— Не говорил ли я тебе вчера, что, если не отправимся сегодня, то и вовсе никуда не уедем?
Потом, желая выразить свою любовь к патриаршему посланнику, Экитий щедро одарил его за труды, хотя тот не хотел ничего брать, благословил, и гость уехал с миром.
Вот, видишь, Петр, как прославляются те, кто уничижают себя в настоящей жизни, чтобы потом стать гражданами небесного отечества. Напротив, кто, по своему высокоумию и тщеславию, выставляют себя перед людьми праведниками, презренны в очах Божиих. Таких обличает Христос: Вы выказываете себя праведниками пред людьми (Лк 16, 15) и так далее.
3. Из жития святого Григория ЧудотворцаКак — то жители города Команы вышли встречать Григория Чудотворца. Они просили, чтобы этот достойный муж пришел к ним, поставил священника и создал церковь. Великий святой согласился и прибыл к ним. Отцы города задумали представить к рукоположению тех, кто были, по их мнению, лучшими по образованию, происхождению и прочим мирским достоинствам. Голоса разделились: одни были за одного, другие — за другого.
Тем временем великий Григорий надеялся получить совет от Бога. Он, как Самуил (пророк), считал, что нужно руководствоваться не красотой тела и ростом, когда надлежало помазать царя, но смотреть на то, царственная ли в человеке душа, даже если внешне он будет и неприметен. Так же и святой Григорий, внимательно посмотрев на каждого из предложенных кандидатов, остановился на одном человеке, на котором лежала печать священства — таков был его образ жизни, украшенной добродетелями.
Когда другие расточали похвалы тем, кого хотели видеть священником, святой Григорий призвал их обратить внимание и на простых и незнатных людей. Ведь и среди них могут найтись достойные… Кто — то из участников выборов счел это суждение святого издевательством и насмешкой, и спросил:
— Неужели нельзя допускать к священству тех, кто превосходит других и красноречием, и достоинством, и свидетельствами своей честной жизни? Неужели нужно рукополагать не их а искать достойных столь великой благодати среди простолюдинов? — и желая выставить святого на всеобщее посмешище, он добавил, — Ну, тогда только скажи нам слово. Раз ты отвергаешь таких, кого мы избрали всем городом, и хочешь возвести на ответственную ступень священства какого — нибудь неотесанного простака? Тут есть у нас угольщик Александр. Позови его. И если считаешь, что его можно рукоположить, мы всем городом одобрим твое решение.
Он говорил так, чтобы шуткой заставить Григория отказаться от своего намерения. Ему было и невдомек, насколько знаменательна оказалась его речь. Она навела великого святого на мысль, что имя Александра прозвучало не случайно.
— Кто он, этот Александр, — спросил Григорий, — о котором вы только что упомянули?
Кто — то из присутствующих рассмеялся и вывел из толпы Александра — тот стоял в жалких лохмотьях, едва прикрывавших тело: и сразу было видно, кем он работает. И руки, и лицо, и все тело у него были черные от угольной пыли. Стоявшие вокруг него расхохотались. Но святой своим прозорливым оком изумился тому, что увидел. На него смотрел человек, нищий, бедно одетый, но бросалось в глаза его внутреннее достоинство, и потому он нисколько не стыдился своего внешнего вида, над которым смеялась лишь невоспитанность. Александр с детства привык к нужде. Но он был настоящим любомудром и знал, что такое будущая жизнь и что своим путем нужно идти до самого последнего дня и всегда быть готовым к мученическому концу и испытанию огнем будущего Суда. Он жил не напоказ, далеко превзойдя напускную деловитость других. Всему на свете он предпочел истинную небесную жизнь, к которой решительно стремился. Поэтому он делал все, чтобы затеряться среди людей, ибо человеческое внимание нередко вредит добродетели.
Свой высокий дух он скрывал под личиной самого презренного из человеческих занятий. Александр находился в самой поре цветущей молодости, но, помышляя о целомудрии, считал недостойным и вредным выставлять напоказ свою телесную красоту. Угольщик знал, что красота становится для многих началом страшных падений. Чтобы самому не претерпеть бессмысленного ущерба и в других не вызвать ненароком похоть очей, он и надел эту личину: по доброй воле занялся ремеслом угольщика. Александр хотел тяжкими трудами укрепить тело, чтобы подготовить его к совершению добродетелей. Всю свою красоту, как было сказано, он скрыл под слоем угольной пыли. А тяжкий труд только помогал ему соблюдать заповеди.
