пука.
У меня не выходят из головы ее слова «с моим парнем».
– Скай… – начинаю было я.
– Мы познакомились онлайн, – говорит она. – После этого про вас, лузеров, все забудут. А мы со Скаем станем героями. Люди многие годы будут помнить то заявление, что мы сделали. Вы всего лишь бессмысленная ностальгия, а мы здесь для того, чтобы выбросить вас в мусорный бачок. Всем пора уже перестать цепляться за прошлое.
– Нажимай уже на спусковой крючок или заткнись на хер, – говорит Хизер, но я вижу ее лицо и знаю, что отвага есть только в ее голосе. – Ты такая же скучная, как мой последний бойфренд.
Стефани улыбается.
– О’кей, – говорит она.
Я должна сделать так, чтобы она говорила и дальше.
– Значит, ты сделала это, чтобы стать знаменитой? – говорю я. – Ты убила всех этих людей, чтобы тебя показали по телевизору?
– А что еще есть, кроме этого? – спрашивает Стефани.
Я вспоминаю папочку в доме доктора Кэрол – ту, которая с фотографией Стефани на обложке. И понимаю, как Скай ее нашел.
– Значит, он первым тебя нашел, верно? – спрашиваю я.
– У тебя нет времени на изучение истории наших свиданок, – говорит Стефани.
– Он тебя надрессировал на это, – говорю я. – Он тебе рассказал, какие мы дряни, потому что он ненавидит свою мать, а потому он тебя выдрессировал.
– Ничего похожего, – говорит она, но я вижу, что ей не нравится быть объектом, а не субъектом.
– Нет тут никакой женской самостоятельности, – говорю я уже в панике. – Ты марионетка Ская. В суде твой адвокат будет ссылаться на эмоциональное насилие. Ты не отвечала за свои действия. Ответственность целиком и полностью лежит на нем. Ты будешь признана жертвой сильного, манипулятора-мужчины.
– Не пытайся заморочить мне голову, Линнетт, – говорит Стефани. – Мы на равных. Вот что такое любовь в наши дни.
– Ты думаешь, это все про тебя и про Ская? – спрашиваю я. – Вся эта история про него и его мамочку. А ты всего лишь приемная дочь его психического заболевания, примечание к его медицинской карточке. Помнить будут о нас, мы станем героинями, а его, как мухи, обсядут грустные маленькие мальчики из интернета. Но тебе тут места нет. Про тебя забудут, потому что твоя роль сводилась к тому, чтобы говорить «да, сэр», «нет, сэр» и нажимать на спусковой крючок, когда папочка говорит.
– Иди в зад, – говорит она.
– Сама знаешь, что я права, – говорю я. – Но я права до тех пор, пока ты не убьешь и его. – Я делаю небольшую паузу. – Он все еще жив.
Хизер стреляет глазами справа налево, отрицательно покачивает ими, говоря мне «нет», и ее рот беззвучно произносит «нет», и она понимает, что я делаю, и я игнорирую ее.
– Он сильно покалечен, – говорю я, глядя вниз и вправо. – Ты наверняка сможешь прикончить его руками. Вот это будет заявление.
Я приняла окончательное решение. Впервые за долгие годы я не боюсь.
Стефани щурится, переводит взгляд на Ская, а мне только это и нужно. Я только молюсь о стремительности.
Все происходит мгновенно. Я пригибаюсь и ныряю плечом мимо Хизер, потом подпрыгиваю вверх и вперед, стараясь забыть о металле в моем черепе, одна моя рука уходит вверх и в сторону, уводит в сторону ствол дробовика – именно так сделала и Дани сегодня днем. Воздух в комнате взрывается, мне обжигает руку, ладонь поджаривается, прилипает к стволу, моя плечевая кость хрустит, и комната наполняется едким серым дымом. Где-то рядом Хизер падает в ванну.
Мои ноги не прикасаются к полу, я повисла на Стефани. Я роняю ее на пол, и моя голова ударяется о дверную раму, отчего боль пульсирует с такой силой, что я почти вырубаюсь, но не настолько, чтобы забыть приземлиться сверху. Я слышу, как воздух выходит из ее легких, когда мы падаем на бетонный пол, а мой полный вес придавливает ее, и горячий дробовик оказывается между нашими телами.
Мы лежим на пороге двери в гидротерапию, и у меня нет сил, чтобы ударить ее, порезать или застрелить, поэтому я опутываю ее руками и ногами и только держу в таком положении.
Она брыкается, корчится, кричит и сопротивляется. Пытается подобраться пальцем к спусковому крючку, но по сути она все еще подросток, и я удерживаю ее на полу, прижимаю к плитке. Мои руки не дают ей ни во что упереться, мои ноги обхватывают ее икры, не позволяют ей приподняться. Я своим побитым подбородком прижимаю к полу ее голову, наши лица так близко друг к другу, что можно поцеловаться.
Она плюется, кричит и воет, но освободиться не может никак и вскоре понимает это. Она начинает вопить мне в ухо так громко, что мой мозг раскаляется добела.
Наконец я разбираю ее слова.
– Убей меня! – кричит она снова и снова. – Убей меня! Убей меня! Убей меня!
В конечном счете меня стаскивают с нее, к тому времени на Ская уже надеты наручники, а Мэрилин и Хизер надевают наручники на Стефани. Они перетаскивают ее в другой конец комнаты, а она не сводит с меня глаз.
– Ты должна была убить меня, сука ты долбаная, – брызжет она слюной.
Я без сил. У меня болит все. Новая боль пробирается во все уголки моего тела.
– Тебя будут судить, – в изнеможении говорю я. – Ты сядешь в тюрьму.
– Пошла к чертям, – скрежещет она зубами. – Я убегу на хер!
Как я устала от всей этой боли, от убийств, от угроз и от этой бесконечной литании страхов, которые всю жизнь преследуют меня.
– Никуда ты не убежишь, – говорю я. – Ты для этого недостаточно умна.
Пусть она останется живой. Пусть она и Скай останутся живыми. Пусть они живут и убеждаются, какими ничтожными и бессмысленными были их убийства. Она убила столько народу, и знаете что? Мир – он, как всегда, такой бесчувственный и упрямый, продолжает вращаться.
Смерть не важна, это всего лишь знак препинания в конце вашей жизни. Имеет значение лишь то, что происходило раньше. А знаки препинания – на них большинство людей не обращают внимания. У них даже звука нет.
Электронное письмо от Стефани Фьюгейт Скаю Эллиотту,
Приложение к материалам обвинения № 137-А
Группа поддержки последней девушки XXIV: Новое начало
С ультрафиолетовых волн спрыгивает хромированный дельфин.
Три неуклюжих розовых слона берут друг друга под руки и исполняют канкан, крича при этом: С днем визита!
Иногда самые долгие путешествия начинаются с коротеньких шажков, сообщает
