с опаской поглядел на Сен-Клера.
— Вас не задевают такие речи?
— Почему они должны меня задевать? — невозмутимо отозвался тот. — Потому что я считаюсь другом Ричарда или потому что вы подозреваете меня в неестественных наклонностях?
Эвсебий воззрился на Сен-Клера, не находя нужных слов и не в силах прочесть что-либо по лицу собеседника. Андре дал ему ещё немного помучиться в догадках, прежде чем продолжить:
— Честно говоря, насчёт котов вы здорово сказали: я очень живо представил себе эту картину. Но послушайте меня, приятель. Если нам суждено стать друзьями — а мне сдаётся, это вполне возможно, — нужно начать доверять друг другу. Уверяю, что бы вы ни сказали, я не побегу доносить на вас наставнику послушников. Надеюсь, вы придерживаетесь тех же принципов?
Андре дождался кивка Эвсебия и поторопил:
— Ну, говорите дальше, у вас здорово получается. Особенно насчёт драчливых котов.
Помолчав немного, Эвсебий снова кивнул.
— Отлично. Пусть будет так... Так вот — больше всего отношения Ричарда и Филиппа отравляет то, что они бывшие любовники. Ну и Филиппу, конечно, обидно, что он не может больше задирать перед Ричардом нос.
Эвсебий снова помолчал, на сей раз ухмыляясь.
— Правда, если уж на то пошло, его можно понять. До сих пор он мог козырять перед любовником-соперником королевским титулом — то было его единственное, но несомненное преимущество. И вот пожалуйста — Ричард тоже король. Причём его владения обширнее, казна богаче, сам он явно привлекательнее и сильнее и имеет вполне заслуженную репутацию умелого, отважного воина. Не говоря уж о том, что владеет большим флотом, могущественней генуэзского, нанятого Филиппом за бешеные деньги для переправки его армии. И вряд ли Филиппу легче сносить всё это из-за того, что Ричард бурно радуется жизни и сам по себе яркая личность; Плантагенету и в голову не приходит прятать свои достоинства, чтобы угодить французскому королю.
Эвсебий покачал головой.
— Да, просто удивительно, как это слова клятвы не застряли у Филиппа Капета в глотке, как он не подавился ими. Но вы говорите, он проглотил-таки горькую желчь и смирил гордыню? Скажите, а что они порешили насчёт Алисы?
Сен-Клер развёл руками и презрительно скривился.
— Я так понимаю, всё улажено. Ричард обещал на ней жениться.
— Божья глотка!
Потрясённый Эвсебий выпрямился, но тут же понизил голос и заговорил обычным тоном, чтобы не привлекать к себе внимания:
— Неужели после всей кутерьмы, после такого вселенского позора, после шума и гама на весь мир Ричард всё же согласился на брак? Клянусь божьими коленями, в это трудно поверить... Хотя вы, конечно, говорите правду. Впрочем, готов побиться об заклад, что Ричард в жизни не прикоснётся к ней, как к жене.
— Почему вы так думаете? Вы ведь знаете, у него есть сын.
— По слухам, есть сын, хотите вы сказать. Я слышал про этого отпрыска от многих людей, но никто его самого не видел. А ведь если бы слухи были правдой, Ричард непременно таскал бы с собой повсюду маленького педераста, хотя бы для того, чтобы показать воинам: их король так же силён в постели, как и на поле боя.
На это Сен-Клер смог лишь молча кивнуть, поскольку не мог ни подтвердить, ни опровергнуть соображений Эвсебия.
Вскоре труба пропела отбой, и оба товарища направились к своим палаткам.
* * *
Следующие два дня прошли однообразно. Долгие марши, короткие привалы, еда, сон и снова марш.
В конце одного длинного перехода через мокрый от дождя густой подлесок новые товарищи Сен-Клера развели костёр, чтобы обсушиться и спастись от вечерней прохлады. Андре, вымотанный и промокший, получил на раздаче жестяную миску с горячей похлёбкой из оленины и, радуясь отдыху, направился к костру, когда услышал, что его окликают. Это был его друг де Тремеле с ковригой хлеба под мышкой и винным бурдюком, свисающим с плеча.
Де Тремеле принял участие в общем ужине, вскоре после которого товарищи Андре проявили учтивость и отправились на боковую, чтобы дать старым знакомым без помех поговорить до отбоя.
Сначала друзья толковали о пустяках. Потом, немного помолчав, де Тремеле осведомился, как Андре переносит тяготы, выпадающие в ордене на долю новичков.
— Да я пока не заметил никаких особых тягот, за что приношу смиренную благодарность. Бо́льшая часть чепухи, которой пугают новичков, забывается во время похода, потому что на марше нет времени на глупые игры. К тому же я познакомился с одним малым, претендентом, как и я; он мне понравился. Неглуп и с чувством юмора. Его зовут Эвсебий.
— Да, обзавестись хорошим товарищем — удача, за которую можно благодарить судьбу. А какие у тебя соображения насчёт флота: будет он нас ждать, когда мы доберёмся до цели?
Сен-Клер как раз думал о Лионе, куда они должны были прибыть через два дня, и не сразу сообразил, о чём толкует де Тремеле.
— «До цели» — то есть в Марсель? А почему флот не должен нас ждать?
Де Тремеле рассеянно повертел в руках сухую ветку, бросил её в костёр и ответил:
— На то может быть много причин. Будь суда воронами, они могли бы перелететь из Англии в Марсель за два дня. Но крыльев у них нет, поэтому им придётся тащиться по морю вдоль западного побережья, через Бискайский залив, где самые бурные воды во всём христианском мире, потом мимо Португалии на юг, а оттуда — на восток, чтобы обогнуть Мавританскую Иберию и снова двинуться на север вдоль восточного побережья. Один-единственный сильный шторм способен потопить половину флота и разбросать остальные суда, как опавшие листья на пруду. А ещё на суда могут напасть галеры мавров, орудующих вдоль всего иберийского берега и в узком проливе между Испанией и Северной Африкой. Мавританский флот не может по величине соперничать с нашим, но его галеры быстроходны и очень