Экитий уединился с Александром и подробно расспросил о его жизни. Затем передал угольщика своим помощникам и, дав им поручение, снова вернулся к собранию и с книгами в руках произнес проповедь о священстве, описав, какой добродетельной должна быть его жизнь. Григорий говорил долго, чтобы собрание не разошлось до тех пор, пока помощники святого не исполнят его поручение. Наконец, те вернулись и привели с собой Александра, который в бане смыл с себя всю въевшуюся в него черную пыль и был одет в облачение самого Григория (в этом и состояло его поручение).
Все смотрели на Александра, онемев от изумления. Святой же обратился к ним с такими словами:
— С вами ничего не случилось, и зрение вас не обманывает. Нельзя судить о добре только чувством. Чувство — обманчивое мерило сути вещей. Оно закрывает человеку доступ к сердцевине истины. И ничему так не радовался бы враг благочестия дьявол, как тому, чтобы этот избранный сосуд остался никем не замеченным и не вышел на середину собрания муж, который и сокрушит его власть.
После этих слов он рукоположил Александра предстоять Богу, по всем канонам передав ему благодать священства. Все еще не успели привыкнуть к новому батюшке, а тому уже пришлось произнести проповедь перед своей паствой. И первые его слова показали, что решение святого Григория оказалось не напрасным. Речь Александра, хотя и не была изысканна и цветиста, но преисполнена ума.
Один заносчивый юнец, гордившийся знанием аттикского диалекта, попытался было посмеяться над безыскусностью проповеди, сказав, что, мол, Александр не украсил ее искусными выражениями аттикского диалекта, но тут же был вразумлен чудесным видением — он увидел в небе стаю голубей, сиявших несказанной красотой, и голос сказал: «Это голуби Александра, а ты смеешься над ними».
4. Из жития преподобного МаркеллаБожественный Маркелл, родом из Апамии, пришел в так называемый монастырь Неусыпающих (его насельники день и ночь непрерывно славословили Господа), был принят, и через некоторое время игумен Александр облачил его в монашеское одеяние, но еще раньше до него был пострижен некий Яков, его давний знакомый. Так вот этот Яков ходил на уроки к Александру и был первым среди его учеников. Но довольно скоро Маркелл превзошел подвигами и добродетелями не только всех братьев, но и самого Якова, за что игумен весьма ценил его.
Очистив свой ум (от грехов), Маркелл стал провидцем. Он заранее был извещен о кончине своего наставника и о том что ему предназначено стать новым настоятелем, и опасался этого. Как это так, ему, еще совсем юному, придется начальствовать над старцами? А скорее всего из — за того, что он сам не хотел расставаться с любимым послушанием, которое доставляло ему большую радость, так как Маркелл был на удивление смиренномудр, он тайно, чтобы никто не заметил, покинул монастырь. Вскоре святой Александр умер, и все стали говорить, что игуменом нужно избрать только Маркелла. Но, ко всеобщему огорчению, его не было в монастыре, и никто не знал, куда он скрылся, и поэтому игуменом избрали Иоанна, человека почтенного и годами, и мудростью. Когда Маркелл узнал, что выборы прошли, то явился в монастырь и стал помощником Иоанна. Он был его правой рукой, делая очень много для правильного управления монастырем.
Как — то Маркелл уехал из монастыря, и на него стали наговаривать Иоанну. Некоторые заслуженные монахи удивлялись многому в этом человеке: и что он начальствовать отказался, и что на игуменский престол не покушался. Самые нерадивые из монахов, которые вовсе не понимали величия души Маркелла, начали говорить, что он избежал славы по своему тщеславию. Дескать, знал, что выберут Иоанна, и не хотел оказаться на выборах вторым, поэтому и ушел из монастыря.
Когда Иоанн услышал такие рассуждения, то решил преподать монахам урок, что не следует так легкомысленно судить о человеке, а заодно решил показать им необычайную высоту смиренномудрия, которой достиг Маркелл. Он сказал:
— Чада, мы должны судить людей по делам.
И ничего более не добавив, решил про себя: когда Маркелл вернется, поручить ему самое низкое из монастырских служений — присматривать за ослом. И как только тот вернулся, наставник в присутствии всех дал ему это послушание, которое казалось унизительным. Но Маркелл сразу показал все свое смиренномудрие: не только принял это поручение с радостью, но стал трудиться с ликованием и весело, и так тщательно исполнял свое служение, что считал его благодеянием для себя. Маркелл даже попросил письменно подтвердить, что впредь его не лишат этого послушания. Он ничего не говорил, но постоянно проявлял ревностное отношение к этому делу и настолько горячо исполнял его, что монахам пришлось долго и настоятельно просить Маркелла вернуться к прежним обязанностям ради братии и оставить этот тяжелый труд. Ведь нелепо было, чтобы столь великий муж, достойный начальствовать над умной паствой и премного ей благодетельствовать, оставался на самой скромной работе, которую может выполнить кто угодно.
