от ее красной помады.
— Дальше? — задумчиво переспросил Саша и посмотрел на меня с улыбкой. — Дальше я уеду домой, Лиз — на учебу, и у нас будет примерно год, чтобы понять, где мы хотим жить и чем заниматься.
— Уже взял билет? — спросила я.
— Да, только что, пока ждал кофе. Вылет сегодня ночью. Здесь я сделал все, что собирался. — От этих слов меня бросило в жар.
Все, что собирался.
Он не улетел только потому, что не хотел отпускать меня.
И осознание этого маленькой резвой птицей билось в груди. Рвалось, трепетало, пульсировало.
— Когда ты, кстати, уезжаешь? Все хотел спросить. — Саша посмотрел на меня, делая глоток кофе. Он снова снял крышку-полусферу со своего стакана и убрал ее на стойку. Взял тот же кофе, что и в пятницу, — я заметила молотую корицу на поверхности напитка.
— В следующий вторник.
— А я только через две недели. Кто со мной кофе будет пить, а? — возмутилась Гита, но это было притворством, потому что в голосе слишком отчетливо слышались печальные нотки.
— А со мной? — грустно улыбнулась я в ответ.
— А со мной? — встрял Саша.
Как обычно.
Мы с Гитой рассмеялись, и невеселый момент тут же сгладился, не оставив после себя горького послевкусия. Гита все еще держала руку на моем бедре, а я до сих пор сжимала ее ладонь. В конце концов, нам не привыкать. Мы виделись лишь несколько раз в год, а все остальное время проводили в разных городах, за учебой. И прощаться всегда было очень грустно, но поделать с этим мы ничего не могли. Просто плыли по течению и поддерживали связь. А когда виделись, то практически не отлипали друг от друга, и наши встречи всегда были одним из самых запоминающихся моментов в моей жизни.
— Ладно, мы будем сидеть здесь или лучше пойдем прогуляемся? — спросил Саша и потянул нас обеих в сторону выхода. А когда придерживал для нас дверь, хитро протянул: — Кстати, Гита, Лиз хочет тебе кое-что сказать.
Вот хитрец. Я тут вообще-то подходящий момент подбирала, собиралась с мыслями. Но да, одну новость я еще не успела озвучить. И Гита точно имела полное право знать. В конце концов, она была одной из тех, кто видел каждое мое стихотворение, даже если в нем было всего четыре строчки.
— Я начну публиковать свои стихотворения в интернете. И буду искать читателей.
— Да неужели?! — Она аж подпрыгнула на месте от восторга. Не знаю даже, чему Гита обрадовалась больше: этому или нашему с Сашей воссоединению. — Я не буду спрашивать, как ты смог подтолкнуть ее к этому, а просто скажу «спасибо», — обратилась она к Саше, указав на него кончиком пальца, а потом снова повернулась ко мне. — Я буду ждать твой сборник, Лиз, больше всего на свете! Даже больше результатов художественного конкурса.
— Ты говоришь так, будто сборник — это уже решенное дело, — улыбнулась я. — Спокойно. Еще все впереди. Но спасибо. Вам обоим.
Я посмотрела на них со всей благодарностью, на которую была способна, потому что действительно испытывала ее безгранично. За веру и за то, что вселили ее в меня саму. Гита улыбнулась, растрогавшись, а Саша…
Саша как обычно.
— Не забудь упомянуть нас в посвящении. Или в благодарностях. Что там обычно в книгах бывает?
— И то, и другое бывает, — ответила Гита, выгибая бровь и искоса поглядывая на него. Я прямо чувствовала, как она сдерживалась, чтобы не закатить глаза прямо сейчас. И, кстати, прекрасно понимала ее.
— Тем более. Тогда можно и там, и там.
— А ты когда таким скромным стал? — уточнила она.
— Всегда был.
Мы медленно двигались в сторону парка и уже подходили к перекрестку. На улице стало совсем жарко, и я обхватила стакан с кофе второй ладонью, млея от того, каким холодным он был. Часы показывали время обеда, и большинство столиков на летних верандах кафе были заняты. Отовсюду слышались расслабленные разговоры, где-то из колонок лилась спокойная, мягкая музыка. Веранды и крылечки украшали вазоны с яркими цветами; со стороны дороги в ряд через каждые несколько метров были высажены небольшие клены с аккуратно остриженной круглой кроной, огораживающие проезжую часть, и мне невероятно нравилось это сочетание зелени и бетона.
Я в принципе чувствовала себя невообразимо счастливой, идя по летнему родному городу с лучшей подругой по одну руку и своим молодым человеком по другую. Стуча каблуками по асфальту и наслаждаясь любимым кофе. Зная, что впереди у меня целая жизнь, полная возможностей и перспектив.
— Кстати, когда результаты твоего конкурса? — поинтересовалась я, поворачивая голову к Гите.
— Октябрь-ноябрь, — ответила она, задумчиво постукивая кончиком пальца по подбородку. — Точную дату не помню.
— Почему так долго ждать? — Саша нахмурился, сунув руку в карман джинсов. Свой кофе он практически допил, и теперь в стакане виднелась горка нерастаявшего до конца льда.
— Конкурс достаточно крупный, работы можно присылать вплоть до конца сентября.
— Как все серьезно.
— Конечно! Оттого и волнительнее вдвойне. Понимаю, что легко могут не заметить, но если все же заметят… в общем, я в предвкушении.
И это было заметно. По сверкающим глазам, по мечтательному и уверенному взгляду.
Я искренне восхищалась Гитой. Особенно я всегда восхищалась ее верой в свое творчество. Она видела цель и шла к ней. Тянулась за своей мечтой не просто так, а постоянно делая шаг за шагом, каждый из которых приближал ее к цели. Пусть ненамного, пусть не так быстро, как хотелось, но приближал.
И она не сдавалась на полпути, никогда не отказываясь верить в свою победу.
— Все получится, — пообещала я, испытывая распирающее грудную клетку чувство гордости. Любви. Радости. Они смешались в один сладкий, бурлящий коктейль внутри. Энергия буквально лилась по венам, заряжая, и я чувствовала, что могу все.
Что у меня обязательно получится все, к чему бы я ни стремилась.
— Да, все будет круто. Мы ж с Лиз там такие красавцы получились. От нас искры так и летят, скажи? — натягивая самодовольную улыбочку, поинтересовался Саша, почти скалясь Гите в лицо.
— Знаешь, скромник, — она покачала головой и указала на меня большим пальцем с нежно-розовым маникюром, — я говорила об этом Лиз с самого начала.
— Правда? — искренне удивился Саша и тут же посмотрел на меня.
— Правда, — усмехнулась я, немного приподнимая подбородок и хитро переглядываясь с Гитой.
— Но не обольщайся, — добавила она, выгибая
