Он замолчал, хватая ртом воздух сквозь рыдания, но при этом сохраняя хладнокровие.
– Кто-нибудь, кроме вас, это видел? – спросила Пия.
– Да, мы все, – подтвердил Дариус Шеффлер. – Когда Беттина закричала, мы все повернулись к Ральфу.
– Дети тоже?
– Нет, они как раз надели куртки, и я их вовремя успел схватить и удержать, чтобы они не выскочили на улицу. Они ничего не видели.
– Где ваша жена? – спросила Пия.
– Наверху, у Тины. Детей я отвел к соседям напротив, чтобы они при всем этом не присутствовали.
– Это хорошо. – Пия чуть улыбнулась. – Спасибо за информацию. Сообщите, пожалуйста, кому-нибудь из моих коллег ваши личные данные, мы еще свяжемся с вами.
Они поднялись по лестнице на второй этаж. Навстречу им шел врач «Скорой помощи», который, понизив голос, объяснил, что женщина находится в состоянии сильного шока, но отказалась от его помощи.
– Там с ней ее подруга, – сказал он. – И родители тоже едут сюда.
– Можно задать ей несколько вопросов? – спросила Пия.
– Если это необходимо. – Врач был не в восторге от намерения полицейских, и Пия чувствовала себя еще более скверно, чем если бы ей надо было сообщить о смерти.
– Подождите, пожалуйста, здесь, – попросила Пия врача. – Возможно, вы еще понадобитесь.
Беттина Каспар-Гессе сидела неподвижно на кровати в спальне на втором этаже. Она не плакала и была как будто парализована. Ее подруга сидела рядом с ней, обняв ее за плечи.
– Фрау Каспар-Гессе, мне очень жаль, но нам необходимо задать несколько вопросов, – сказала Пия после того, как она представилась сама и представила Боденштайна. – Хорошо?
Идиотский вопрос. Конечно, в этом не было ничего хорошего, но это была ее обязанность – задавать вопросы, даже если это не совпадало с ее желанием.
– У нас есть основания предполагать, что ваш муж стал жертвой снайпера, который застрелил уже четырех человек, – продолжала Пия, хотя женщина не реагировала на ее слова. – Поэтому нам необходимо знать, не имели ли вы или ваш муж какого-либо отношения к Франкфуртской клинике неотложной помощи, а, может быть, имеете и по сей день.
Беттина Каспар-Гессе медленно подняла голову и с недоумением пристально посмотрела на Пию, потом чуть заметно кивнула.
– Я там когда-то работала, – ответила она тихо. – До моей первой беременности. Почему вы об этом спрашиваете?
– Кем вы там работали? – спросила Пия, не отвечая на ее вопрос.
– Координатором в отделении трансплантологии, – ответила Беттина Каспар-Гессе с застывшим лицом. – Семь месяцев, потом забеременела.
– Вы помните пациентку по имени Кирстен Штадлер? Она поступила в клинику 16 сентября 2002 года с кровоизлиянием в мозг, потом она умерла, и была проведена эксплантация органов.
Беттина Каспар-Гессе кивнула.
– Да, я помню ее очень хорошо, так как накануне я узнала, что беременна. – Улыбка дернулась у уголков ее рта, но тотчас вновь исчезла. – Что означают эти вопросы? Почему вас это интересует? Какое отношение это имеет к случившемуся?
Ее голос сорвался.
– Вы помните имена коллег и врачей, которые тогда были вовлечены в историю с Кирстен Штадлер? – спросил Боденштайн.
– Я… я не помню… это было так давно. – Беттина Каспар-Гессе ломала пальцы. – Моим шефом был профессор Рудольф. Еще был доктор Яннинг из реанимационного отделения и доктор Бурмейстер. Он был тогда заведующим отделением трансплантационной хирургии и совершенно обезумел, как коршун. Он был готов меня просто уничтожить, потому что родственники пациентки не хотели подписывать заявление о согласии на эксплантацию. Тогда я положила перед ними бланк и сказала, что это всего лишь направление на госпитализацию.
Пия и Боденштайн быстро переглянулись.
– Врачи требовали от меня, чтобы я убедила родителей пациентки дать согласие на эксплантацию органов, если потребуется, любыми средствами, потому что времени оставалось очень мало, и у них был пациент, которому срочно было нужно донорское сердце. Я сделала и это, ведь это была моя работа, а в тот день я пребывала в эйфории и хотела быть особенно исполнительной. Потом муж пациентки подал иск на клинику, но чем все закончилось, я не знаю, так как была в декретном отпуске…
Она замолчала и смотрела широко раскрытыми глазами то на Боденштайна, то на Пию и вдруг, кажется, все поняла.
