Франц, стоявший подле него, словно окаменел.
– На то есть свои причины, – уклончиво ответил Вебер. Но потом, прочитав на их лицах полную растерянность, он смягчился. – Как бы это сказать, Карстен… В последнее время до меня дошли кое-какие слухи о вашей семье, и теперь я не уверен, могу ли вам доверять.
– Какие? – дрожащим голосом спросил Франц.
– Ну… – Вебер засомневался, стоит ли говорить об этом вслух. Затем, глядя на Альфреда, все же сказал: – Я слышал о… другом вашем сыне.
Мгновенно выпрямившись во весь рост, Карстены обменялись испуганными взглядами. Но прежде, чем кто-то из них успел возразить, Вебер поднял руку.
– Чтобы вы не подумали, что я слепо доверяю слухам, скажу сразу, что я получил эти сведения из источника, которому полностью доверяю. Я не знаю, что мне с этим делать, но от моей былой уверенности не осталось и следа. Конечно, само по себе данное обстоятельство не стало бы причиной для отказа… но из-за смерти Боргера основание акционерного общества в любом случае стоит под вопросом, так что…
– Я непременно найду нового инвестора ему на замену! – заверил Альфред, но Вебер лишь покачал головой.
– Даже если так, мне все равно хотелось бы знать, с кем я веду дела. Если вам удастся привлечь достойного партнера, я готов вновь сесть за стол переговоров. Но, надо сказать, я всегда вел дела с людьми, которым полностью доверяю, и репутация которых говорит сама за себя. Речи, которые я незадолго до этого слышал от вашей дочери, смутили меня. Но я отмахнулся от этого чувства в полной уверенности, что она была не в себе и ее поведение шло вразрез с позицией семьи. Однако теперь я слышу истории о вашем сыне, и уже не понимаю, с кем на самом деле имею дело. В чьи руки отдаю свои миллионы.
Альфред лишился дара речи. Франц, похоже, чувствовал себя не лучше. Внезапно кровь застучала у него в ушах. Альфред меж тем сделал попытку объясниться, но что это могло исправить? Вебер был прав. В их семье действительно имелся уродливый, больной сын, которого они скрывали от общества. Какое значение для последнего имеет то, что Михель – замечательный, ни в чем не повинный маленький мальчик?
Вебер отмахнулся от лепета своего недавнего компаньона и нетерпеливо встал.
– Как я уже сказал, Альфред, мы всегда хорошо ладили, и я верю в успех этой линии. Но на данный момент все это слишком рискованно для меня. Когда найдете серьезного вкладчика, поговорим еще раз. И я надеюсь, что к тому времени вы разберетесь со всем, что может бросить тень на репутацию компании, – сказал он, приподняв брови, и им оставалось только кивнуть. – Хорошо. Разумеется, все это остается между нами.
Вебер ушел, оставив совершенно потрясенных отца и сына наедине. Они переглянулись, и в глазах Франца Альфред прочитал то же недоумение, что испытывал сам.
– Откуда он знает о Михеле? – пробормотал он.
– Наверняка от тех людей, которые несколько недель назад привезли его с Лили домой. Или их кто-то видел на площади. Или слуги распустили сплетни. Вариантов сотни. Чудо, что этого не случилось раньше, – сказал Франц, потирая лицо.
– Он непременно разнесет это повсюду. А если Олькерт узнает?
Альфред покачал головой.
– Что это меняет? – Он тихо вздохнул. – Может быть, не стоило вовсе затевать эту игру в прятки. Если бы мы с самого начала выложили все карты… – задумчиво проговорил он, но Франц только фыркнул.
– Это бы не сработало, и ты это знаешь. Быть принятым в обществе – это самое главное. Другие женщины немедленно вычеркнули бы мать из своего круга. Злые языки так просто не утихомирить. А когда страдает репутация семьи, страдает и компания, ты сам всегда это твердишь. Человек без связей – ничто.
Альфред кивнул. Сын был прав. И все же – он никогда не допускал возможности, что с ним случится нечто подобное.
* * *
Когда три часа спустя Олькерт назначил им встречу и явился к ним в самом радужном настроении, весело помахивая тростью с набалдашником в виде головы утки, Альфред даже не удивился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Слышал, Вебер решил уйти, – объявил Олькерт сразу после того, как они обменялись рукопожатием. – До чего досадная история!
