вот уж поистине отдельный вид искусства!
— Пока, студентка! — прощается со мной наш охранник.
— До вторника, дядь Вань!
— Не бери чужие смены! Отдыхать тоже надобно!
— Да…
Он поворачивает ключ.
Отдыхать…
Я сейчас чем угодно готова забить свое время. Лишь бы не думать о парне, чей острый болезненный взгляд, до сих пор стоит перед глазами.
О жадных поцелуях, все еще горящих на губах.
О сказанных мною словах. Резких и подлых.
Понимаю, что поступила правильно, но, черт, как же тошно от себя самой…
Спускаюсь по ступенькам и плотнее заматываю шарф.
Холодно ужас, но так красиво!
Снежинки, кружась, танцуют под фонарем. Деревья одеты в белые одежды. Кругом сугробы. Намело…
Смотрю на часы. Двенадцать десять.
Как раз автобус должен подойти. Надо бы поторопиться.
Прибавляю шагу. Поворачиваю за угол.
— Стоять…
До остановки остается метров пятьдесят, но в темном переулке, у забора, дорогу преграждает незнакомый парень. Рядом с ним появляется еще один, и я на автомате начинаю пятиться назад.
Врезаюсь в кого-то спиной. Испуганно замираю.
— Ну здорово, стукачка, — раздается над самым ухом.
Резко разворачиваюсь.
— Что тебе нужно? — губы еле шевелятся на морозе.
Каримов. Вернулся. Куда пропал после тех разборок в деканате я не знала. Поговаривали, что отец отослал его куда-то в наказание. Хотя до отчисления не дошло.
— Что мне нужно? — лениво делает шаг вперед. — Все просто, Арсеньева. Тик-так… Пришел час расплаты…
Глава 49. В порядке исключения
ЯнМокро и сыро. Огромная луна то и дело выглядывает из-за облаков.
Игра в самом разгаре…
Сколько продажных шкур вот так, забавы ради, гоняли по лесу, не сосчитать, но сегодня все пошло наперекосяк. С самого начала.
Листва шелестит под ногами. Такая же гнилая как моя душа.
Хруст веток справа. Поворот головы. Останавливаюсь, и она в этот момент резко срывается с места, стартанув так лихо, что почти не угнаться.
Я, ухмыльнувшись, бегу за ней. Гоню в нужном направлении, к поляне.
Взвизгнув, падает и стонет. Споткнулась. Удачно…
Кто-то поднимает ее с колен. Тащит в центр круга.
Мужские голоса. Громкий смех. Нецензурная брань. Финал игры одинаков, но мне до него нет дела. Охота на «мясо» всегда интересовала куда больше. Всему виной желание наказать и опустить. Хотя куда им ниже опускаться. Хуже продажной девки ничего быть не может…
Облокачиваюсь о дерево. Слушаю, как неистово громыхает рассерженное небо и до рези в легких вдыхаю запах осеннего дождя.
— Отпустите!
Какого…
Вдоль спины ползет неприятный холодок.
— Не трогайте меня! Я закричу!
— Давай! Кричи громче!
И она кричит. Да так пронзительно, что сердце под ребрами начинает колотиться со страшной силой.
Иду туда, где разворачивается действо. Пробираюсь в толпу. Оттолкнув Мирзоева, наконец имею возможность убедиться в том, что мне послышалось.
Глюк. Воображение. Что угодно.
Но нет. Там на земле лежит Она.
Арсеньева…
Сквозь дрему до измученного сознания добирается противная трель, доносящаяся извне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Птицы, что ли…
Какое-то время я никак на это не реагирую, однако постепенно царство Морфея отпускает меня в реальность, где нечто, до скрежета зубов раздражающее, настойчиво сверлит мозг.
Усилием воли заставляю себя подняться с кровати. Еще с минуту сижу. Вытираю пот со лба, массирую виски, запускаю пальцы в волосы. Мигрень усилилась. Долбит вскипевшей кровью в ушах так сильно, что даже моргать больно.
Порывисто выдохнув, считаю про себя до десяти.
Чертова Лисицына! После той охоты, задумывавшейся лишь мести ради, мне периодически снится один тот же адов сон. Я гоняю ее по лесу, но в конце вдруг оказывается, что в центре круга вовсе не она, а Даша.
Бред сумасшедшего…
Дверной звонок, мать его… Забить бы, но мало ли кого принесло. Вдруг что-то важное.
Встаю. Натягиваю на себя спортивные штаны и футболку. Дерьмово ориентируясь в темноте, все же по наитию выползаю в гостиную, а потом и в коридор.
Что за собака сутулая там трезвонит!
Смачно выругавшись, проворачиваю щеколду и открываю дверь.
— Привет!
Какой еще на хрен привет?!
Щурюсь от яркого света, пробивающегося в мою темницу, и хмуро смотрю на человека, прервавшего вожделенный сон.
— Вершинина, тебе чего?
Да, гостеприимность — мое второе имя.
— Ян, как хорошо, что ты дома! А я тут уже разреветься была готова, — трещит она.
Почесав затылок, бросаю растерянный взгляд на свои наручные часы.
Уже за двенадцать.
— Тут такое дело, — хныкая, ноет девчонка, — в общем, я с кастинга поздно вернулась, и меня не пустили в общежитие. Фюрер совсем с катушек слетела! Нет мол и все! Даже разбираться не стала!
— И? — вопросительно вскидываю бровь.
— И идти мне некуда, — невозмутимо заявляет брюнетка.
— Адрес мой у тебя откуда?
— У Ромы узнала.
Рома точно без языка останется.
Немым его сделаю.
Навсегда.
Падла болтливая.
— Блин, Ян… Можно мне перекантоваться у тебя до утра? Пожалуйста! — складывает ладони вместе, изображая жест мольбы. — Мне реально больше не к кому пойти.
— А как же твои многочисленные друзья в инсте? — прислоняюсь плечом к дверному косяку.
— Да я тебя умоляю… Ну к кому из них я вот так поеду?
Хмыкаю.
— Отели мне не по карману. Да и вообще, страшно, между прочим! Ночь на дворе, — обнимает себя руками.
— А не хер по ночи шарахаться!
— Да там на кастинге нас так долго продержали… Еще и добиралась до общаги полтора часа. С пересадками, — потирает красный нос. — Задубела ужас, всю задницу себе отморозила!
— А передницу не? — мысленно оцениваю ее наряд по десятибалльной шкале. Полушубок. Короткая кожаная мини-юбка.
Да тут все одиннадцать.
По шкале беспросветной тупости.
— Кто в капроне ходит зимой? Минус пятнадцать на улице, Вершинина…
— Так кастинг же был, а красота, как известно, требует жертв, — кокетливо откидывает прядь черных волос назад.
— Ну ясно. Ты, наверное, и шапку не носишь? — замечаю снег на волосах.
— Угу. Чтобы прическу не портить.
— Вот мозг и отморозился, — констатирую, качая головой.
— Ты меня не пустишь, да? — произносит она расстроенно.
Намекает на то, что слишком долго держу у порога. Я так-то никого к себе не приглашал…
— Вершинина, я терпеть не могу незваных гостей.
— Но мы же дружим. А друзей надо выручать! Я тебе знаешь, как благодарна буду!
— Молодежь, вы долго там еще беседы беседовать собираетесь? — из-за двери соседней квартиры доносится ворчливый голос старухи. — Щас полицию вызову!
— Ладно, я тут в подъезде посижу, — окончательно сникнув, сообщает Инга.
Закатываю глаза, наблюдая за тем, как она пристраивает пятую точку на ступеньки.
