Когда всё закончилось, голова гоблина кровоточила, но, к счастью, больше не чесалась. Он ухмыльнулся человеку и получил в ответ лишь странный взгляд. Он думал, что она будет счастлива, но когда она встретилась с ним взглядом…
Казалось, она вот-вот заплачет.
***
Девушка сидела на снегу возле костра. Она теребила в руках грязный шар. Мыло. Щелочное мыло, сильно пахнущее, несомненно, украденное из какого-то каравана, на который совершили набег гоблины.
Но всё же это было мыло. А ещё у них были ткань и масло. Всё то, что делало их цивилизованными, делало их разумными. Девушка медленно отложила мыло и погрузила руки в горячую воду. Руки жгло, но это было необходимо. Она была грязной.
Да, разве раньше всё не было так же? Чистые руки и… дела. Маленькие дела. Не пожирание мертвечины. Если она может делать такое, тогда…
Девушка уставилась на гоблина, свернувшегося в клубок рядом с ней. Он практически застыл от страха, а четверо других гоблинов, державших его, выглядели мрачными и решительными. Он не хотел её помощи, но они настояли.
Несколько крошечных блох выползли из уха дрожащего гоблина, пока девушка наблюдала за ним. От них ей захотелось… есть, но она отбросила эту мысль. Заражение. Жуки. Она видела подобное раньше, видела, как [Целитель] лечил такое. Она может попробовать то же самое, не так ли?
Гоблин, у которого она вытащила клещей – гоблин, почёсывающий голову, – протянул ей палочку с намотанной на конец тканью. Она была очень тонкой, и девушка слегка обмакнула её в стоящий рядом горшок с маслом. Её пациент-гоблин вздрогнул, увидев палочку, но другие гоблины держали его на месте.
Девушка осторожно, очень осторожно промокнула ухо гоблина тряпочкой с маслом. Он стиснул зубы и прорычал невнятные слова ей в колени, но не двинулся с места. Вместе с палочкой ухо гоблина покинули жуки, прилипшие к маслу. Остальные гоблины скорчили гримасы, пока девушка продолжала вытаскивать паразитов. Один из воинов шлёпнул гоблина по уху, как будто это он был виноват в том, что впустил их туда.
Слишком много жуков. Как бы девушка ни старалась, с каждым разом она вытаскивала только больше, и она была уверена, что там наверняка есть яйца. Поэтому она сменила тактику.
В заострённое ухо гоблина полилась горячая вода. Он вскрикнул и стал сопротивляться, но его друзья только смеялись и держали его. Девушка досчитала до десяти, а затем позволила гоблину сесть и вылить воду из уха.
Крошечные жучки вымылись вместе с водой. Девушка скорчила гримасу и повторила процедуру, на этот раз с мыльной водой. Она заставила гоблина держать воду в ухе несколько минут – достаточно долго, чтобы утопить всё, что там было.
Когда она позволила гоблину сесть, он впился в неё взглядом и засунул палец в мокрое ухо. Но когда он вытащил только мёртвых жуков, то просветлел. Он ухмыльнулся и помахал ей рукой. Она улыбнулась в ответ.
И заплакала.
Гоблины не могли этого понять. Но девушка чувствовала себя… нормальной, после того как помогла гоблину. Его благодарность ранила её так, как не смог бы ранить ни один меч.
Разумеется, она не могла этого объяснить. Остальные гоблины столпились вокруг того, у кого в ухе были жуки. Один ударил его по затылку. Другой ударил его кулаком. Девушка остановила их. Попыталась объяснить.
На земле рядом с костром был участок грязи. Девушка взяла палку и стала на ней рисовать. Она нарисовала человечка, а затем маленькие фигурки для гоблинов. Они столпились вокруг, чтобы посмотреть, а тот, что чесал голову, сел прямо напротив неё, уставившись в лицо девушки.
Она. Гоблины. Они кивали и показывали друг на друга, пока она рисовала преувеличенно толстую фигурку хоба, который лежал, прислонившись к одной из стен. Девушка кивнула, лицо её помрачнело, и воины затихли. В темноте она указала на фигуру, изображавшую её.
Я.
Она добавила клыки и рога маленькому человечку на грязи.
Монстр.
