– Условные обозначения, – прошипел он, обращаясь к остальным. – Здесь нет и половины условных обозначений. Мы сможем идти по компасному курсу, он тут даже обозначен, но истинный курс будет совершенно другим, и здесь он приведет нас в тупик.
– Эти обозначения тут, – Ситтон прикоснулся ко лбу рукой. – Я предчувствовал возможность возникновения бунта, поэтому специально не указал их, дабы вы не смогли произвести коррекцию. Но я помню их все до единого, и если я забуду их, то их помнят и Берроу, и Метью, и сэр О’Нилл. Ты прав, Обсон: с такой погрешностью идти в этом ледяном лабиринте – верная смерть. О да, на карте обозначены даже координаты входа, его широта и долгота с точностью до секунды, однако попробуйте добраться до них…
– Проклятье! – заорал Каммингс. – Обсон, ты сможешь вычислить эти условные обозначения?
Тот лишь яростно рассмеялся в ответ:
– Как ты мне прикажешь это сделать?! Если даже отсюда и есть другой выход, то мы прежде застрянем во льдах, чем найдем его. Мы уже забрались слишком далеко, чтобы у нас было время для ориентирования на местности. К тому же кто из вас умеет ориентироваться по небу, кто может пользоваться секстантом?! Они все правильно рассчитали, и нам не выйти отсюда без них…
Его слова поразили всех как громом. Каммингс не выдержал напряжения и опрометью вскочил с места – вся команда разом подалась за ним.
– Вы сами выведете нас назад! – заорал он. – Если мы попросим вас! А просить мы умеем!
– Назад, собака! – твердо глядя ему прямо в глаза, произнес Ситтон. – Ты погубишь всех!
– Лучше я, чем ты! – крикнул ему в лицо Каммингс. – Хватайте их, ребята! Тащи сюда проклятую бабу!..
В руке кока появился топор, и в ту же секунду я с легкостью вонзил ему шпагу в горло…
До этого мне еще никогда не приходилось убивать людей, но в тот момент я не почувствовал ничего, хотя потом с содроганием вспоминал его. Кок выронил топор и, хрипя, рухнул под стол. Остальные словно онемели при виде этой сцены – хотя вполне возможно, что через секунду они опомнились бы и с ревом ринулись на нас, но мы как по команде выхватили оружие и приготовились драться насмерть.
«2 августа 1762 года. Корабельная команда подняла бунт. Зачинщик – судовой кок Джон Каммингс требовал немедленного поворота корабля на обратный курс. При переговорах с бунтовщиками присутствовал капитан Джон Ситтон, помощник Дэрак Метью, штурман Томас Берроу…»
ОКТАВИУС. ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Берроу
«…В 15.35 по Гринвичу ситуация вышла из-под контроля. В ходе завязавшейся потасовки зачинщик бунта был убит колющим ударом шпаги в горло хозяином судна Ричардом О’Ниллом…»
– Назад, все назад! – крикнул Ситтон, водя перед собой пистолетом. – Первого, кто сделает шаг вперед, пристрелю! Живыми мы не сдадимся, и вы погибнете здесь все до единого следом за нами!
Его решимость остановила всю ораву – тяжело дыша, бунтовщики замерли, в упор глядя на нас. Повисла напряженная тишина, готовая разразиться в любую секунду неизвестно чем.
– Мы наконец-то вышли на открытую воду, – сказал Ситтон. – Но сильно отстали по времени. И только двигаясь по чистой воде, мы гораздо больше выиграем в скорости, чем если потащимся сейчас назад. Впереди у нас осталось не больше трех тысяч миль, а обратно – больше шести. Двигаясь вперед, у нас больше шансов, а поддаться страху сейчас равно смерти. Только дисциплина и четкое выполнение приказов своего капитана сейчас может спасти нас от смерти. Этот (он указал жалом шпаги на тело кока) чуть было не погубил нас всех. Теперь главный зачинщик получил свое – и на этом закончим. Нам всем нужно выбираться отсюда, и чем скорее, тем лучше. Но сделать это мы сумеем, только двигаясь вперед. Я не буду наказывать никого из вас за сегодняшнее выступление, ибо сейчас мы должны объединить наши усилия, для того чтобы выйти из этого места, а не поддаваться на слабодушие трусливых паникеров…
Настроение команды резко изменилось после этих слов, и мы решили воспользоваться этим.
– А если впереди нас также ждет затор? – спросил Генри.
– Тогда мы попытаемся обойти его. Но если нам не удастся сделать это, то сразу поворачиваем назад, – ответил я. – Даю слово! Но в таком случае риск возрастет во много раз.
– Хорошо, сэр, – сказал Обсон после недолгого молчания. – Нам надо посовещаться…
– Пусть будет так, ребята, – ответил Ситтон. – Очень надеюсь на ваше благоразумие… Уберите убитого на палубу.
Сохраняя молчание, мы вышли из кубрика. Оказавшись на палубе, я немедленно закурил трубку, руки у меня подрагивали, и я нервно кусал губы, сплевывая за борт.
– Ну, юноша. – Ситтон, подойдя сзади, успокаивающе положил мне руку на плечо. – С крещением вас.
– Я же убил его… – пробормотал я, все еще не осознавая до конца свой поступок.
– Ваши действия были правомерны, – холодно заметил Ситтон. – Неподчинение капитану есть грубейшее нарушение морского устава и может привести к гибели судна и всего экипажа. Я сделаю отметку об этом инциденте в судовом журнале. Не забудьте, что этот человек без колебания выбросил бы за борт вас и вашу супругу – я хорошо изучил его характер, вот только до сегодняшнего дня он еще не осмеливался открыто выступать против меня…
С этими словами он удалился на ют, оставив меня одного в глубоком раздумье.
«Октавиус» с зарифленными парусами продолжал медленно дрейфовать вперед. Постепенно смеркалось – ночи были все еще светлые, но быстро опускались полусумерки, постепенно становившиеся все темнее, и температура по ночам падала практически до + 14 °F. На корабле зажглась цепочка фонарей, освещавших палубу, стало холодно, легкий пар начал идти изо рта.
Я спустился вниз в каюту, где меня встретила не на шутку встревоженная Элизабет. На вопрос, что произошло, я успокоил ее, сказав, что случилось некоторое недоразумение среди членов команды, но теперь вопрос решился. Только чудовищным усилием воли я сумел подавить в себе нервную дрожь, не отпускавшую меня с момента убийства, дабы не испугать жену еще больше. Ситтон был здесь же, и только быстрые движения его рук выдавали степень крайнего напряжения. Метью неподвижно сидел в кресле, подперев волосатой рукой лохматую голову. Берроу продолжал рисовать что-то на карте, но лицо его нервно подергивалось. Мы были готовы ко всему – и испытали даже некоторое облегчение, когда через час постучали в дверь.
«…в 14.43 по Гринвичу пришедший от команды парламентер в лице боцмана Обсона объявил о прекращении недовольства и полном подчинении команды капитану. Капитан Ситтон объявил полную амнистию участникам мятежа. Судно легло на прежний курс…»
