– Или трудился в крупной частной корпорации, – добавил Суэйн. – Сейчас очень многие компании ставят такое условие при приеме на работу. Это, в первую очередь, банки, торговые предприятия и так далее.
– Точно, – согласился Ричер. – Итак, вот что я хочу сказать. Я полагаю, что отпечаток большого пальца принадлежит не самим преступникам, а совершенно постороннему лицу, а именно выбранному ими наугад невинному человеку. И этот отпечаток должен был вывести нас на того, кому принадлежал.
В комнате стало тихо. Нигли уставилась на Ричера.
– Но для чего? – спросила она.
– Чтобы мы отыскали еще одного такого же Нендика, – пояснил Джек. – Отпечаток пальца ставился на каждом послании, и тот, кому он принадлежал, сам являлся очередным посланием. Ну, в том смысле, в котором, как нам пояснил Суэйн, посланием был и сам Нендик. Мы должны были определить, кому принадлежит отпечаток пальца и, обнаружив этого человека, увидеть, что он также смертельно напуган и не сможет прояснить ситуацию, поскольку побоится говорить. Поэтому он и будет посланием сам по себе. Но так уж получилось, что у этого человека никогда не брали отпечатков пальцев, а потому нам до сих пор так и не удалось выследить его.
– Но мы получили в общей сложности шесть посланий на бумаге, – заметил Суэйн. – Между первым, доставленным по почте, и последним, подброшенным в дом Фролих, прошло, может быть, двадцать дней. Что же все это значит? Неужели они заранее заготовили все сообщения? Но не слишком ли многое им пришлось планировать загодя?
– Не исключено, что именно так все и было, – кивнула Нигли. – И они могли напечатать десятки вариантов своих сообщений, на каждый случай, который только сумели предвидеть.
– Нет, – покачал головой Ричер. – Я думаю, они печатали их постепенно, по мере развития событий. А отпечаток пальца имели возможность получить в любой момент.
– Каким образом? – удивился Суэйн. – Неужели для этого им пришлось похитить того парня и держать его в заложниках все это время? Но тогда они были бы вынуждены повсюду возить его за собой, куда бы ни направлялись.
– Нет, эта версия не годится, – поморщилась Нигли. – Тогда мы не застали бы его дома, как только нам удалось бы выяснить адрес этого несчастного.
– Он находится у себя дома, – согласился Ричер. – А вот его большой палец – нет.
Никто ему ничего не ответил.
– Включите-ка ваш компьютер, – попросил Ричер. – И запросите у него справку из Центра информации о преступлениях по ключевым словам «большой палец».
* * *
– В Сакраменто у нас очень большой филиал, – заметил Бэннон. – Трое агентов и один врач уже задействованы. Через час мы получим всю необходимую информацию.
На этот раз Бэннон сам пришел к ним. И сейчас они заседали в конференц-зале Секретной службы. Во главе стола сидел Стивесант. Ричер, Нигли и Суэйн расположились с одной стороны стола, а Бэннон – с другой.
– Это какая-то безумная идея, – пожал плечами Бэннон. – Что же, по-вашему, они держат его в морозильной камере?
– Возможно, – согласился Ричер. – Нужно только немного дать ему оттаять, затем потереть им кожу возле носа – и можно ставить отпечаток на бумаге. Точно так же, как делает это секретарь Стивесанта своим резиновым штампом. Наверное, со временем палец высыхает, а потому количество сквалена на нем становится немного больше раз от раза, так как тереть его тоже приходится дольше.
– Ну и какие выводы из всего этого можно сделать? – поинтересовался Стивесант. – Если, конечно, допустить, что ваша теория верна.
Ричер поморщился.
– Теперь кое-что меняется в наших предположениях. Я думаю, что отпечатки пальцев обоих преступников имеются в архивах, и им обоим приходилось надевать резиновые перчатки.
– Значит, это два предателя, – заметил Бэннон.
– Совсем не обязательно считать, что они работали у нас, – напомнил Стивесант.
– Тогда попробуйте разумно объяснить мне и другие факты, – ехидно заявил Бэннон.
Никто не стал ему отвечать, и он победно вздернул плечи.
– Ну, что же вы, давайте, выкладывайте свои мысли, – снисходительно добавил он. – У нас имеется что-то около часа. И мне очень не хочется искать преступников там, где их нет. Поэтому попробуйте убедить меня в том, что я ошибаюсь. Докажите, что это независимые и совершенно посторонние граждане, которые просто хотят свести счеты с Армстронгом.
