нет окончательного варианта. Во всем законченном есть нечто неизбежное. А на репетиции – нет. На репетиции – общение, оно всем доставляет радость. Я вижу, как они понимают друг друга. Понятно каждое слово, жест, намек. Потом Саша Гиндин скажет:
– Для нас, когда мы играли в Сент-Джеймсе, главным был не принц Майкл, а Микаэл Таривердиев.
Принц Майкл Кентский появляется ровно в 19:30, когда все уже расселись по местам. Но мы увидели его чуть раньше – нас провели в Тронный зал, где он ждал, чтобы познакомиться, сфотографироваться на память, пока гости пьют шампанское. Он поразительно похож на Николая Второго, прекрасно говорит по-русски – это дает повод англичанам иронизировать, что принц Кентский был бы не против занять русский престол.
– А почему бы и нет, – говорит Микаэл Леонович, – он мне очень нравится.
На следующий день происходит и вовсе невероятное. Микаэл Леонович покупает галстук, как у принца Майкла, и начинает завязывать его так же – большим, широким узлом. Это – точно знак высшего расположения. Особенно учитывая то, что Майкл – иностранец, правда, слава богу, не режиссер, а всего лишь принц. Вывод:
– Симпатичный мужик.
Март. В Лондоне настоящая весна. Но мы все время мерзнем. Удивляемся английским школьникам, которые с красными от холода коленками ходят по улице в гольфах. Жутко холодно и на закрытой веранде у Терри Льюиса, который болен гриппом и тем не менее принимает нас у себя в одной рубашке.
В подарок мы привезли ему армянский коньяк. Микаэл Леонович заранее придумал, что он скажет, когда вручит бутылку: «Любимый коньяк Черчилля».
То, что Терри – коробочка с сюрпризами, мы знаем. Но к такому ответу никто из нас не готов:
– А, старый жулик! Мой дед был членом его кабинета министров. Тоже был жуликоватый старик.
И рассказывает историю, которую за что купили, за то и продаем.
Во время войны, когда шли поставки по лендлизу, Черчилль собрал свой кабинет и сказал, что от русских пришла неожиданная заявка. Просят срочно поставить миллион презервативов самого большого размера. Собрали представителей промышленности и стали размещать заказ. Но Черчилль выставил условие. Каждый презерватив проштамповать: «made in England. Самый маленький размер».
Микаэл Леонович жутко любит дарить подарки.
Когда он получил деньги за «Семнадцать мгновений», они просто жгли ему карманы. В какой-то компании одна из женщин, работавшая на картине, сказала:
– Ах, черт, был бы у меня магнитофон, насколько было бы легче!
Тогда это была довольно большая редкость. Микаэл Леонович снялся с места, поехал в магазин и привез ей магнитофон. Она была совершенно посторонней женщиной. Муж ей не поверил, и это чуть ли не стало поводом для развода. А она и вправду была посторонней.
Получать подарки он тоже любит.
– Только не дари мне ничего полезного, – говорит он.
Полезное – это одежда. Или что-то еще очень утилитарное. А вот игрушки! Игрушки – это всевозможные аппараты: электронные, механические. В общем, все, что движется или служит для того, чтобы обеспечить движение. Очень важно, чтобы загоралось как можно больше лампочек. А еще – чтобы была инструкция. Инструкции регулярно переводит Мира, а я регулярно набираю их на компьютере. Потом Микаэл Леонович тщательно сам вписывает схемы и переносит рисунки.
Всегда можно подарить зажигалку. Сколько бы уже ни было. Пригодится. Тем более что в нее тоже можно поиграть. Можно подарить что-нибудь для фотоаппарата и фотографирования. Фотографирует он с детства. Делает это не просто профессионально, но по высшему классу. Если начинает снимать после значительного перерыва, то обязательно прорабатывает теоретическую литературу, технику фотографии. У нас целая библиотека по фотоделу.
Когда его спрашивают, почему он снимает, он отвечает:
– От комплексов. Всегда хотелось рисовать, но рисовать не умею. А цвет, композицию чувствую.
На всех документах – моих и его – только фотографии, сделанные им самим.
Когда он делал мой портрет, он поставил свет (дома есть не только фотолаборатория, но и весь набор профессионального освещения), сделал кучу проб. Проявил пленку, напечатал с сотню контролек. Выбрал одну. Весь следующий день проявлял. Это было какое-то колдовство: он выделял глаза, высветлял волосы, пробовал, искал. Потом, когда он поставил этот портрет, который назвал «Белое на белом», на пюпитр рояля, все, кто приходил, думали, что это карандашный рисунок. Лучшие его портреты – автопортреты. Не было поездки, чтобы он не брал с собой фотоаппарат. Если не большой «никон», то хотя бы маленький. Печатает фотографии сам, в том числе цветные, сутками просиживая в фотолаборатории. «Я ловил ощущения» – это принцип его жизни. И эти ощущения остались запечатленными и в фотографиях, и в музыке.
Меня каждый раз поражает, как он пишет музыку. Каждый раз это необъяснимо, это похоже на чудо. Вот он приехал с записи передачи «Вокзал мечты», где Юрий Башмет просит его написать концерт для альта. Это происходит в пятницу. Суббота и воскресенье – у него записи дома, работа над очередной картиной в студии со звукорежиссером. Приезжает наш приятель с женой, Микаэл Леонович отвлекается, мы садимся обедать. Обед подходит к концу, когда он вдруг углубляется в себя, делает какой-то еле заметный знак звукорежиссеру, они уходят в студию. Через полчаса он зовет нас:
– Хотите послушать концерт для альта и струнного оркестра?
Этот концерт просто выскакивает из него. Такое ощущение, что вот открылся какой-то канал связи, по которому он его уловил. Все в восторге. Он сам перевозбужден. Но я-то знаю, в какой чистоте он содержит этот свой внутренний инструмент, чтобы вот так сесть, сыграть, уловить, настроиться. Поймать ощущение. А так – это воспринимается, как какое-то чудо.
Потом он садится и кропотливо пишет партитуру. Потом ему надоедает именно это сочинение, и он его забрасывает. А сколько раз я доставала что-то из шкафа, где стоят старые пленки, старые записи?! И открывала для себя что-то новое, что валялось годами и он об этом даже не вспоминал.
– А, это?! А я и забыл, что это есть.
Мы пришли на «Нику» с опозданием – церемония уже началась. Он чувствовал себя неважно, и вообще, мы не знали: пойдем или не пойдем. Но потом все-таки собрались – он был в числе номинантов. Ждали начала второго отделения, стояли курили в строго отведенном для этого месте, то есть на лестнице. Настроение улучшалось по мере того, как подходили разные люди, о чем-то весело болтали. Появился Илья Дадашидзе:
– Микаэл Леонович, ответьте на вопрос для радио «Свобода». Вот вы тут празднуете, а если завтра начнется война в Чечне?
– Этого просто не может быть!
– Почему вы так думаете?
– Да потому что это абсурд. Этого просто не может быть. Не может быть,
