— Есть у меня одно дельце, которое поможет тебе скоротать время, — сказал он Мэту. — Можешь изобрести какой-нибудь особо вредный вирус или у тебя уже есть какой-нибудь в запасе?
— Что ты задумал, Роберт? Уж не хочешь ли ты, чтобы я запустил вирус в главный компьютер НИПИСа? — недоверчиво спросил Мэт.
— Ты попал в точку, — подтвердил Роберт. — Можешь что-нибудь придумать? Я ведь знаю, когда-то ты увлекался компьютерными вирусами. Воспринимай это как услугу человечеству, поступок, который позволит тебе накопить хорошую карму, причем не на одну жизнь, — добавил он шутливо.
— Пожалуй, есть у меня на примете подходящий микроб, — сказал Мэт, постепенно осваиваясь с мыслью стать благородным разбойником во имя добрых целей.
— Вот видишь, я же говорил, что нашел тебе подходящую работенку! Уверен, выводя свою цифровую оспу, ты забудешь обо всем. Только постарайся придумать такую, которую их противовирусный фильтр не засечет и не вылечит.
— Если ты сравниваешь мой вирус с оспой, значит, не представляешь, о чем я говорю, — засмеялся Мэт. — Он куда больше похож на ВИЧ или вирус Эбола*!
* * *
Было уже за полночь, когда друзья возобновили свою подрывную работу. Они пошли в гараж и сели в «мерседес» Хантера. Роберт снял антенну, соединяющую машину со спутником. Мэт сел за руль и, не прибегая к услугам автоводителя, повел машину по извилистой дороге по направлению к Стинсон-Бич. Это было необходимо, чтобы сохранить поездку в тайне. Ведь в целях безопасности маршруты всех машин с кибер-управлением регистрировались в огромном центральном компьютере, после чего данные хранились в нем несколько недель. Друзья миновали Стинсон-Бич и нашли укромное место в придорожном лесу в конце бухты. Там Мэт остановил машину и выключил фары.
Роберт захватил с собой систему дистанционного управления обезьянами, которую сам сконструировал. Она состояла из портативного компьютера, беспроволочного модема, микрофона для словесных команд и набора очков для восприятия зрительного изображения.
Компьютер был запрограммирован для перевода словесных команд в сложные сигналы, которые, воздействуя на микроэлектроды в центральной нервной системе обезьян, обеспечивали выполнение желаемых действий. Присоединенное к очкам оптическое устройство, используя принципы преобразований Фурье, переводило электрические сигналы, поступающие из подзатылочной части коры головного мозга обезьян, в зрительные образы. Роберт включил оборудование и проверил его работу. Удовлетворившись результатом, он произнес команды, необходимые для входа в главный компьютер НИПИСа и в файлы программы Кинг Конг. Теперь оставалось установить связь с Йодой и Кали, двумя бонобо, оставшимися в лаборатории НИПИСа, и, прибегнув к электронному управлению, открыть их клетки. Адресуя команды то одной обезьяне, то другой, Роберт подвел их к лабораторному шкафу и заставил забраться на него. Потолок в лаборатории был низкий и состоял из перфорированных панелей, свободно лежащих на металлических балках. Йоде и Кали легко удалось их сдвинуть. Они залезли в пространство между панелями и потолком, а потом положили панель на место. Это открыло им доступ к сложному лабиринту вентиляционных каналов, соединяющих все помещения. Подчиняясь командам Роберта, они отправились на задание.
Роберт хорошо знал расположение институтских помещений. Диск с подробным планом НИПИСа, который он после ухода хранил в надежном месте, уцелел во время обыска. К тому же он представлял, где Фабинг может прятать череп и голограммы. Роберт следил за перемещениями обезьян и направлял их, время от времени сверяясь с планом здания, который вывел в маленьком окне на экране компьютера.
Когда бонобо дошли до комплекса, где обитал Генри Фабинг, Кали сняла потолочную панель в одной из комнат, потом спрыгнула вниз, на стол, а оттуда — на пол. Подчиняясь команде Роберта, она старательно обыскала все шкафы, но тщетно. Роберт понял, что Фабинг, должно быть, унес хрустальный череп из своего отдела или даже из института. Он был подавлен и разочарован. Роберт не мог знать, что Генри Фабинг забрал череп домой, потому что имел на него свои виды и разработал тайный план его использования.
— Его здесь нет, — обреченно сказал Роберт Мэту. В глубине души он по-прежнему чувствовал большую вину за потерю черепа и был бы счастлив вернуть его Лоре и Эду.
— А голограммы? — напомнил ему Мэт. — Ведь они действуют так же, как череп, а чтобы спрятать их, нужно гораздо меньше места. Смогут обезьяны их отыскать?