– Нет, – прошептала она в ужасе. – Нет! Этого не может быть. Пожалуйста, скажите мне, что это не связано с тем, что мой муж… мой муж…
Пару секунд она сидела молча, с застывшим взглядом, потом высвободилась из рук подруги, упала на колени и, ударяя кулаками об пол, стала кричать. Она кричала и кричала, пока ее голос не стал походить на нечто нечеловеческое. В комнату вбежал врач и недобро посмотрел на Пию.
– Достаточно вопросов, – прошипел он укоризненно, как будто Пия делала это из чистого удовольствия. Ничего не сказав, она повернулась и вышла. Чувство вины в смерти мужа не покинет Беттину Каспар-Гессе до конца ее жизни.
* * *
По дороге домой он размышлял, следует ему сжечь обувь в камине или запихнуть ее в какой-нибудь контейнер для мусора. В пыли на стройплощадке наверняка остались следы. Хотя не стоит быть таким расточительным. Его все равно найдут, и он во всем признается, и полиция сэкономит на лабораторном анализе обуви. По радио по всем каналам говорили о пятой жертве «таунусского снайпера».
Его несколько обеспокоила скорость, с какой полиция прибыла на место, как будто на этот раз они знали, где он будет действовать. Вероятно, они поняли, наконец, связь, и это могло нарушить его план.
Он свернул в поселок, автомобиль трясся по ухабам замерзшей дороги, амортизаторы кряхтели. Поселок погружен в темноту. В новогоднюю ночь здесь ни души. Все предпочитали праздновать в своих жилищах, где были соседи, которым можно пожелать счастливого Нового года.
Ему это только на руку.
Он припарковал машину, вошел в дом, и его охватило приятное тепло. Он почувствовал, что голоден. Переодевшись, подложил в огонь пару поленьев и приготовил омлет с салом. Ел прямо со сковороды, потом включил телевизор. Никаких официальных заявлений полиции, только ничего не говорящие фотографии с места преступления. Проблесковые маячки, сигнальные заградительные ленты, автомобиль для перевозки трупов и репортеры с растерянными лицами, которые говорили то же, что и в прошлую пятницу. Они опять называли его психопатом и монстром. Никаких творческих идей. Вечно одна и та же лексика. К тому же не соответствующая действительности. Но скоро они узнают его истинные мотивы. Поймут ли – это другой вопрос, но он не сомневался, что в глубине души люди осмыслят причину его действий. Почему он обязан был наказать всех их.
В его списке еще четыре имени. Следующее – Бурмейстер. Сейчас он вместе с дочерью в отпуске, но послезавтра возвращается и тогда получит свое наказание.
* * *
Было полтретьего ночи, когда у Пии зазвонил телефон. Боденштайн все еще говорил с Крёгером в недостроенном здании, а Пия стояла внизу и курила.
– Привет, Хеннинг! – сказала она удивленно. – Хорошо встретили Новый год?
– Можешь обращаться ко мне тоже в единственном числе, – ответил он сухо. – Я встретил Новый год с Фридрихом Герке.
– Да ты что?
– Мы немного подискутировали с Мириам, после чего она предпочла поехать к своим друзьям. Ее не устраивало, что вечером мне надо ехать на место обнаружения трупа. И поскольку мы с Ронни, у которого дежурство, не придумали ничего лучше, то занялись делом и обработали пару трупов.
– Ты действительно неисправим. – Пия покачала головой и немного устыдилась, потому что в глубине души почувствовала легкое злорадство. Раньше Мириам была ее лучшей подругой, но с тех пор, как они с Хеннингом два года назад довольно скоропалительно поженились, их дружба стала более поверхностной. Особенно раздражало Пию, что у Мириам получалось делать то, что не удавалось ей, в чем Пия была бессильна, а именно – контролировать чрезмерное рвение Хеннинга в работе. Очевидно, все-таки это не совсем так.
– Послушай, – сказал Хеннинг, не вдаваясь в подробности ссоры с женой. – Здесь есть пара моментов, которые могут представлять интерес. В протоколе осмотра места преступления указано, что Герке перед совершением самоубийства сжег документы в открытом камине. Верно?
– Да, верно. И много. И что?
– Мы не обнаружили частиц сажи ни в его бронхах, ни в легких, ни на слизистых оболочках. Или он надевал респиратор, или его не было в комнате, где горел огонь.
– И что ты думаешь по этому поводу? Не было в комнате с огнем?
– Подожди. В области носа и рта, а также верхней и нижней губы мы обнаружили иссушение кожи и небольшие кровоизлияния и, кроме того, легкое раздражение слизистых оболочек носа и рта.
– Понятно.
– Экспресс-тест лабораторного соскоба показал, что Герке надышался хлороформом. В живом организме сорок процентов одноразовой дозы проходят через легкие в течение восьми часов, поэтому мы будем исследовать ткань легких, это тоже потребует времени.
