Аж зеленая вся.
— Может, к медсестре сходим?
— И чем она мне поможет? — горько усмехается.
И то верно. Ничем.
— Как же так вышло, Рит? — касаюсь ее плеча.
— Дура потому что, — произносит она тихо.
Какое-то время смотрит в окно, а потом вздыхает и в изнеможении опускает пушистые ресницы.
— Это ребенок Яковлева, да? — все же имею наглость спросить.
Резко распахнув глаза, поворачивается.
— Откуда ты знаешь?
— Догадалась.
А какие еще кандидаты могут быть, учитывая тот факт, что подруга ни с кем не встречается.
— Никому не говори. Пожалуйста. И ему. Не вздумай, — просит она жалобно.
— Рит, ну что ты, как я могу. Это ведь настолько личное…
Ее глаза наполняются прозрачными слезами.
— Не плачь, все образуется, — привлекаю ее к себе и крепко-крепко обнимаю.
— Я боюсь…
— Оно и понятно. Думаю, бояться — это абсолютно естественно, — стараюсь успокоить.
— Я читала, тесты часто ошибаются, — активно продолжает убеждать в этом саму себя. — Будем надеяться, что кровь покажет другой результат.
— Рит, твои анализы уже пришли мне на почту, — сообщаю осторожно.
Нет смысла тянуть.
— ХГЧ повышен и…
— Нет. Господи, ну почему?! — ее накрывает самая настоящая истерика.
— Тихо, Ритка. Тихо…
Состояние паники невольно передается и мне. Во-первых, я за нее сильно переживаю. А во-вторых, знаю о непростом положении семьи Бобылевых.
— Это случилось в середине октября, — рассказывает она срывающимся шепотом.
— Посвящение в студенты… — предполагаю, примерно прикидывая по дате.
Тяжелый вздох в ответ.
Тогда после официальной части праздника многие первокурсники отправились в клуб. Инга долго и нудно нас уговаривала. В итоге, и мы с Бобылевой там оказались. Правда я ушла рано. Ночные клубы — совсем не мое.
— Антон уболтал меня поехать к нему домой, — чувствую, как Рита напрягается всем телом. — Не знаю, зачем согласилась. Пьяный был, веселый. Шутил, комплиментами сыпал, улыбался. Кота обещал своего показать. Мэйн Куна. Я же их обожаю…
Кота.
Резко захотелось отыскать Яковлева и огреть чем-нибудь тяжелым по голове.
— Он очень мне нравился, Даш. Я как-то растерялась, когда… когда… все началось.
— Ритка, — сильнее сжимаю ее в объятиях и поглаживаю по спине.
Растерялась…
Как это бывает, знаю не понаслышке.
— Осуждаешь? — хрипло спрашивает она.
— Ну что ты! — отстраняюсь, но только для того, чтобы мы посмотрели друг другу в глаза. — Нет. Не осуждаю.
— Один раз всего и вот…
— Я не понимаю, после того, как это случилось, Антон…
— Знатно охренел, утром обнаружив меня в своей постели. Сперва ошарашено молчал, но потом долго смеялся. Вызвал мне такси. Извинился за «недоразумение». Даже денег предложил, — подруга болезненно морщится, отчего черты ее лица искажаются.
Денег предложил? Денег???
Скотина! Ну какая скотина!
А сколько раз потом цеплял ее!
— Урод, — качаю головой.
— Ему стыдно стало. Я ведь страшная корова. Посмешище. Изгой.
— Не надо так говорить о себе. Лучше бы ему стало стыдно за свое немужское поведение! — зло цежу сквозь стиснутые зубы.
— Я такая глупая, Даш!
— Перестань себя винить, — беру ее за руку.
— Отдай мои таблетки, пожалуйста, — умоляет она. — Там нельзя курс прерывать. Меня опять разнесет.
— Нет. Рита, нет! — строго на нее смотрю. — Твоя отрава для похудения давно уже выброшена в мусорку! И не смей больше принимать подобные препараты. Это очень опасно. О себе не думаешь, так подумай хотя бы о ребенке!
— Я не хочу о нем думать, — качает головой.
— Рит.
— Не будет никакого ребенка, Дарин. Я уже все решила.
— Бобылева, ты что!
— Можешь вместе со мной пойти в клинику? — шмыгает носом. — У меня есть деньги.
— Ритка…
— Одной страшно.
