Сен-Клер встал и обвёл взглядом спящий лагерь.
— А наш лагерь огромен. Здесь более тысячи тамплиеров — только рыцарей, — а если прибавить остальных, получится человек на триста больше. Но обрати внимание, пожалуйста, — это всего лишь один лагерь. А в Лионе нужно будет разбить не меньше сотни лагерей вроде нашего. Скорее всего, их будет двести, потому что большинство отрядов примерно вдвое меньше отряда храмовников. Так разве удивительно, что приходится продумывать все детали пути? Например, вчера, выступив в поход, мы не двинулись вперёд одной колонной. Большинство отрядов разошлось в разные стороны, и войско двигалось фронтом шириной в две мили. Завтра мы развернёмся ещё шире, мили на четыре.
— А зачем?
— А затем, дружище, что, если мы этого не сделаем, ноги марширующих людей, копыта и колёса превратят в пустошь всю землю, по которой мы будем двигаться двухмильным фронтом. Во всём здешнем краю нет настолько прочной и широкой дороги, чтобы она выдержала наше войско; если же пройти по полям, после такой прогулки их придётся восстанавливать не один год. Когда нам встречается лес — такое уже бывало, — мы ничего от него не оставляем. Сто тысяч человек, их кони и повозки. То, что такая армия вообще способна двигаться в некоем порядке, уже чудо, но, когда мы доберёмся до Лиона, наверное, уйдёт целый день лишь на то, чтобы направить все отряды на отведённое для них место. О том, чтобы разместить всех в городе, нет и речи: хочешь не хочешь, а палатки будут разбиты на полях вокруг Лиона... Хотя от одной этой мысли мне становится не по себе. Наверное, на том я закончу разговор и пожелаю тебе доброй ночи.
Сен-Клер встал, и в тот же миг по лагерю разнёсся сигнал отбоя. Андре кивнул другу на прощание.
— Доброго тебе сна. И постарайся не ломать голову, где и как такая прорва народу может раздобыть припасы, чтобы прокормиться в пути.
— Чёрт побери, Сен-Клер, теперь я точно не буду спать всю ночь!
Андре ухмыльнулся.
— Ну, коли так, доброго тебе бдения, — бросил он, прежде чем уйти.
ГЛАВА 7
После церемонии посвящения в послушники, состоявшейся в Лионе, жизнь Андре Сен-Клера круто изменилась. Весь привычный ему жизненный уклад остался в прошлом. Члены ордена подчинялись строгому уставу, созданному на основе древнего монашеского устава святого Бенедикта, с дополнениями, сделанными святым Бернаром специально для Храма.
Самой большой переменой для Андре и его товарищей-послушников стало то, что теперь им приходилось присутствовать на бесконечной череде молебнов и чтений из Святого Писания, отнимавших много времени и днём и ночью. Но даже в перерывах между молитвами послушнику редко удавалось выкроить свободную минутку, ибо его, как правило, загружали работой. Создавалось впечатление, что устав, по которому они теперь жили, был специально разработан для того, чтобы заставить послушников позабыть обо всех их прежних привычках и заставить окончательно распрощаться с прошлым.
Сама церемония произвела на Андре странное впечатление. Отчасти она походила на тот обряд посвящения, который ему довелось пройти несколькими годами раньше, при вхождении в братство Сиона. Но хотя эта церемония была более помпезной и торжественной, он не ощутил, что на него снизошло откровение, какое снизошло во время вхождения в братство.
«Похоже, — подумал Андре, — ритуал разработали люди, желавшие придать многозначительность тому, за чем в действительности немногое стой».
Этим объяснялись и некие формальные тайные обряды, вершившиеся в полутьме, и уйма молитв и заклинаний, которые в облаках благовоний читали нараспев храмовые священники. Место действия освещалось лишь одной-двумя свечами, но Сен-Клеру было совершенно ясно, что за покровом таинственности на самом деле ничего не кроется. Церемония посвящения представляла собой зрелище, предназначенное вызывать испуг и благоговейный трепет у пассивных участников ритуала — тех, кто проходил посвящение.
К тому времени, как долгая череда церемоний осталась позади, вновь посвящённые были ошеломлены и подавлены кажущейся грандиозностью ритуала. Если что-то в церемонии и казалось им непонятным, они верили, что сие сокровенное таинство со временем раскроется им через молитву и созерцание, ведь в их будущей жизни уже не останется места для мелкого, суетного и фривольного.
* * *
В те редкие моменты, когда послушникам всё-таки удавалось украдкой, вполголоса, обменяться впечатлениями о своей новой жизни, бывшие кандидаты пытались сделать вид, будто всё не так страшно, как представлялось. Они говорили, что каждый монах ордена испытывает те же самые походные тяготы. Но, конечно, это было не так. На самом деле период послушничества был сопряжён с особо суровыми испытаниями, ибо предназначался для проверки и безжалостного отсева тех, кто не годился для предстоящей монашеской жизни.
Андре предупредили об этом заранее, и он был исполнен решимости не спасовать перед трудностями, подавить в своей душе любое недовольство и пройти это чистилище до конца. Он твердил себе, что готов к любым испытаниям, каким только могут подвергнуть его строгие начальники, ревнители жёсткой дисциплины, и твёрдо решил мгновенно и неукоснительно повиноваться каждой команде, пусть она и покажется ему нелепой или унизительной.
В свободное время, хотя его оставалось очень мало, Андре выучил наизусть обширные разделы устава Храма, сотни параграфов с номерами и подразделами; тут юноше очень помогло умение читать. Он твёрдо следовал избранному пути, хотя это стоило немалых усилий и порой трудно было поверить, что в походных условиях к послушникам предъявлялись не обычные, а более мягкие дисциплинарные требования.
* * *
Потребовалось пять дней, чтобы после должных приготовлений вывести армию из Лиона и с раскинувшихся близ города полей. В первый же день, не выдержав тяжести множества людей и повозок, рухнул мост через Рону, и под его обломками нашли смерть сотни человек.
Ричард был вынужден потратить ещё три дня, собирая лодки и ялики на много миль вверх и вниз по реке, чтобы переправить на южный берег оставшиеся войска. После чего, двигаясь фронтом шириной в три мили и проделывая
