— Но ты видел, что случилось с моим ледорубом, — напомнил я, — когда я ударил им эту птицу. Видимо, она обладала электрическим зарядом.
— Может быть, тот, кто посылает все эти штуки, решил, что только зря тратит энергию, — ответил Док, — раз им все равно до нас не добраться.
Мы сидели и смотрели на пляску змей и падающие камни, пока Стэн не извлек колоду карт и не предложил более интересную игру.
Змеи остались на ночь и сопровождали нас весь следующий день. Камни продолжали периодически падать, но было похоже, что запасы у нашего противника подходят к концу. Снова появилась птица и стала кружить над нами. Четырежды она пыталась атаковать, но мы не обращали на нее внимания, и она в конце концов улетела домой на свой насест.
Мы одолели три тысячи футов и могли бы сделать больше, но решили остановиться на удобном выступе с уютной пещерой, где все могли разместиться на ночь. Казалось, наш противник исчерпал свои возможности. Во всяком случае, видимые.
Однако у нас появилось предчувствие, что буря неминуема. Напряжение росло и росло, а мы сидели и ждали, когда случится то, что должно было случиться.
Но произошло худшее: все было спокойно.
Наше напряженное ожидание так и не оправдалось. Я думаю, если бы невидимый оркестр начал играть Вагнера… Или если бы небеса раздвинулись, как занавес, и появился киноэкран, и по буквам, написанным там наоборот, мы бы поняли, что находимся по другую сторону от него… Или если бы мы увидели летящего высоко дракона, пожирающего метеоспутники…
А так нас не оставляло предчувствие, что над нами нависла какая-то угроза, и я мучился бессонницей.
Ночью она появилась снова. Девушка с башенки.
Она стояла у входа в пещеру и, когда я приблизился, отступила. Я встал на место, где только что была она.
Девушка сказала:
— Привет, Седой.
— Нет, на этот раз я не собираюсь гоняться за тобой, — предупредил я.
— А я и не приглашаю.
— Что девушка вроде тебя может делать в подобном месте?
— Наблюдать, — сказала она.
— Я же сказал тебе, что не упаду.
— Твой друг — он чуть не свалился вниз.
— Чуть не считается.
— Ты их лидер, не правда ли?
— Правда.
— Если ты погибнешь, остальные повернут назад.
— Нет, — ответил я. — Они пойдут дальше без меня. Тут я нажал кнопку своей камеры.
— Что ты сейчас сделал? — спросила она.
— Сфотографировал тебя, чтобы узнать, существуешь ли ты на самом деле.
— Зачем?
— Я буду смотреть на твою фотографию, когда ты уйдешь. Я люблю смотреть на красивые вещи.
Она, казалось, что-то произнесла.
— Что?
— Ничего.
— Почему ты не хочешь говорить?
— … умрет, — сказала она.
— Пожалуйста, погромче.
— Она умирает.
— Почему? Как?
— …на горе.
— Я не понимаю.
— …тоже.
— Что случилось?
Я сделал шаг вперед, и она отступила на один шаг.
— Ты пойдешь за мной? — спросила она.
— Нет.
— Возвращайся. — Ей нельзя было отказать в настойчивости.
— А что на другой стороне пластинки?
— Ты будешь продолжать подъем?
— Да.
— Хорошо! — неожиданно кивнула она. — Я… — И снова замолчала. — Возвращайся, — наконец равнодушно произнесла она.
— Извини.
И она исчезла.
6Наш путь снова стал медленно заворачивать влево. Мы ползли, распластавшись по стене, забивая костыли в скалу. Огненные змеи шипели неподалеку. Теперь они постоянно сопровождали группу. В критические моменты появлялась птица, чтобы заставить кого-нибудь сделать неверное движение. Разъяренный бык стоял на карнизе и ревел на нас. Призрачные лучники пускали огненные стрелы, которые всегда рассыпались искрами перед тем, как ударить в цель. Сверкающие вихри налетали и исчезали среди камней. Мы снова поднимались по северному склону и продолжали смещаться на запад, когда достигли отметки ста шестидесяти тысяч футов. Небо было глубоким и голубым, и теперь на нем всегда горели звезды. «Почему гора так ненавидит нас? — думал я. — Что в нашем поведении разозлило ее?» В который раз я смотрел на фотографию девушки и думал, что же она такое на самом деле. Являлась ли она порождением моего мозга, которому гений горы придал форму девушки, чтобы соблазнять нас, подталкивать, вести, звать, как сирена, к месту нашего последнего падения? Падать было далеко…
Я стал думать о своей жизни. Почему человек начинает ходить в горы? Может быть, его влечет высота, потому что он боится оставаться внизу? Неужели он так плохо чувствует себя в обществе людей, что хочет непременно оказаться над ними? Путь вверх труден и долог, но если он будет успешным, то впереди тебя ждет какая-то награда. А если ты сорвешься, то наградой будет слава. Закончить свое существование, упав с колоссальной высоты вниз, разбиться вдребезги — вот подходящая кульминация для проигравшего… и она тоже потрясет и горы, и умы, заставит многих задуматься, потому что в каждом поражении можно обрести победу. Таким холодом веет от подобного финала, что жизнь замирает навсегда, превращаясь в памятник вечному стремлению к цели, на чьем пути всегда встает вселенское зло, о существовании которого мы все догадываемся. Кандидат в святые герои, у которого отсутствуют какие-либо необходимые добродетели, все равно может сойти за мученика, так как единственное, что в конце концов остается в памяти людей, — это факт его гибели. Я знал, что должен подняться на пик Касла — так же, как поднимался на все предыдущие вершины, — и знал, какую цену мне придется заплатить: я потерял дом и семью. Но недоступная гора тянулась к небесам, и мой ледоруб сам рвался мне в руки. Я знал, что, когда он ляжет отдохнуть на вершине Касла, целый мир внизу перестанет для меня существовать. Но что такое мир в сравнении с мгновеньем победы? И если красота, правда и добро — единое целое, то почему между ними всегда неразрешимые конфликты?
Призрачные лучники стреляли в меня, яркая огненная птица раз за разом бросалась в атаку. Я сжимал зубы, а мой ледоруб вгрызался в скалы.
Мы увидели вершину.
На высоте ста семидесяти шести тысяч футов, поднимаясь по узкому выступу скалы, простукивая ледорубами путь, мы услышали крик Винса:
— Смотрите!
Мы посмотрели.
Вверх и вверх, и еще выше, голубая от мороза, острая, холодная и смертельная, похожая на кинжал дамасской стали, вспарывала она небо, зависала, как лезвие замерзшего грома, и врезалась, врезалась, врезалась в душу, поворачивалась и превращалась в рыболовный крючок, которым притягивала нас к себе, чтобы сжечь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});