и все.
Микаэлу Леоновичу вручают «Нику», мы сидим до конца церемонии, возвращаемся домой. И узнаем, что в Чечне началась война. Телевизор включен почти все время – ждем новостей. В какой-то из дней я залезаю в шкаф, где лежит масса «неопознанных» пленок. Выбираю одну из них. Кажется, что-то мы искали – шла подготовка авторского компакт-диска Микаэла Леоновича. Слушаем:
Топот ног, топот ног, топот ног.
Он шагал, он шагал, сколько мог.
Он шагал, он шагал с ними в ряд.
Убивать, убивать, убивать.
Вместе с ротой моей
Я по длинным траншеям
Впился в жгучую мякоть войны.
Зачем? Зачем? Зачем? Почему? Почему?
Для чего, для чего? Для кого?
Я слышу с пленки удивительный хрипловатый голос. Это цикл на стихи Хемингуэя, который я прежде не слышала. Такое ощущение, что это о Чечне, о том, что происходит там сейчас. Но это написано около тридцати лет назад для спектакля «Прощай, оружие», который был запрещен, когда случились события в Чехословакии. Микаэл Леонович слушать этого по-прежнему не может – выскакивает из студии, я слушаю одна. Потом я просто заболеваю этим циклом. В ушах стоит: «Зачем? Зачем? Почему?»… «Страшно гибнуть, помогите!»…
В наш последний год здесь ему все время не хватает солнца.
– Нет, уехать, что ли? Свинский климат все же в Москве!
Мы бегаем за солнцем.
В конце января летим в Эйлат, на Красное море. Он всегда мечтал побывать в Израиле, больше всего в Иерусалиме. Когда-то, когда вышел роман Орлова «Альтист Данилов», пришел восторженный Рудик:
– Это почти что «Мастер и Маргарита».
Микаэл Леонович усмехнулся.
– Мика, а ты представляешь себе эту комнату в Останкино из «Альтиста Данилова»? – спрашивает Мира.
– Нет, не представляю, – отвечает он.
– А подвал на Арбате?
– Да в этом подвале я просто жил.
– Мика, когда ты жил в подвале на Арбате? – удивляется Рудик, не врубаясь в диалог и не понимая, в чем дело.
Он действительно жил в подвале Мастера на Арбате. И Ершалаим он видел. Он читал «Мастера и Маргариту», свою любимую книгу, много-много раз и всегда плакал в конце. В Булгакове, в его судьбе, в отдельных черточках его биографии он чувствовал какое-то внутреннее родство.
Попав в Израиль, мы две недели проводим в Эйлате. Почти каждый день звонит Миша Калик:
– Приезжайте! Пять часов езды!
– Миша, в Иерусалим приедем специально. Обязательно приедем. – Он не хочет уезжать от тепла, от моря в зимний Иерусалим.
– Миша, может быть, приедете вы? – в свою очередь уговариваю я Калика.
– Вера, мне уже много лет… Мне тяжело вести машину через перевал и приехать только на два дня.
Две недели дистиллированного счастья.
На один вечер приезжает Александр Бовин с женой. Вечером идем во французский ресторан, который тут же, в гостинице. Назавтра я встречаю девушку, которая прошлым вечером помогала подавать за столом.
– Вчера приезжал посол России в Израиле, – говорю ей, – ему у вас понравилось.
Она удивляется:
– А я думала, что это ваш муж посол.
Я привыкла к тому, что его всегда выделяют среди других, даже когда не знают, кто он.
Возвращаемся в Москву, из 26 градусов тепла в 26 – мороза. На следующий день в Малом зале консерватории Алексей Паршин играет отделение его музыки для органа. Премьера хоралов «Подражание старым мастерам» и пьес «Настроения».
– Ну что он во мне нашел, – спрашивает меня Алексей, – что так ко мне хорошо относится? Я ведь этого не заслужил.
На самом деле Алексей Паршин – органист редкостно одаренный и необычный.
– Леша, но вы же сами знаете себе цену. Вы замечательный и талантливый.
В первом отделении Паршин играет Баха. В перерыве Микаэл Леонович заходит к нему в артистическую, замечает, что у Алексея дрожат руки.
– Вы что, волнуетесь?
– Конечно, еще бы. Ведь все же автор в зале.
– Ну так скажите ведущей, чтобы она вышла в начале второго отделения и сказала бы: «Автора попрошу выйти из зала к такой-то матери». Вот и все проблемы.
Леша смеется. Играет замечательно, спокойно и артистично, как всегда. Публика в восторге.
Через три дня – премьера в театре «Сфера» оперы-сказки «Король-Олень». Микаэл Леонович ходит на репетиции. Работать с Екатериной Еланской ему приятно, это уже третий спектакль, который ставит театр с его музыкой.
Именно Еланская вернула его в драматический театр. Много лет он был уверен, что для драматического театра писать больше никогда не будет. Еланская звонила ему методично в течение, наверное, года. «Сфера» ему нравится. Вариант Камерного театра – ему это близко. Когда нет помпезности и пафоса. Это театр его интонации. Студийность, никаких примадонн, да и режиссер необычный. Первый спектакль, который мы посмотрели в «Сфере», – «Театральный роман».
– Не представляю, как можно поставить Булгакова, – говорит он, когда понимает, что больше отказываться от приглашений прийти в театр неудобно.
От спектакля в восторге. Так он стал работать с Еланской. Сначала сделал музыку к спектаклю по Аверченко «Преступная троица», потом – по Набокову «Король, дама, валет». Потом Екатерине Ильиничне приходит в голову сделать театральный вариант «Короля-Оленя». Ищем ноты. Они должны быть в оркестре кинематографии. Но их там нет. Выясняется, что появился там какой-то американец, судя по всему, из наших «бывших». Попросил партитуру «Короля-Оленя». Ему отказали. Он предложил оставить залог в двести долларов. Ему выдали ноты. С ними он и исчез. Потом «Король-Олень» вынырнул в каком-то театре в Лос-Анджелесе.
– Нет, не буду восстанавливать партитуру. Не хочу возвращаться к старой работе.
Но Еланскую и это не остановило. У нас дома оказались клавиры. Партитуру для театра по фонограмме восстановил Сергей Рудницкий, музыкальный руководитель театра «Ленком», к которому Микаэл Леонович относится с уважением, а к некоторым его работам, например к «Свадьбе Фигаро», просто восторженно.
Летим на фестиваль «Белое солнце Адлера». Прилетаем – солнечная, теплая погода сменяется дождем и холодом. В тот день, когда мы возвращаемся в Москву, в Сочи появляется солнце, опять тепло.
– Неужели ты не понимаешь, что на этот раз Бог против нас? – Он никогда не может смириться.
В Ермоловском начали ставить «Марию Стюарт» по Шиллеру. Позвонил Владимир Андреев, предложил написать музыку. Барьер по отношению к драматическому театру снят, и Микаэл Леонович соглашается. Накануне нашей поездки в Сочи пленка с записью музыки к «Марии Стюарт» передана в театр. Последний номер, последняя музыка – «Реквием».
Мы летим в Сочи. На наш любимый «Кинотавр». А потом – в «Актер». А потом – как получится.
Прилетаем в Сочи – портится погода. Десять дней холодно, идет дождь. Мы переезжаем в «Актер».