Так жалко ее становится, и в то же время мысль о задуманном болезненно терзает душу. Пугающее слово «аборт» не прозвучало из ее уст, но ведь итак все понятно, верно?
— Я…
— Арсеньева, вот ты где! — довольно громко раздается за спиной, и я дергаюсь от неожиданности.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Только не он!
— Ну-ка, сюда иди…
— Не до тебя, — развернувшись, сразу объявляю сурово.
— Где Лавринович?
Боже, ну и взгляд.
— Мне откуда знать?
— Я предупреждал его…
Предупреждал?
— Показала ему чертовы полоски?!
Когда понимаю, о каких полосках идет речь, аж скулы от злости сводит.
— Придурок!
— Показала или нет?! — хватает за руку.
— Уйди, Абрамов, иначе я за себя не ручаюсь!
Достал уже, не могу! То пялится на меня часами, теперь еще и это.
— Он отец, да? И когда ты успела? — кривит губы, часто дышит. От перенапряжения на лбу вздулась вена.
Полюбуйтесь. Неадекват в чистом виде… Того и гляди, лопнет от гнева и негодования.
И мне вдруг становится смешно.
— Арсеньева… — в его голосе слышится предупреждение и явная угроза.
— Да отпусти ты меня, идиот! — требую, пытаясь освободиться от захвата.
— Где. Он. Спрашиваю тебя!
— Ты спятил, Ян?
— Можно я вмешаюсь? — обеспокоенно пищит Ритка.
— Исчезни, Бобылева! — бросает, даже не глядя на нее.
— Отпусти Дашу, пожалуйста.
— Уйди, Рита.
— Да, блин! Это мои полоски! — произносит она обреченно.
Эпичный момент, друзья. Ян Абрамов только что осознал весь кретинизм происходящего. Стоит, соображает… И наблюдать за стремительно меняющимся выражением его лица — одно сплошное удовольствие. Такая палитра — что ни в сказке сказать, ни пером описать.
— Ты можешь ее отпустить, — робко напоминает Рита.
— Это вряд ли, — цедит сквозь зубы в ответ.
— Но нам пора идти, — спорит она. — Пара уже началась.
— Ну так вперед.
— Я… не оставлю Дашу с тобой наедине, — воинственно заявляет подруга, делая глубокий вдох.
— Бобылева…
Стиснутые челюсти. Медленный поворот головы. Смотрит на нее несколько долгих секунд, в течение которых Риткина смелость сдувается подобно воздушному шарику.
Теперь решаю вмешаться я. Уж очень не хочется, чтобы она услышала от него что-то неприятное. С нее, на мой взгляд, итак предостаточно.
— Иди, Рит, я догоню.
— Даш…
— Все в порядке. Не переживай.
— Ты уверена? — косится на Абрамова.
Киваю. Только после этого Ритка нехотя забирает с подоконника свой рюкзак и уходит, то и дело оборачиваясь.
Так тихо становится… И не скажешь, что академия битком набита студентами.
— Ну? — Ян прожигает меня ядовитым взглядом.
— Что, ну? — нарочно уточняю, расправляя осанку.
— А сразу ты не могла сказать?
Злится неимоверно. Прямо кожей ощущаю тот гнев, что от него исходит. Кому ж понравится выглядеть настолько глупо…
— Погоди-ка, я обязана тебе что-то разъяснять?
Выдергиваю руку и отодвигаюсь немного назад. Мне не по себе, когда он нарушает мое личное пространство.
— Не обязана, но могла бы, — недовольно на меня смотрит.
— А что такое? — иду в наступление. — Чего ты так разнервничался из-за этих полосок?
Впервые за тот период, что мы знакомы, вижу, как ярость уступает место подобию растерянности на его лице.
— Прямо сам на себя не похож, — окончательно расхрабрившись, кладу правую ладонь ему на грудь, чего он явно не ожидает. — Надо же! У тебя есть сердце! Чувствую, как часто оно бьется… Ты сейчас напоминаешь живого человека, Абрамов! Но дай угадаю, тебе это совсем не нравится!
Убирает мою руку, раздраженно цокая при этом языком.
— Мне не нравится, что ты решила сделать из меня дурака.
— Ты сам себя накрутил. Сам придумал. Сам поверил. Твоя характерная черта!
— Сам придумал? — наклоняясь ближе, шипит мне в лицо. — По-твоему, херов тест может означать что-то другое?
— Да какое твое дело, Господи! — недоумеваю я.
— Я знаю про тебя и электрика, — выдает он вдруг.
