На камне стояла прелестная корзинка, наполненная увядшими цветами и венками.
Аспазия старалась прочесть надпись и только могла наполовину разобрать имя. Акация над памятником так разрослась, что почти закрыла надпись и корзинку, и живая зелень странно противоречила с печальными, увядшими цветами, лежавшими в корзинке.
Аспазия и девушки выражали удивление, что нашли в таком месте надгробный памятник, но Каллимах сказал:
— Происхождение этого памятника для меня — не тайна.
Когда же девушки с любопытством стали расспрашивать его, он отвечал:
— Тот, кто поставил этот памятник здесь, вместе с корзинкой, был мой друг, и я один из немногих, которым он доверил его историю. Друг, о котором я говорю, — продолжал он, — был прекрасный афинский юноша и его профессией была разрисовка посуды и гробовых урн. В то время, как он был в Коринфе, он встретил там прелестную девушку и воспылал к ней любовью, но, вместе с тем, один молодой спартанец, также бывший в Коринфе с несколькими приятелями, любил девушку и желал обладать ее. Силой и угрозами он сумел склонить ее и уже готов был увезти ее из Коринфа, но афинянин, возбужденный страшным негодованием, вызвал противника на бой и убил его. После этого, чтобы спастись от мести друзей убитого, он, взяв с собой любившую его девушку, потихоньку сел с ней в лодку и бежал в родные Афины.
Весело ехали влюбленные вдоль берега. Сердце юноши было полно счастья, девушка сияла веселостью, красотой и молодостью. Кроме красоты и молодости у нее была еще только корзинка, наполненная свежими цветами, с которыми она всегда выходила на рынок в Коринфе и с которыми влюбленный похитил ее.
В то время, как юноша весело поцеловал девушку в губы, корзинка с цветами выскользнула у нее из рук. Девушка поспешно наклонилась, чтобы снова схватить ее, но слишком далеко протянув руку, потеряла равновесие и упала головой в море. С отчаянным восклицанием бросился юноша в волны. Через некоторое время он успел схватить девушку и поплыл с ней к ближайшему берегу. Там он с трудом поднялся, поддерживая ее левой рукой, но ее глаза были закрыты, лицо бледно. Напрасно звал он ее, напрасно говорил ей на ухо слова любви — он спас только труп.
Целый день неподвижно глядел он на бездушный труп, затем решился похоронить ее. Он вырыл ей могилу на том самом месте, где вынес ее на землю. Но что такое увидал он между скал? Корзинка с цветами была прибита волнами к берегу. Он спустился вниз, тяжело вздыхая поднял корзинку и, орошая ее слезами, поставил ее на могилу девушки.
Затем он отправился в Афины и скоро возвратился обратно, привезя с собой этот простой памятник. Он поставил его над могилой дорогой покойницы, а над ним корзинку с увядшими цветами.
Уединение этого места защищает памятник от нескромных взглядов и, как вы видите, акация взяла на себя роль защитника, почти совершенно скрыв собой и памятник, и корзинку с цветами.
Внимательно выслушали девушки рассказ Каллимаха, глубоко сожалея о несчастной судьбе юной пары. Но Аспазия, помолчав немного, сказала:
— Как ни возбуждает участие твоя история, Каллимах, но я не могу согласиться надолго остаться под печальным впечатлением, которое производит этот памятник, для которого природа сделала гораздо больше, чем искусство. Заметьте, как красиво разрослась эта акация, как изящно оттеняет она эту красивую белую корзинку с цветами. Глядя на этот памятник, невольно приходит в голову, что природа, играя, достигает того, что стоило бы громадных усилий художникам.
Каллимах ничего не отвечал, но одна мысль, как молния, мелькнула у него в голове. Некоторое время он молча глядел на обвитую цветами корзинку, затем вскричал, обращаясь к милезианке:
— Действительно, Аспазия, эта увитая цветами корзинка принадлежит к числу тех образов, которые, как ты справедливо заметила, художник должен уметь замечать, если желает чему-нибудь научиться.
— И если, может быть, — смеясь прибавила Аспазия, — он может найти в них то, чего уже давно напрасно искал.
С воодушевлением заговорил Каллимах о том, что наполняло его душу, но в то время, как он объяснял милезианке, зародившуюся в нем идею новых украшений колонн, которой действительно было суждено победоносно выступить в мире прекрасного и навсегда соединить свою славу с именем Каллимаха, молодые девушки разошлись в разные стороны, отыскивая цветы, которыми хотели украсить могилу юной коринфянки. Скоро они снова весело собрались на берегу, похожие на морских нимф, среди которых Алкивиад играл роль тритона. Но, мало-помалу, сдержанность и скромность, оставшейся на пустынном выступе берега, Коры, начали производить на веселого юношу более сильное впечатление, чем веселость ее подруг.