Они уставились на неё. Их взгляды обнаружили, как изменились её зубы, челюсть, пальцы и даже руки, делая её менее… человечной. Больше похожей на Пожирателя, чем бы это ни было. Но затем они пожали плечами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ну и что? Гоблин похлопал девушку по руке и усмехнулся. Он указал на себя и других и пририсовал всем фигуркам маленькие рожки. Все они здесь были монстрами.
Глаза девушки наполнились слезами, но она не плакала. Она указала на человечка, а потом нарисовала другие фигуры, других людей. Далеко от неё. Она провела линию между собой и остальными.
Одна.
Гоблины перестали улыбаться. Они уставились на неё и на линию, отделявшую человека. Они понимали. Никто из них не говорил ни слова. Они просто поняли.
Девушка указала на труп. Она указала на мёртвую плоть, имитируя чавкающие движения. Гоблины кивнули. Она провела линию по своему лицу.
Грусть.
Слеза скатилась по грязи на её лице, смывая её. Гоблины уставились на неё, а затем на тела.
Они понимали.
И она понимала. Каким-то образом, по тому, что они пытались ей сказать, по движениям их рук… Они тоже чувствовали подобное.
Потому что гоблины, конечно же, ели своих мертвецов. Разумеется, ели. Чтобы выжить, они ели всё. Это все знали. Поедание себе подобных и других разумных – вот что делало гоблинов монстрами.
Но кто спрашивал гоблинов, что они чувствуют? Кто-нибудь знал, что гоблины плачут, поедая собственных мертвецов? Разумеется, гоблины ели себе подобных. Они делали это, чтобы выжить. Но каждый гоблин провёл линию по своим щекам.
Они ели, и они плакали внутри.
Они тоже были людьми. Разумными, которые хотели жить.
Они были монстрами с душой. И они…
Они ничем не отличались от неё. Они были не хуже неё, а может, и лучше. Они не были монстрами.
И, возможно, она тоже не была.
Это история девушки-монстра. Она сидела в руинах своего дома и плакала. Плакала за всё, что она потеряла. За всё, во что она превратилась. Она плакала, потому что делала ужасные вещи, чтобы выжить, ужасные вещи, которые приводили её в отчаяние и порождали в ней желание умереть. Но она встретила монстров, и оказалось, что они были более человечными, чем она. А потом они показали ей свои сердца, и оказалось, что она тоже не монстр.
Девушка плакала, рыдая обо всём, что она потеряла. Она была потеряна, одинока. Но тут она почувствовала, что её обхватили руки, и посмотрела в лицо Головочёса. Он крепко сжимал её, закрыв глаза.
Это история о гоблине, который обнял чудовище. Чудовище жаждало укусить его, съесть…
Но она загнала эти желания куда поглубже. Она похоронила безумие и нашла что-то другое, прорастающее во тьме её сердца. Оно расцвело, слабый росток потянулся к свету, упиваясь моментом доброты.
Цветок.
[Состояние – Ужасный Голод снято!]
От этого голоса в её голове глаза девушки широко распахнулись. Она встала, отбросив руки гоблина. Он тут же отпустил её, испугавшись, что зашёл слишком далеко. Но девушка смотрела на небо и видела только голубой цвет. Немного синевы, скрывающейся за тёмными тучами.
Солнечный свет. Далеко, но всё же он был, светя вниз. Искупление для разбитой души. Благодарность для гоблина.
Гоблин что-то говорил. Пытался извиниться. Девушка посмотрела на него и, к его большому удивлению, заключила в объятия. Другие гоблины вытаращились, но она обняла его, подняв в воздух.
Она всё ещё выглядела как чудовище. Её зубы всё ещё были острыми, и она потеряла дар речи. Но она больше не была голодна. Этого было достаточно.
Она обняла Головочёса и зарыдала. Чудовище, обнимающее гоблина. Но чудовище с душой. И в этом чудовище было немного больше человеческого, чем было минуту назад. Это понимание шептало девушке, пока она пыталась вспомнить своё имя, зная, что оно у неё есть.
Спасение.
***
Человек в серебряных доспехах стоял на вершине укрепления и смотрел вниз, на людей. Они смотрели на него в надежде, ожидая спасения. В ожидании шанса снова жить.
— Гоблины идут.
Это было всё, что он сказал им, оставшимся тысячам людей Эстхельма. Они держали в руках оружие; дети, женщины, мужчины, цепляясь за жизнь всем, что у них было. Никогда ещё [Рыцарь] не был так горд, никогда ещё не испытывал такой чести сражаться.