– Значит, он уже разнес эту весть повсюду? – недовольно пробурчал Франц. – Так и знал, что он не станет осторожничать.
– У нас был деловой ужин, и он доверил мне этот секрет. Должен сказать, однако, что он держался очень замкнуто, и не открыл своих резонов… Но, конечно, он не мог скрывать от меня, что больше не выступает в качестве инвестора в этом предприятии. Мы ведь старые друзья. А, узнав обо всем, я сразу пришел, чтобы с вами поговорить.
Оба удивленно посмотрели на него. Сострадание никогда не входило в число добродетелей Олькерта. Он сел, снял шляпу и посмотрел на них.
– У меня для вас деловое предложение… Я готов выступить в качестве инвестора. Вместо Боргера. – Он сделал театральную паузу. – И вместо Вебера. – Франц ахнул, а Альфред едва не подпрыгнул на месте.
– Прошу прощения?
Олькерт кивнул.
– Вы все правильно поняли.
– Но… Тогда вы получаете абсолютное большинство, – сказал Альфред, бледнея.
Олькерт снова кивнул.
– Я знаю. И я понимаю, если вы сочтете это слишком рискованным. Но… – Он широко улыбнулся. – Скоро мы можем стать одной семьей… А для того, чтобы вести дела, нужно доверие. Это пока лишь предложение. Подумайте о нем, я не требую немедленного ответа. В конце концов, линия будет запущена не раньше, чем через два года. Правда, как мне кажется на данный момент, без моей помощи она даже не будет завершена.
* * *
Как только за Олькертом захлопнулась дверь, Франц в гневе вскочил. От напряжения по всему телу побежали мурашки.
– Я не позволю, чтобы на меня так давили! – сердито воскликнул он.
– Франц, он хочет вложить в нас миллионы. Вполне разумно требовать гарантий. Я просто не понимаю, что тебя так пугает в этом браке! – сказал отец. Он был бледен и казался измученным. – Нам повезло, что Вебер, по всей видимости, ничего не сказал ему о Михеле, иначе он вряд ли стал бы настаивать, чтобы Розвита вышла за тебя замуж. Для всех нас это был бы отличный выход из ситуации. Олькерт никогда не сделает ничего, что могло бы навредить его дочери. Так что мы можем быть уверены, что он не направит власть, которую даст ему контрольный пакет акций, против нас.
Франц сжал руки в кулаки.
– Я сам буду решать, на ком женюсь! – процедил он сквозь зубы. Он был зол, взвинчен, чувствовал, как его с головой накрывает паника. По затылку струился пот. – Мы найдем другой выход. С Михелем так больше продолжаться не может, это давно было ясно, надеюсь, теперь ты не станешь отрицать очевидное. – Не дождавшись ответа отца, который, побледнев, смотрел на свои руки, он продолжал: – За Лили тоже придется взяться. Ты должен немедленно забрать ее из института, где ее учат всей этой социалистической чепухе. И ни при каких обстоятельствах не разрешать ей общаться с этой женщиной, с этой… этой докторшей! – Он был так зол, что выплюнул последнее слово, как проклятие.
Альфред удрученно кивнул.
– Но ничто из этого не отменяет того, что свадьба…
– Я не позволю себя принуждать! – Франц вскочил так резко, что перед глазами у него заплясали маленькие точки и, прежде чем отец успел возразить, вылетел из кабинета. В приемной он, тяжело дыша, прислонился к стене.
– Что вы так смотрите? – рявкнул он, когда секретарша подняла на него испуганный взгляд.
Она вздрогнула, подтянула к себе стопку бумаг и поспешно удалилась.
Франц прижал руку в животу. Он оказался в ловушке.
Воспоминания о сладких духах Розвиты нахлынули на него, и он скривился от отвращения. Нет, с миллионами или без, он не позволит, чтобы его женили на девушке, которую ненавидит.
Никому не позволит.
* * *
– Смотрите, кто восстал из мертвых! – Йо хлопнул Чарльза по плечу в знак приветствия и испуганно замер, когда друг сдавленно охнул – Прости. Так плохо?