Это внимание Алкивиада к задумчивой Коре заметила прелестная Зимайта без малейшей ревности, так как и в этом отношении, она была совершенным подобием своей наставницы и в ее гордой душе не было места такой низкой страсти, как ревность. Она также казалась способной только на такую любовь, которая ничем не угрожает душевному спокойствию. К тому же пастушеская девушка была соперницей, недостойной внимания блестящего перла школы Аспазии.
Весело наслаждалось все маленькое общество прогулкой и его веселости, казалось, ничто в мире не могло расстроить, а, между тем, за их беззаботной веселостью наблюдали издали враждебные взоры.
Когда мегарское судно прошло мимо лодки Алкивиада, экипаж этого судна бросил испытующий взгляд на катающихся и когда те проехали мимо, один с волнением поспешно сказал своим товарищам:
— Заметили ли вы афинянина, выехавшего кататься в море с юными гетерами — это никто иной, как дерзкий похититель, Алкивиад, я его узнал я часто видал его в Афинах… и в числе девушек была Зимайта, похищенная Зимайта.
— Как! — вскричали мегарцы. — Как, это тот самый дерзкий, который похитил девушку из деревенского дома Псалмия и до сих пор еще не наказан за свое похищение?
— Да, — отвечал первый, — он безнаказанно наслаждается плодами своего похищения, так как стоит под сильным покровительством. Как вам известно, все старания Псалмия его сограждан, требовавших у афинян выдачи девушки, остались напрасны. Но не всегда этим собакам-афинянам, смеяться над мегарскими законами, придет время доказать им, что они напрасно презирают дорический город на своей границе. Теперь же, друзья, что касается Зимайты, то мы должны сами вознаградить себя и случай, как нельзя более, нам благоприятствует: на этой лодке, в обществе безбородого похитителя девушки, за исключением нескольких гребцов, находятся только одни женщины, нас же достаточно, чтобы отнять у них Зимайту и увезти ее с собой в Мегару.
Это предложение понравилось мегарцам и, в то время, как они советовались каким образом напасть на лодку, общество Алкивиада вышло в маленькой бухте на берег.
Мегарцы заметили это издали.
— Тем лучше, — сказал их предводитель, — мы спрячем здесь у берега наш корабль и станем преследовать нашу добычу на твердой земле. Большинство из нас оставит судно и потихоньку проберется на берег. Нам легко будет пробраться к девушке и овладеть ей, так что афиняне не только не помешают нам, но может быть даже и не заметят этого. Стоит только выбрать минуту, когда Зимайта отойдет от своих подруг и обратит внимание мужчин на что-нибудь другое. Они даже не будут знать куда девалась девушка до тех пор, пока мы не отвезем ее в безопасное место. Если мы дадим заметить себя, то нужно остерегаться, что на помощь юношам может придти какое-нибудь проходящее мимо афинское судно и у нас могут отнять добычу, прежде, чем мы достигнем нашего корабля, поэтому будем осторожны и все удастся.
Так говорил начальник мегарского судна и его экипаж поступил согласно его приказанию. Они спрятались по одному и по двое на берегу и на холмах, наблюдая из-за засады за беспечным, веселым обществом.
Долго не приходила для мегарцев минута, наконец случилось так, что Зимайта, Дроза и Празина, срывая цветы, ничего не подозревая, приблизились к выступу скалы, за которым скрывались несколько мегарцев. Алкивиад был довольно далеко, разговаривая с Корой, а Каллимах все еще не отходил с Аспазией от памятника коринфской девушки.
Мегарцы выскочили из засады, чтобы броситься на Зимайту.
Увидав приближавшихся к ней людей с диким видом, Зимайта громко вскрикнула и кинулась бежать, сопровождаемая Дрозой и Празиной, также громко звавшими на помощь. Но Зимайта далеко опередила своих подруг и уже почти добежала до места, где находился Алкивиад.
Последний, точно так же, как и Каллимах и гребцы на лодке, услышали испуганные крики девушек и поспешили к ним.
Алкивиад выхватил кинжал, чтобы вместе с гребцами, вооруженными веслами, броситься на похитителей. Но мегарцы не хотели оставить место сражения без добычи и так как Зимайта ускользнула от них, то они схватили ее подруг, Дрозу и Празину, которые в испуге, подобно преследуемым голубкам, почти не могли бежать.