Роберт воспрянул духом и стал руководить Кали, которая принялась последовательно обыскивать все оставшиеся места, особенно ящики столов. На этот раз им повезло больше. Кали понадобилось не так уж много времени, чтобы найти в одном из ящиков коробку с надписью: «Голограмы хрустального черепа». Роберт приказал ей принести коробку к отверстию в потолке и отдать Йоде. Та помогла Кали забраться в вентиляционный канал и положить панель на место. Затем Роберт направил Йоду и Кали к ближайшей вертикальной шахте и вывел на крышу здания.
Дальше было достаточно простейших движений, которые за время пребывания в институте животные сумели отработать до автоматизма. Под руководством Роберта они спустились с крыши, легко соскользнув по водосточной трубе. Взбираясь вверх по шахте и спускаясь вниз по трубе, Йода пользовалась только правой рукой, а левой крепко прижимала к себе коробку с голограммами. Под покровом темноты Роберт провел обезьян мимо датчиков системы наблюдения и направил к дальнему концу территории. Он помнил, что там есть подходящее дерево с горизонтальной веткой, нависающей над забором на безопасном расстоянии от проводов, по которым пропущен ток высокого напряжения.
После короткой пробежки обе бонобо добрались до дерева и вскарабкались по стволу до нижней ветки. Раскинув длинные руки для равновесия, они друг за другом дошли по ней до конца. Движение Йоды затрудняла коробка с голограммами, но и ей удалось пройти этот путь, лишь слегка пошатнувшись. Спрыгнув вниз на безопасном расстоянии от забора, обезьяны спрятались в придорожных кустах, терпеливо ожидая появления Роберта. Операция успешно завершилась, не оставив никаких следов вторжения, за исключением, конечно, опустевших клеток в лаборатории и исчезнувшего содержимого ящика, в котором Генри Фабинг хранил голограммы хрустального черепа.
Роберт и Мэт без труда нашли обезьян и посадили их на заднее сидение машины, нахлобучив им на головы старые шапки и обмотав шеи шарфами. Среди ночи их легко можно было принять за людей. Задерживаться у здания НИПИСа дольше, чем диктовала абсолютная необходимость, было неразумно. В столь позднее время поток движения, как обычно, почти иссяк, и ничто не говорило о том, что побег китов и дельфинов обнаружен. Тем не менее дело было нешуточное, и Роберт с Мэтом, не желая рисковать, поспешно убрались.
В пути Роберт открыл коробку и обнаружил в ней две большие голограммы. Не было никаких причин сомневаться, что это голограммы хрустального черепа. Но, чтобы окончательно убедиться в этом, придется подождать, пока под рукой не будет лазерного светильника. Роберт терялся в догадках: почему им не удалось найти череп, что сделал с ним Генри? Он отдался полету фантазии, стараясь найти правдоподобный сюжет для следующей главы в истории черепа. Зная, что Генри и сам имел связанное с черепом переживание, Роберт чувствовал, что все должно закончиться благополучно. Он не сомневался: несмотря на некоторую неясность деталей, все идет по плану. Теперь Роберт, как и Лора, безоговорочно верил в то, что сказал Балам Ахау: череп сам найдет себе дорогу.
Мэтью вел машину через к Стинсон-Бич, мимо горы Тамалпэс, по направлению к Милл-Вэлли. Роберт вспомнил, что захватил для обезьян несколько бананов, чтобы вознаградить их за отлично выполненную работу. Кормя животных, он похлопывал и поглаживал их, чувствуя, как виноват перед ними. Он уже далеко ушел от своего прежнего «я», которое было способно проводить опыты на живых существах и превращать их в автоматы. Казалось, эта часть его работы осталась в другой жизни. К счастью, имплантированные детали настолько миниатюрны, что не будут беспокоить животных после уничтожения программ, навязавших им чужую волю.
Роберт еще острее ощущал свою вину оттого, что бонобо совершенно неагрессивны и на редкость добродушны, не то что их родственники шимпанзе, которые часто устраивают жестокие схватки, убивая и поедая своих же собратьев. Даже в поединке «генов эгоизма», которые, по теории Дарвина, являются движущими силами эволюции, эти обезьяны никогда не прибегают к насилию и используют для победы над соперниками сексуальную доблесть и способность вырабатывать большое количество спермы. Половая жизнь бонобо порой напоминает человеческую и не ограничивается периодом течки у женских особей. В отличие от других животных, эти обезьяны нередко спариваются в положении лицом к лицу, а во время акта заглядывают друг другу в глаза и сливаются в долгих поцелуях. Некоторые ученые даже высказывали глубокое сожаление, что генетически хомо сапиенс ближе к шимпанзе, чем к миролюбивым бонобо.