Стивесант многозначительно посмотрел на Суэйна, но тот упорно продолжал молчать.
– А время, между прочим, уходит, – заметил Бэннон.
– Для рассуждений сейчас не слишком подходящая обстановка, – уклончиво заявил Суйэн.
– Что такое? – улыбнулся Бэннон. – Вам нужна трибуна и соответствующая аудитория?
В комнате стало тихо.
– Вы ничего не сможете мне возразить, – продолжал Бэннон. – Я хочу сказать вот что: ну кто он такой, этот ваш вице-президент? Никто. Как там один раз сказали про них: «ведро теплых плевков», что ли?
– Кувшин, – поправил его Суэйн. – Джон Нэнс Гарнет как-то сказал, что вице-президенты не стоят и кувшина плевков. И еще он говорил, что вице-президент – это как бы запасное колесо для правительственного автомобиля. А сам он был первым помощником Рузвельта, между прочим. Джон Адамс называл вице-президента самой незначительной, да и ненужной фигурой в политике, хотя сам являлся первым вице-президентом.
– Ну и кому же могло понадобиться стрелять в запасное колесо или, как вы заметили, в кувшин с плевками?
– Позвольте мне начать с самого начала, – попросил Суэйн. – Чем занимается вице-президент?
– Сидит себе и ждет, когда умрет президент, – не задумываясь, ответил Бэннон.
Суэйн кивнул.
– Кто-то из знаменитостей как-то заметил, что работа вице-президента заключается лишь в том, чтобы ждать. Он ждет, само собой, смерти президента, а также и того, чтобы его еще раз переизбрали, а через восемь лет, глядишь, может быть, он сам станет президентом. Но, чтобы перейти к делу, скажите мне, для чего нужен вице-президент?
– Если бы я это знал! – в сердцах воскликнул Бэннон.
– Его значимость очевидна лишь тогда, когда он является кандидатом, – начал свое объяснение Суэйн. – Его расчетные ресурсы существуют с того дня, когда его начинают финансировать летом, и вплоть до дня выборов. Таким образом, он приносит пользу лишь в течение четырех или – самое большее – пяти месяцев. Начинается все с предвыборной кампании, когда он выступает со своими речами, смысл которых сводится к короткой фразе «выберите меня». К середине лета всем уже успевают порядочно надоесть кандидаты на пост президента, и потому будущий вице-президент вносит в кампанию свежую струю. Неожиданно появляется нечто новенькое, что можно обсудить. Нечто такое, что можно проанализировать. Мы начинаем рассуждать о качествах этого человека, изучаем его прошлое. Мы прикидываем, насколько он вписывается в ряд кандидатов. Вот в чем заключается первоначальная функция вице-президента. Он существует для равновесия и контраста. Если претенденту на пост президента не хватает каких-то качеств, они обязательно найдутся у того, кто выдвинут на пост вице-президента. Он может быть молодым, старым, веселым, занудным, северянином, южанином, туповатым, умницей, жестким, мягким, богатым, бедным.
– Ну, это нам понятно, – нетерпеливо вставил Бэннон.
– Итак, вот он появился, выдвинутый за то, кем является сам по себе, – продолжал Суэйн. – Поначалу для всех нас он представляет собой лишь фотографию в газете и краткую биографию в статье о нем. Он – всего лишь понятие. Некая концепция. Затем он приступает к выполнению своих обязанностей. У него должны быть навыки в участии и проведении предвыборной кампании. Именно здесь он будет играть роль нападающего. Он имеет право произносить в своих речах такие вещи, которые недопустимы для кандидата в президенты. Если в программе партии есть особенно острые моменты, именно будущий вице-президент будет произносить их в своих выступлениях. А кандидат в президенты в это время будет стоять в сторонке и наблюдать за всем этим, как и подобает в данном случае государственному деятелю. Затем происходят выборы. Победивший кандидат в президенты едет в Белый Дом, а вице-президента, так сказать, припрятывают в шкаф. Его задача выполнена. И уже после первого вторника ноября он становится абсолютно бесполезной фигурой.
– И как же Армстронг справился со своей задачей? Достойно?
– Он был великолепен. На самом деле он оказался отрицательной фигурой во время предвыборной кампании, но подсчет голосов этого не отразил, поскольку ему удавалось все время сохранять на лице свою неизменную улыбку. А правда заключается еще и в том, что он абсолютно безгрешен.
– И вы считаете, что он все же сумел наступить кому-то на любимую мозоль во время кампании, за что теперь его хотят убить?
